Алина потеряла дар речи, не могла даже кричать. Скрип тормозов, разбегающаяся по асфальту лужица крови. Девушка как сомнамбула подошла к распростёртому под машиной телу. Откуда-то доносились голоса, серена приближающейся скорой помощи, как-то оперативно появились гаишники и даже милиция.

— Я ненавижу тебя… — донёсся до неё хриплый голос Милы и глаза девушки закатились.

«Что делать? Как такое могло случиться?» — Алина в шоке смотрела, как тело подруги погружают на носилки.

— Я с нею, — произнесла она, когда её попытались остановить при попытке забраться в скорую.

— Кем вы приходитесь пострадавшей?

— Родственница, — произнесла Алина, слово «подруга» после происходящего застряло на языке.

Она тут же ощутила, как чьи-то руки подхватили её, помогая залезть в салон машины. Возле носилок суетился врач, кто-то подходил с вопросами, но она не помнила, что говорили или спрашивали. Суета возле приёмного покоя, капельницы, её отвели в сторону и усадили на скамью. Запах лекарств въелся в нос.

— Расскажите, пожалуйста, что произошло? — послышался рядом мужской голос.

Алина повернулась и тупым невидящим взглядом уставилась на стоящего рядом человека. Слезы застилали глаза, не давая рассмотреть корочку, которую он совал ей в лицо.

— Я… я не знаю… она хотела перескочить дорогу, оступилась и… — она разрыдалась.

«Это я виновата! Я!» — кричало сознание, — «Но говорить нельзя, ей это не поможет, а меня… меня…»

— Выпейте это, — кто-то протянул ей какую-то таблетку и пластиковый стаканчик с водой.

Вскоре появились родители Сергея и Милы, но в палату никого не впускали, а вызнавать что-то у Алины было бесполезно: девушка сидела, тупо смотря в одну точку, и ни на что не реагировала.

С той поры в скайп она не входила, только изредка пообщаться с сестрой и тут же отключалась, в игре её тоже больше не видели. Она уволилась с работы и полгода провела у постели лежащей в коме девушки. Чувство вины не отпускало, и каждый раз стоило уснуть, она слышала сквозь чьи-то голоса и завывания сирен, одну и ту же фразу: «Я тебя ненавижу…» и просыпалась.

— Мам, я с Серёжиными родными переговорила, им продать нечего, у них две квартиры, но обе в области, а их цена… сама знаешь, нам это не поможет. Я хотела тебя попросить, кое о чём…

— Ну и что ты задумала? Ты теперь что, совсем жить не будешь? Так и будешь просиживать всё время возле неё?

— Мам, на нас переоформят одну из квартир, переезжай туда, а оставшуюся от отца и твою я продам, ну и мы с Сергеем кое на что копили. Может что-то удастся сделать за эти деньги.

— Ты с ума сошла? Люди душу и органы готовы продать за хоть какую-то площадь, а ты всё распродать решила? — вскинулась мать. — Ты веришь в то, что ей помогут?

— Сейчас нет, но мы узнавали об условиях криогенного хранения. Наука не стоит на месте. Мам я не могу так, ей всего двадцать пять. Вся жизнь впереди… была… А потом наша ссора и она… на её месте могла оказаться и я.

— Не вешай на себя ответственность за чужие поступки, тем более сама же говорила, что она оступилась — это случайность.

— Случайность или нет, но я не могу мам. Мне спать этот случай до сих пор не даёт, а уже полгода прошло.

— Ладно, — вздохнула мать. — Если тебе от этого легче станет, то скажи, что я согласна, пусть оформляют квартиру, я перееду и дай бог, чтобы всё это было не зря.

— Спасибки, мамк. Я тебя люблю, — Алина чмокнула мать в щеку и, схватив телефон, выскочила из комнаты.

— Сама-то где жить будешь, дурёха, — едва слышно прошептала вслед мать.

Всё прошло успешно. Квартиры были проданы по хорошей цене, и удалось утрясти бюрократические вопросы с отключением от оборудования и заморозкой. Хватило и на оплату двадцати пяти лет хранения. Все надеялись, что к тому времени медицина сумеет помочь, главное скопить достаточно средств на то, чтобы оплатить услуги врачей.

Алине пришлось вновь выйти на работу. Жить приходилось в съёмной комнате в коммуналке, но девушка не жаловалась.

Но через год случилось то, чего никто не ожидал — произошёл сбой электроснабжения, не помогли даже резервные источники, в итоге все хранившиеся материалы были повреждены. Тело выдали для захоронения. В семье был траур, им пришло приглашение в суд, в результате выиграли немалую сумму, многократно превышавшую себестоимость затрат на бюрократические волокиты и оплату услуг, но деньги не могли вернуть Милу. Родные Сергея взяли себе лишь малую долю от суммы, а остальное осталось в распоряжении Алины и её матери.

Девушка купила квартиру, но жизнь стала бессмысленной и одинокой. Отношения с мужем после Алининых капиталовложений вроде наладились, но ненадолго. После похорон сестры, он вновь отдалился. Приходя домой, она вновь и вновь погружалась в мечты о ребёнке, несмотря на пройденный курс обследований и лечения, возможно из-за нерегулярности отношений с детками ничего не получалось, что и не странно — муж дома бывал всё реже и реже.

О разводе говорить Алина боялась, мешало чувство вины, тем более Сергей ей твердил, что любит и жить без неё не может и не хочет, но и с ней почему-то тоже. Не давал покоя страх, что муж что-нибудь с собой сделает после разрыва. Потерю последнего оставшегося в живых ребёнка, его родители явно не перенесут, да и она с таким камнем на душе, тоже жить не сможет.

Всё это было в прошлом, больше года назад закончились судебные тяжбы. Весной, не выдержав одиночества, взяла отпуск за свой счёт и рванула к мужу. Тогда она и встретила Диму, и впервые искренне пожалела, что несвободна. В августе поехала с подругой в отпуск, жизнь закрутилась. Опять он оказался рядом, гораздо ближе, чем она думала. Девушке не давало покоя то, что именно общение с ним, пусть и виртуальное, послужило причиной смерти Милы.

Взглянув на скайп, девушка поняла, что никогда ему не позвонит, и отключила ноутбук. Стряхнув оцепенение, накатившее вместе с воспоминаниями, Алина открыла окно и вышла на кухню. В шкафчике нашлась бутылка бренди.

— Ничего мне не будет, а потом… клянусь, что брошу курить! — пообещала она и чуть ли не залпом ополовинила содержимое ёмкости.

Опьянения она не заметила, просто захотелось спать. В комнате было холодно и всё ещё попахивало табаком. Закрыв окно, девушка зарылась в одеяла, в очередной раз с тоской подумав: «Как бы хотелось, чтобы кто-то тёплый был рядом, прижал к себе, обнял, погладил по волосам…» И так в мечтах, не заметила, как уснула.

Утро выдалось не из лёгких. Алина уже и забыла, что такое вставать в семь утра и вопреки прошлым привычкам трижды переводила будильник, оттягивая подъём. И встав за полчаса до выхода из дома, с круглыми глазами носилась по квартире пытаясь привести себя в порядок, но на работу всё же не опоздала.

Стоило ей появиться на заводе, как со всех сторон посыпались вопросы: «Где пропадала?.. Ты заболела? Что у тебя случилось…» Кое-как отбиваясь от любопытствующих она наконец-то добралась до своего кабинета и тут же понеслись звонки:

— Алечка, как хорошо, что ты вернулась! У нас тут аншлаг полный! Налоговая нагрянула, а недавно обновление какое-то в программе прошло, и отчёты не формируются, — запричитала зам главного бухгалтера.

— И вам здравствуйте, — перебила Алина женщину. — Можно я хотя бы компьютер загружу.

— Да, да, конечно, я подожду. Ты подключишься или так рассказать, что произошло? — не могла утихомириться ретивая работница.

— Ну и что же приключилось с вашими отчётами? — для приличия поинтересовалась Алина, подключаясь к терминалу.

— Ну, вот помнишь отчёт по НДС? Так вот, задаю период, как ты учила, выбираю тип документов. Жму сформировать. Он что-то шуршит, типа делает, а потом выскакивает окошко с ошибкой.

— Так что за ошибка то? — не выдержала Алина.

— Что-то там про компиляцию присоединённых форм. А что такое компиляция?

— Ой, Людмила Викторовна, вам это лучше не знать, не забивайте голову. В общем, я поняла в чём проблема, сейчас ресурсы переподключу и отзвонюсь вам.