– Как понравилась вашей светлости Англия?

– Слишком много женщин, – лаконично ответил важный уроженец Востока и спустился в свою каюту.

Молодой дипломат вернулся на берег в глубокой задумчивости. В тот же день вечером он явился в наш клуб и передал нам слова восточного гостя, и мы принялись обсуждать их.

Разве маятник качнулся слишком далеко в одну сторону? Верно ли краткое, но многозначительное замечание восточного жителя, человека, очевидно, очень наблюдательного и неглупого? Если подумать хорошенько, не окажется ли и в самом деле, что весь Запад отдан во власть «вечно женственному»? Посетитель с Марса или Юпитера, наверное, назвал бы нашу страну женским ульем, в котором скромно одетый мужчина держится при том лишь условии, чтобы он делал всю трудную работу и старался приносить как можно больше пользы. В прежние времена мужчина наряжался в дорогие цветные ткани и посещал зрелища один, без женщины; ныне же наряжается со всевозможной роскошью и красочностью женщина и посещает зрелища, которые устраиваются почти исключительно для нее. Одетый в неказистую, пожалуй, даже подавляющую своей простотою одежду, мужчина сопровождает женщину лишь для того, чтобы таскать за нею необходимые ей, по ее мнению, в театре вещи и подзывать ее экипаж. Среди трудящихся классов жизнь, по необходимости, остается примитивной; нравы жителей пещер сохранились во всей своей полноте среди обитателей фабричных кварталов. Но в высших и средних слоях общества мужчина, бесспорно, стал слугою женщины.

Помню, как-то раз в моем присутствии одна мать разъясняла своему маленькому сыну обязанности мужчины. В доме у них гостила маленькая племянница хозяйки. Дети, как водится, часто ссорились из-за игрушек и разных пустяков, и вот мать внушала мальчику, что он, как мужчина, обязан во всем беспрекословно уступать своей маленькой гостье. Если ей понравится что-нибудь из его вещей, то есть какая-нибудь игрушка или книга, то он должен сейчас же предоставить эту вещь в пользование девочки.

– Но почему же так, мама? – недоумевал мальчик.

– А потому что ты – мужчина, – отвечала мать. – На то ты и родился маленьким мужчиной, чтобы угождать маленьким девочкам; а когда сделаешься большим мужчиной, то должен будешь угождать и большим девушкам.

Долго толковала мать в таком духе, пока сынок не проникся ее идеями. И с той минуты, что бы ни делала девочка, что бы ни схватила и ни сломала из его любимых игрушек, какую бы из его лучших книг ни изорвала, – он храбро удерживался от желания отмутузить ее за это; напротив, даже всячески старался выразить, что его это нисколько не огорчает и он очень рад, что его дорогая кузиночка так славно забавляется на его счет.

Девочка всегда выхватывала у него из-под носа самые любимые его лакомства. Все ее шалости, иногда довольно серьезные, сходили ей с рук безнаказанно. Мальчика мать заставляла и учиться и кое-что делать по дому, но девочка все время только и знала объедаться фруктами и сластями, баловаться и озорничать. Наконец мальчик не выдержал и спросил у матери:

– Мама, неужели она может вести себя так дурно и никогда не делать никакого полезного дела только потому, что она девочка?

– Конечно, мой милый, – ответила мать. – Отчего же девочкам и не побаловаться? Мужчина должен работать и не смеет баловаться, а девочкам можно…

Современная женщина избегает всяких обязанностей. Хозяйством она не желает заниматься, называя это «домашним рабством» и чувствуя себя призванною к «высшей деятельности». Какую именно она подразумевает высшую деятельность – этого она не удостаивает объяснять. Несколько знакомых мне замужних женщин сумели убедить своих мужей в том, что вся суть их жизни в этой деятельности, поэтому они не могут оставаться с мужьями, а будут жить одни, самостоятельно. Покинув свои дома, они в компании с другими искательницами «высшей деятельности» основались в жалких бараках, очень мало отличающихся от меблированных домов в Блумсбери. Но искательницы высшей деятельности называют эти бараки «усадьбами» и «дворами» и очень гордятся ими. Эти искательницы не обременены ни заботами по хозяйству, ни даже слугами; они убеждены, что ничем не должны быть обременены.

Артемус Уорд повествует нам об одном человеке, который просидел в тюрьме двадцать лет. Вдруг его осенила блестящая мысль: он взломал окно и вылез из него. Так и мы, неразумные смертные, заключенные, бог знает сколько веков, в этом полном всяких неудобств и тревог мире и привыкнув к этим неудобствам и беспокойствам, думаем, что нет никакой возможности избавиться от них. Мы уверяем себя, что человек родился исключительно для тревог и что единственный способ облегчить себе наше существование в этой мировой тюрьме – это обращение к утешениям философии. И вдруг перед нами появляется современная женщина и начинает доказывать нам, что отлично можно обходиться без всяких хлопот и забот; стоит лишь забросить свои скучные дома, со всем их сложным устройством и громоздкой дедовской обстановкой, и перебраться в голые, сырые и промозглые стены «усадеб» и «дворов», – вот и вся недолга.

«Доктор не велит ее расстраивать». Она такая слабенькая и нежная; ее нужно беречь. В «усадьбах» и «дворах» она не будет расстраиваться; ну, и пусть живет в них. Быть может, и мы, глядя на ее пример, сумеем отделаться от всяких забот и треволнений домовитости?

Многим женщинам (по крайней мере, тем, которых я имею в виду) нужен «высший» образ жизни. Эти устремленные ввысь существа страшно обижаются, когда их попросят пришить хоть пуговицу. Разве для этого нет других женщин, специально назначенных и приспособленных Самим Провидением для таких низких, рабских дел? Они отделались от всяких низменных занятий, чтобы посвятить все свое время «высшим» задачам, вести «высший» образ жизни.

В чем же состоит их «высшее» существование? Одна из них пилит на скрипке, другая вяжет что-то крючком, третья изучает модные танцы. Неужели только в этом и состоят те «высшие» задачи, ради которых женщина требует освобождения от всех ее прямых обязанностей? И если так, то не угрожает ли нам эта их эмансипация от домашнего очага тем, что мы будем вынуждены бросать не только наши дома, но и все, что связано с домашним очагом?

Кроме того, когда с пути женщины будут устранены последние препятствия, то не окажется ли в мире чересчур много пилильщиц на скрипке, вязальщиц крючком и плясуний? И что станется тогда с миром? А может быть, «высшие» задачи современной женщины заключаются в чем-нибудь другом, действительно возвышенном? Почему же этого не видно?

Одна из моих знакомых дам состоит попечительницей приюта для беспризорных детей и секретарем комитета для приискания работы безработным. А у нее дома две прислуги, четверо детей и муж, и, кажется, она до такой степени привыкла к хлопотам и заботам, что не могла бы жить без них. Имея примером эту даму, могли бы и другие заниматься высшими делами, не бросая дома и семьи.

Современная женщина нашла, что дети мешают ее умственному развитию, поэтому всячески отделывается от них. Мужчина, пишущий поэмы, задумывающий и выполняющий картины, сочиняющий новые мелодии, разрабатывающий философские темы, – и все это среди житейского шума и суеты, среди тревог относительно завтрашнего дня, – с ужасом думает о том, что же это за новая женщина, слух которой так нежен, что для него нужно закрыть наглухо весь мир, чтобы этот мир своим шумом не беспокоил ее и не мешал ей в ее великих стремлениях.

Один из моих приятелей, оптимистически настроенный, уговаривает меня не ломать головы над этими вопросами, так как, по его убеждению, все распутается само собою и вернется на круги своя. В настоящее время женщина находится в периоде миросозерцания, обращенного на саму себя. Школьный период, со всеми его стеснениями, навсегда миновал для нее. Она покончила со скучными учебниками и уроками, простилась со скучными учителями и обзавелась своим собственным «ключом», – вообще, зажила свободно. Но для нее осталось еще много стеснительных условий, вроде необходимости возвращаться домой не позже полуночи, держать себя «с большим достоинством», и разных других «церемоний». Это ее раздражает, и она кипит негодованием. Это совсем не вяжется с ее убеждениями в том, что жизнь – не что иное, как длинная оргия всяких удовольствий и наслаждений, без малейших ограничений в прихотях. Но этот период скоро окончится и даже, пожалуй, уже оканчивается. Женщина сознательно выступит на арену действительной жизни, когда убедится, что и там есть серьезные правила, обязанности и ответственность, возьмет на себя посильную часть бремени мужчины и тем завершит свое предназначение.