Включив ноутбук, я быстро ответил на несколько давно висевших там писем — всего лишь вчера они представлялись мне сложными и требующими очень аккуратных формулировок, а теперь — совсем наивными и нуждающимися в простом, добром и даже юмористическом ответе. Как показал следующий день, практически во всех случаях здесь я попал в точку. Потом, вернувшись к одному из объёмистых отчётов, я отвлёкся и взглянул в окна, словно частокол, чередой идущие по противоположной стене. Над ними нависали большие кондиционеры, которые почему-то практически не работали во время летней жары, но зато сейчас постоянно выключались коллегами, так как неизменно извергали из себя потоки ледяного воздуха, даже если на пульте выставить значительный плюс. За пыльными стёклами, загороженными неприятно выкрученными и местами пожелтевшими вертикальными жалюзи, открывался неплохой вид на крышу, где, словно грибы на поляне, торчали массивные металлические конструкции с вентиляторами, неизменно брызжущими в окна влагой, отчего создавалось ощущение идущего, не прекращаясь, на улице дождя. Но на самом деле сейчас небо очистилось и приобрело бело-голубой оттенок, пропуская яркие солнечные лучи. Ветер, судя по всему, утих — да его никогда толком здесь и не было, даже на такой высоте. Наша крыша была одной из самых низких, и стоящие рядом здания надёжно загораживали её от непогоды. К тому же неровно выступающие по краям бетонные плиты создавали нечто вроде естественных навесов, где вполне комфортно можно было разместиться, укрывшись от дождя.

И тут я подумал, что неплохо бы продолжить рабочий день и эти скучные отчёты именно на крыше. Кроме того, ещё позавчера мне понадавали на сдачу целую горсть металлической мелочи, которая сильно оттягивала карман и неприятно упиралась в грудь. Вот и хороший способ развлечься — вполне можно между делом бросать монетки вниз на прохожих, так сказать, на счастье. И даже что-нибудь загадать — например: всё у меня будет отлично, если деньги упадут точно на голову десяти людям. Что-то по аналогии с небезызвестным Чижиком-пыжиком, на кепку которого я высыпал когда-то в Неву, наверное, не менее ста рублей, но самое большое достижение оказалось ударом по хвосту бронзовой птицы. Только насколько болезненным будет удар с такой высоты даже одной копейки, и сумею ли я разглядеть результат? Пожалуй, пока не попробуешь, толком и не узнаешь!

— Эй, посторонитесь-ка! — решительно сказал я и окружающие, кажется, снова синхронно вздрогнули, с беспокойством глядя на меня с таким видом, словно я сейчас превращусь в какое-нибудь Чудо-юдо и всех их кровожадно сожру. — Откройте там окно!

Только месяц назад начавший здесь работать совсем молодой суетливый парень, сидящий последним в ряду, подскочил и замер, схватившись руками за ручку, оглядываясь на коллег и словно прося совета — как будет лучше поступить. Но все молчали, просто не отрывая взгляда от меня и, кажется, боясь пошевелиться, чтобы не привлечь внимание именно к ним. Это почему-то мне напомнило поведение задиристых ребят, когда на детскую площадку приходил кто-нибудь постарше и грозно спрашивал, потирая кулаки:

— Ну, кто здесь из вас самый сильный?

Хулиганы мгновенно притихали и замирали, выглядя невинно на фоне сверстников и стараясь смотреть в другую сторону, чтобы не встречаться взглядом с тем, кто мало того что может побить, так ещё и уронить авторитет перед остальной малышнёй.

— Давай, открывай решительнее! — кивнул я и здесь почему-то вспомнил, что это единственная створка в ряде всех глухих окон по этой стене — очень даже удачное совпадение.

В помещение ворвался шум и свежесть улицы. Я отсоединил питание компьютера от сети, включил беспроводной режим Интернета и, миновав коллег, оттолкнулся ногой от пошатнувшейся батареи, оказавшись на подоконнике. Проём был узкий, и вылезать так было неудобно, поэтому я подозвал движением руки всё того же молодого сотрудника, вручил ему компьютер, спрыгнул с другой стороны и только потом забрал ноутбук назад.

— Мне можно его закрыть или не надо? А то дует, а я как раз под окном сижу, — робко промолвил паренёк и, на мгновение задумавшись, я ответил. — Просто прикрой, приставь с другой стороны коробку или ещё чего в таком роде. Но пока погоди — передай-ка мне стул!

Он метнулся к моему рабочему месту, но я остановил парня выкриком и показал в другую сторону. Было понятно, что разлапистое крутящееся кресло сюда явно не пройдёт, а вот стул для посетителей вполне пролезет, если его перемещать полукругом. Так мы и сделали, потом звякнуло стекло, и я мельком увидел слегка размытое и выражающее необыкновенное облегчение лицо коллеги, который придвинул по подоконнику кадку с небольшой пальмой и поспешил скрыться из виду.

Строго говоря, выходить на крышу было запрещено всем, за исключением охраны и разно рода комиссий, которые постоянно то проверяли пожарную оснащённость, то делали замеры излучений, то выясняли проведённое за компьютерами сотрудниками время. В самом конце нашего зала для этих целей имелась дверь, но она была всё время закрыта и мерцала только большой зелёной надписью «Запасный выход». Хотя непонятно — куда именно через неё можно было выходить, если ключей не было, как я понял, даже у охраны на этаже, а возможность выбраться куда-то дальше с крыши отсутствовала. Разве что просто прыгнуть вниз. Тем не менее те же пожарные комиссии почему-то рассматривали этот выход как очень правильный и перспективный в смысле спасения людей от пожара, который вполне здесь может вспыхнуть. Справедливым это можно было считать только разве из-за дыма. Как бы там ни было, я почему-то был уверен, что, во всяком случае, сегодня ни руководство, ни охрана не будут возражать против моего пребывания на крыше, и это замечательный повод воспользоваться такой возможностью.

Установив стул на самом краю крыши, который почему-то не был огорожен даже низеньким заборчиком, я убедился, что голову сверху надёжно прикрывает бетонный козырёк и, поставив на колени ноутбук, продолжил работу. Однако внимание здесь почему-то рассеивалось гораздо быстрее, чем в шумном офисе и в окружении людей. Возможно, пребывание на свежем воздухе, если так можно выразиться применительно к Москве, настраивало совсем на другой лад и, автоматически переписав несколько раз одну и ту же строчку отчёта, но оставшись ею по-прежнему недовольным, я полез в карман, достал оттуда кошелёк с мелочью и начал задумчиво перекидывать через дисплей монетки. Они ярко сверкали в солнечных лучах серебром и золотом, легко устремляясь вниз, где спешила бесконечная толпа людей. К сожалению, отсюда всё-таки было невозможно рассмотреть не только, куда именно попали деньги, но даже и проследить большую часть полёта. Монеты просто таинственным образом исчезали где-то между пятым и шестым этажами, хотя наверняка на самом деле оказывались там неразличимыми из-за своих малых размеров. В любом случае при такой плотности народа, на кого-нибудь, да такое счастье обязательно должно было упасть, и я не сомневался, что в любом случае деньги не пропадут. Ведь каждый раз по пути на работу я сталкивался с целой армией нищих, просящих тем или иным способом подаяние и ревниво рассматривающих всё, что лежит вокруг на асфальте или в урне. Уж у них-то ничего не затеряется!

Солнышко приятно припекало, и, когда запас мелочи иссяк, я прислонился к неровной кирпичной стене и закрыл глаза, полагая, что сейчас немного расслаблюсь и попытаюсь снова взяться за отчёт. Однако мой разум, кажется, сразу же потонули где-то намного глубже этих правильных и рациональных мыслей, швырнув меня на лавку в вагоне электрички, куда-то мчащей редких пассажиров. Громко хлопнули раздвигающиеся двери, и в вагон вошла сотрясающаяся в рыданиях женщина средних лет, в очках и мятом застиранном платке на голове. Почему-то я сразу подумал о прихожанках и вечной песне подать во имя Христа, однако ошибся. Незнакомка надолго замирала перед лавочками, нагибалась, оглядывалась, шарила руками по полу и причитала:

— Люди добрые. Никто не видел мои вещи? Никто?