Однако церковная историография, делая упор на религиозном и вообще культурном аспекте исторического выбора, не дает нам трезво оценить и чисто светский мотив, проявившийся в деятельности Александра. Который, кстати, был вполне очевиден давно для русских историков, в том числе и для Костомарова.

«Проницательный ум Александра, вероятно, понял также, что покорность завоевателю может доставить такие выгоды князьям, каких они не имели прежде.

До сих пор князья наши волей-неволей должны были разделять власть свою с народной властью веча либо подбирать себе сторонников в рядах народа. Собственно, они были только правителями, а не владельцами, не вотчинниками, не государями. Монголы, как по своим понятиям, так и по расчету, естественно, усиливали власть и значение князей за счет веча; легче и удобнее им было вести дело с покорными князьями, чем с непостоянными собраниями веч. Вот отчего все русские князья, побивши челом хану, получали тогда свои княжения в вотчину и власть их в большей части русских земель очень скоро подавила древнее вечевое право»33.

Уж кому-кому, а Александру не раз приходилось сталкиваться с вечевой демократией. Несколько раз новгородцы изгоняли его отца Ярослава за крутой нрав и насилие, и князь Александр с молодых лет подвергался тому же вместе со своим отцом. «В 1228 году, оставленный со своим братом Федором, с двумя княжескими мужами в Новгороде, он должен был бежать, не выдержав поднявшегося в то время междоусобья – явления, обычного в вольном Новгороде»34.

1255 год – изгнание сына Александра Василия из Новгорода. Александр силой заставляет вернуть его. «Это событие, несмотря на черты, слишком обычные в новгородском строе жизни, имело, однако, важное и новое значение в новгородской истории. Новгородцы выгоняли князей своих, иногда терпели от них и, забывая старое, опять приглашали, как, например, было с Ярославом, отцом Александра, но то делалось по новгородской воле, при обычном непостоянстве новгородцев. Не было еще примера, чтобы великий князь силой заставил принять только что изгнанного ими князя. Александр показал новгородцам, что над их судьбой есть внешняя сила, повыше их веча и их партий, – сила власти старейшего князя во всей Руси, поставленного волей могущественных иноземных завоевателей и владык Русской земли»35.

Когда мы говорим об историческом решении, сделанном Александром Невским, то надо все же четко отдавать себе отчет в том, что иным этот выбор быть попросту не мог. И не только потому, что де-факто этот выбор сделали за нас монголы или потому что Александр Невский осознал выгоды положения «правителя-назначенца», встроенного в монголо-татарскую властную вертикаль.

Выбор мог быть только таким, каков он представлялся естественным для русских людей. А естественным было сохранение своей идентичности, уже прочно связываемой с православием и еще одно немаловажное обстоятельство, которое, на мой взгляд, мы не незаслуженно не учитываем.

Дело в том, что по сравнению с кочевником русский человек мог осознавать свое культурное превосходство и поэтому, несмотря на подчинение силе, мы все же чувствовали себя «выше» завоевателей.

Что же касается Запада, то он как раз не мог взять нас силой, но навязывал нам свое мнимое культурное и моральное превосходство и предлагал перейти не просто в подданичество, но изменить все естество свое. В навязываемой нам системе отношений мы могли либо утратить идентичность, либо надолго стать людьми второго сорта.

Другое дело монголо-татары. Подчиниться грубой силе, еще не значит признать ее превосходство. Перед насильниками можно было раболепствовать, но само это физическое насилие давало нам основу для укрепления убежденности в нашем моральном и культурном превосходстве, вливало в нас дух противления, а значит и создавало условия для дальнейшего освобождения уже и физического.

Мы чувствовали себя выше дикого народа, а потому и нам было легче в отношениях с ним, чем со «спесивым и высокомерным» Западом.

Говоря об Александре Невском нельзя не отметить и еще одно любопытное для нас явление, характеризующее складывающиеся отношения между властью и обществом. «Митрополит Кирилл был во Владимире, когда узнал о смерти Александра; он так объявил этом народу: „Дети мои милые! Знайте, что зашло солнце земли Русской“, и все люди завопили в ответ: „Уже погибаем!“» 36

Этот вопль «Уже погибаем!» весьма характерен для политического самосознания русских людей, которые просто не мыслили себя в качестве самостоятельного субъекта при обустройстве своей жизни. Все держалось на воле князя, а потому с его уходом рушился целый мир, к которому уже приспособились и притерлись. И какой он будет после, было совершенно не ясно. И вопль сей слышится вплоть до дня сегодняшнего, когда губернские наместники раболепно несли к Кремлю прошения о продлении на еще один – третий срок правления Владимира Путина.

Вообще полемика по поводу роли Александра Невского в нашей истории имеет немало интересных поворотов. Один из них связан с оценкой состоявшегося выбора. Господствует мнение, что спасение нашей конфессиональной особинности в результате сделки церкви и Александра Невского с одним из врагов русских земель монголо-татарами (в пику другому врагу – католическому Западу) «по умолчанию» представляется как вообще наше национальное спасение и национально благо. А потому и православная церковь и ее верный слуга Александр Невский не могут оцениваться никак иначе, кроме как национальные спасители и герои.

При этом подразумевается, что не дай Бог мы бы повернулись лицом к Западу – то непременно сделались «холопами и быдлом» и наше национальное становление не состоялось бы. История действительно не терпит сослагательного наклонения, однако: как будто россияне не стали холопами и быдлом в своем собственном государстве «благодаря» именно сложившимся при монголо-татарах особенностям нашего государственного строительства!

Как будто в отличие от нас и намного раньше нас католический и протестантский Запад не создал именно гуманистическую цивилизацию, основанную на поддержании не только материального, но и духовного достоинства своих граждан. А Россия на протяжении всей своей послемонгольской истории даже в эпоху имперского величия не скрывала под блестящим имперским мундиром элементарную вшивость и беспросветную необустроенность обыденной народной жизни.

Не буду оспаривать, что оформилось Русское государство при деятельном участии Православной церкви и ее верных слуг, таких как Александр Невский. Однако не стоит обольщаться, что Россия являет миру лучший образец цивилизации и лучше воздержаться от героизации тех, кто шел «огнем и мечом» во имя того, в чем мы обретаемся по сию пору…

Мы есть, кто есть, и прошлое не выбирают. Я искренне люблю свою Родину, однако это не мешает мне видеть очевидное: беда не только российская, но и всего человечества в том, что мы и сегодня склонны делать национальными героями тех, кто уничтожал и своих и чужих исключительно по причине религиозных либо даже просто конфессиональных противоречий.

В этом смысле у человечества было бы гораздо больше оснований возводить в ранг межнациональных героев именно монгольских правителей за их веротерпимость, если бы за ней не скрывался обычный прагматизм завоевателей, которые нашли в церкви влиятельного союзника в стане врага для поддержания своей власти.

Однако, возвращаясь к сути проблемы, стоит сказать: она как раз в том и заключается, что мы должны избавиться от проклятия исключительности. Мы должны признать, что любой поход «на освобождение гроба Господнего» будь то во славу Христа, либо во славу Аллаха, в исторической перспективе ведет к Апокалписису и не может служить оправданием пролития крови и основанием для возведения в ранг национального героизма.

Не стоит забывать, что сегодня человечество уже имеет в своем распоряжении такую силу, которая возводит риск глобальной катастрофы в степень непредотвратимости.

Сознание групповой исключительности – признак духовной и интеллектуальной незрелости, признак ограниченного мировосприятия. Сама история человечества наглядно показывает, что одно из важнейших направлений духовного прогресса и движения к подлинной свободе и спасению – исключение исключительности и признание равноправия особенностей. Это в полной мере применимо и к формам реализации религиозного сознания.