Живет она, похоже, одна, однако овса закупает изрядно. Теперь он знал, почему. Какие еще секреты она утаивает? Пока есть время, надо обыскать комнату. Вдруг найдется какая-нибудь зацепка, которая поможет ему понять: кто они такие, эти женщины, и зачем явились в деревню.

Он обвел взглядом меблировку. Более удобная, чем то, что можно встретить в жилище простого крестьянина, но какая-то странная, смешанная. Стол со стульями старые, грубо сколоченные, а шкаф и комод с ящиками для хранения сработаны руками искусного плотника. На почетном месте напротив камина гордо, как трон, стоял стул с подлокотниками.

Александр открыл дверцы шкафа. На полках стояла деревянная посуда, замеченная в ее корзине, и несколько коричневых и белых кувшинов с узким горлышком. Мешочки с овсом и ячменем, соль. Обязательная Библия. Ничего неожиданного.

Сверху послышались перепады голоса. Она что-то читала. Молитву или заклинания? Сердце свело судорогой, а после оно окаменело. Из-за таких, как они — если эти две женщины и впрямь были ведьмами — у него больше не было матери.

Нежеланные воспоминания хлынули потоком, и остановить его не получилось. Проклятие женщины с улицы. Внезапная болезнь матери. Бессилие докторов. А потом…

Стиснув зубы, он рывком выдвинул ящик комода. Стопка постельного белья из небеленого полотна. Фартук. Полотенце. Обычные вещи.

Выдвинул второй ящик и замер.

Внутри лежало тончайшее, как паутина, кружево, много кружева. Чепцы, воротники, манжеты. Кончиком пальца он осторожно подцепил одну вещь. Мягкая. А какие затейливые узоры… Нечто подобное Александр видел на одежде богатейших дам и господ Эдинбурга.

А еще в кружевном гнездышке обнаружилась бело-голубая ваза, совсем маленькая, под один цветок. Расписной фарфор, творение делфтских мастеров. Как такое сокровище могло попасть в жалкий приграничный коттедж?

Услышав шаги, он закрыл ящик и повернулся к комоду спиной. Прямой вопрос о том, откуда у нее столь дорогие вещи, выдаст цель его поисков. Он начнет издалека.

Но когда Маргрет, озаренная теплым светом огня, появилась на лестнице, он впервые увидел ее по-настоящему.

И оторопел.

Ее чепец сбился на затылок, отчего волосы свободно разметались по плечам. Темно-каштановые, сияющие всеми оттенками красного, рыжеватого, бурого, они словно вобрали в себя цвета осенней листвы.

— Спасибо вам, — молвила она явно через силу и совсем не то, что он ожидал.

Он вопросительно приподнял бровь.

— За то, что помогли привести ее домой.

Он кивнул, зная, что его мотивы не заслуживают ее благодарности.

— Она спит?

Маргрет кивнула.

Теперь, когда она сняла шаль, он увидел, что ее платье, пусть подол и обтрепался от долгой носки, пошито из тонкой шерсти. Корсаж плотно облегал ее талию, открывая его взгляду округлости грудей, изгиб ее бедер…

Усилием воли он принудил себя поднять взгляд на ее лицо и попал в плен встревоженных — и таких непостижимых — глаз.

Не позволяй ей отвлечь себя.

— Часто с нею бывает такое?

Она отвела взгляд.

Не доверяет ему. Мудрая женщина.

— Время от времени.

— Насколько часто?

Оставив этот вопрос без ответа, она жестом обвела пустую комнату.

— Простите. — Отвернула глаза в сторону, на стул около камина. — Мне нечем вас угостить.

Он расслышал нотки сожаления. Словно когда-то в ее распоряжении были все доступные земные блага. Словно она привыкла к тому, что вокруг гостей должны хлопотать слуги, предлагая им финики, орехи и сыр.

Словно когда-то ее шкафы ломились от кружева.

— Ничего не нужно. — Не спрашивая разрешения, он сел на табурет за деревянным столом. Она присела напротив и подперла щеку ладонью — понуро, точно больше не могла сносить тяжесть этого дня.

— Когда… — Когда она стала одержимой? Вряд ли она ответит, но спросить было необходимо, и Александр спросил, сам не зная, кто задал этот вопрос: охотник на ведьм или осиротевший сын. — Когда это началось?

Не поднимая глаз, она мотнула головой и одновременно пожала плечами.

Он знал, что обязан надавить на нее, расспросить, как следует, выудить из нее все, и все же не представлял, чтобы та седовласая женщина, поносившая Дьявола, была способна призывать зло. В ее стареющем теле жила душа ребенка, который страшился темноты и вещей, видимых ею одной.

Он потерял мать, но и Маргрет потеряла свою, причем ей приходилось много тяжелее, ведь она была принуждена день за днем жить с ее лишенной разума физической оболочкой.

— Мне жаль, — вырвалось у него.

Не сумев совладать с порывом утешить ее, он тронул ее за плечо. Она вздрогнула под его ладонью, потом сбросила ее, выпрямляя спину. Ее странные очи настороженно заглянули в его глаза, и по его венам рябью понеслась сладостная дрожь.

Что она сделала? Наложила на него заклятие? Или это обычная мужская реакция на женщину?

Он отпрянул от нее, испытывая неловкость и проклиная свою слабость. Скоби предостерегал его от опасности угодить в западню сочувствия. Его задача — допросить ее, а не утешить.

— Я прошу вас, — произнесла она — спина прямая, глаза глядят на него в упор, — нет, я умоляю вас никому не говорить.

— Люди уже что-то подозревают.

— Но они не знают наверняка.

Подозрение порой может быть хуже правды. Но в чем она заключается, эта правда?

— Я не могу обещать…

Теперь она сама потянулась к нему и крепко сжала его руки, сложенные на неструганых досках стола.

— Пожалуйста. Если люди узнают, они подумают…

Он знал, что они подумают. Ведьма. Одержимая. То, что должен думать он сам.

— Но вы не можете прятать ее вечно. — Ее ладони окружили его руки теплом, словно удобные, разношенные перчатки.

— Я должна! Ее можно удерживать в спокойном состоянии только здесь, когда никого нет рядом. Вы же видели, что с нею стало, когда увидела вас.

Когда она приняла его за Дьявола. Для нее, впрочем, он вполне может оказаться таковым.

— Но она выкрикивала проклятия, взывала к Сатане.

Внезапно вспомнив, кто он такой, она отдернула руки и сложила их в молитвенном жесте.

— Она старая женщина, у которой помутился рассудок. Она опасна только для самой себя. Прошу вас, сжальтесь над нею.

Сжалилась ли та ведьма над его матерью? Нет. Но раскрыть ее существование и не предъявить обвинения нельзя. Сперва нужно получить неопровержимые доказательства.

— Я подумаю.

Она испустила вздох, и взгляд ее привычно опустился в стол.

— Вы прибыли сюда недавно? — О том, как и когда она появилась, он знал от Диксона, но хотел проверить, насколько она с ним честна.

Вместо ответа она опять неопределенно пожала плечами.

Александр сделал еще попытку.

— Что за семья жила здесь до вас? — Коттедж был непритязательным, но крепким и добротно сработанным, как и жилище священника, однако Годар, судя по описанию, не походил на человека, который мог бы хранить кружево.

Повисло молчание. Он терпеливо ждал. Она не отвечала.

— Коттедж стоял пустым, когда мы приехали, — дала она, наконец, ответ, который ничего ему не сказал.

— А где вы жили раньше?

— Раньше? — Это слово, казалось, напомнило ей о давно утраченной и почти забытой жизни. Она подняла взгляд вверх, точно ее воспоминания хранились под потолком.

Потом снова села с прямой осанкой и посмотрела на него в упор.

— А где жили вы, мистер Кинкейд?

Она скрывает свое прошлое. Почему?

— Близ Абердина. — Отец его был лэрдом, он — младшим сыном. Когда-то, давным-давно. — Но я много где побывал. Пока служил в армии. И учился в университете. В Эдинбурге.

Она вздрогнула, глаза ее округлились. Что-то связывает ее с Эдинбургом. Он подался вперед.

— Так вы оттуда? — Ему сказали, что она из Глазго.

Она встала.

— Вам давно пора возвращаться.

Александр проследовал за нею к двери. Он и впрямь задержался. Диксон, наверное, весь извелся от беспокойства, полагая, что его забрал Сатана.