Пробрался Петря во дворец Иляны Косынзяны, прошел двенадцать покоев и в тринадцатом нашел птицу в чудесной клетке. Птицу он взял, а клетку не тронул. Потом выбежал из дворца, вскочил на коня и во весь опор помчался восвояси.

Очень обрадовался боярин, когда Петря вручил ему птицу невиданную, схватил ее, а кучера на конюшню отправил.

Через неделю дочь боярская опять на конюшню заглянула, а там блестит что-то еще пуще прежнего. Кинулась она к отцу и кричит:

— Батюшка, а у Петри на конюшне что-то еще пуще прежнего блестит.

— Вели ему, чтоб ко мне принес.

Явился Петря перед боярином и показывает подкову золотую. А тот недолго думает и велит кучеру:

— Приведи ко мне коня, который подкову эту потерял, иначе не сносить тебе головы, лопух!

Закручинился Петря, слезы на глаза навернулись, и побежал к коню своему о новом горе поведать.

— Не кручинься, хозяин. Мы и коня найдем у Иляны Косынзяны. Под вечер в дорогу пустимся.

Как стало темнеть, оседлал Петря коня, пустился в дорогу дальнюю. Да ему не привыкать стать.

Стали они ко двору Иляны Косынзяны приближаться, а волшебный скакун и говорит:

— Конь, которого мы ищем, стоит в конюшне и горящие угли глотает, выдерни три волоска из моей гривы и брось на угли. Он вдохнет дым от горящих волос и не станет ржать, когда ты его из конюшни выводить будешь.

Петря послушался скакуна своего, все так и сделал, благополучно вывел из конюшни волшебного коня с золотистой гривой и привел его к боярину. Тот глаза выпучил от удивления.

Через неделю боярская дочь опять заглянула на конюшню и чуть не ослепла: такое там было сияние. Побежала она к отцу.

— Батюшка, у нашего Петри есть такие вещи, каких и в царском дворце не сыщешь.

— Вели ему, пусть несет их сюда.

Петре некуда деваться, несет боярину золотой платок.

Глянул мироед, диву дался, и велел кучеру:

— Ступай, куда хочешь, весь мир обойди, а приведи ко мне хозяйку этого платка, не то не сносить тебе головы.

Тут Петря совсем приуныл, побежал к коню совет держать.

— Не теряй надежды, хозяин, авось и с этим делом справимся.

Ночью оседлал Петря коня и опять пустился в путь ко дворцу Иляны Косынзяны.

— Петря, как войдешь ты в опочивальню Иляны Косынзяны, застанешь ее спящей. А у ног ее увидишь стакан питья волшебного и у головы — другой стакан. Выпей вначале тот стакан, что у ног, затем тот, что у головы, и силы твои удесятерятся. Тогда возьми ее с постелью, со всем, садись на меня верхом и в путь.

Петря тихонько пробрался во дворец, выпил оба стакана питья волшебного, поднял, словно перышко, Иляну Косынзяну вместе с ее ложем, вынес из дворца, вскочил на коня и припустил во все лопатки. Так и довез ее, не разбудив, до замка боярского. Тут он тихонько поставил кровать Косынзяны рядом с кроватью боярина, а сам ушел к себе на конюшню.

Наутро боярин проснулся и диву дался. Глядит не наглядится на Косынзяну, была она такой красивой, что с солнцем красотой поспорить могла бы.

Вскоре проснулась и Иляна, огляделась вокруг, все поняла и в сердцах закричала:

— Только Петря мог сыграть со мной такую злую шутку. Велите его позвать ко мне.

Мигом перед нею кучер явился.

— Вот что, Петря, ты убил моих дочерей, ты украл мою золотую птичку, ты увел моего коня волшебного. Мало тебе было этого, так ты и меня вынес из дворца моего, лишив меня покоя и радости. Теперь настал час и мне отыграться. Помни, коли не приведешь ко мне мой табун лошадей, что пасется на дне морском, не сносить тебе головы.

Побежал Петря к коню и передал приказ Иляны. А конь ему говорит:

— Пойди, потребуй у нее двенадцать телег смолы, двенадцать телег рогожи и двенадцать телег ряден.

Выслушала Иляна слова кучера и велела дать ему все, что просит.

Тогда конь велел Петре:

— Смажь мне спину смолой, положи рогожу, потом опять смажь смолой и положи рядно и так, пока не уложишь все, что есть на возах.

Петря уложил коню на спину все рогожи и рядна, так что тот стал с дом величиной. Потом сам залез на самую верхушку и в путь двинулся.

Долго ли, коротко ли они ехали, наконец добрались до высокого берега морского. А по берегу зияло много пещер, в которых можно было легко спрятаться.

— Ты, Петря, спрячься в одну из пещер и жди там, пока я не одолею жеребца со дна морского, — велел конь. — Коли удастся мне его одолеть, выходи, надень на него узду и в обратный путь поедем, а коли он меня свалит, гляди, не выходи, не то худо тебе будет.

Петря спрятался, а конь заржал так, что море всколыхнулось, и тоже укрылся за скалой. Тут со дна морского выплыл страшный жеребец, мигом обежал весь берег, но никого не увидел и опять кинулся в воду.

Петрин конь из убежища своего вышел, еще пуще заржал и опять скрылся. Снова выскочил из волн морских злой жеребец, дважды весь берег обежал, но никого не увидел и в море кинулся. Тут Петрин конь в третий раз заржал — горы всколыхнулись.

Выскочил жеребец, совсем разозлился, трижды весь берег обежал, землю копытами роет. Видит Петрин конь — устал жеребец изрядно. Только теперь он посмел выйти ему навстречу. Схватились они не на жизнь, а на смерть, грызут один другого зубами. Только Петрин конь живое мясо рвет, а жеребец — рогожку да дерюгу. Ясно стало Петре, конь его жеребца одолевает, тогда он и сам выбежал из засады и взнуздал пленника. Затем вскочил на коня своего волшебного и помчался в обратный путь, ведя жеребца в поводу.

Скакали они, скакали, да вот конь говорит Петре:

— Оглянись-ка, Петря, не увидишь ли чего за нами.

Петря оглянулся и далеко-далеко увидел что-то вроде стаи журавлей.

— Ну, что видишь?

— Никак стая журавлей летит за нами.

А это табун со дна морского за своим жеребцом бежал. Конь сразу догадался и говорит:

— Ну-ка стегни меня плетью разок, а жеребца стегни дважды да покрепче.

Так Петря и сделал и понеслись они пуще прежнего. Через некоторое время конь опять молвит:

— Ну-ка, Петря, оглянись, не увидишь ли чего.

Оглянулся парень и увидел что-то вроде стада овец.

— Ну, что видишь?

— Никак стадо овец нас догоняет.

— Ладно. Стегни разок меня плетью, а жеребца трижды, да покрепче, чтоб не плелся в хвосте.

И опять они мчались не переводя дыхания, пока конь не велел:

— Оглянись-ка, Петря, не увидишь ли еще чего.

Оглянулся Петря и увидел табун страшных лошадей. Мчатся за ними, землю едят.

— Что видишь, Петря?

— Большой табун страшных лошадей нас догоняет.

— Вот теперь стегни меня плетью дважды, а жеребца четырежды.

Петря послушался и погнал скакунов еще сильнее.

Иляна Косынзяна уже знала, что табун скоро прибудет, и велела загоны построить. Только Петря явился, она всех кобыл в загон загнала, а жеребца в конюшню поставила.

— Вот, — говорит Петря, — доставил я тебе табун.

— Но от меня все еще не избавился. Теперь подои кобыл, вскипяти их молоко в котле и искупайся в нем.

Видит Петря, что Иляна хочет во что бы то ни стало жизни его порешить. Никогда ему еще так горько не было. Пришел он к коню хмурой тучей, а конь его и спрашивает:

— Что с тобой, хозяин?

— Вот что Иляна велела мне сделать, — и все коню рассказал.

— А ты ступай к Иляне и попроси позволения, чтобы и я с тобой пошел, поглядел, как ты мучиться будешь.

Пошел Петря к Иляне и стал просить:

— Вижу, пробил мой час последний, и очень прошу тебя, позволь, чтобы конь мой верный при мне был, когда я дух испускать буду.

— Ладно, — согласилась Иляна.

Под вечер Петря залил загон, где стоял табун, водой. А ночью мороз ударил и кобылы в лед вмерзли по самые колени.

Утром Петря подоил их, вылил молоко в большой котел, а как стало оно закипать, вывел коня своего из конюшни и привязал к ушку котла.

Подул конь зимней ноздрей и молоко застыло, потом подул летней и отогрел его — точь-в-точь как вода в пруду летним днем. Петря искупался и вылез из котла жив и невредим. Увидела это Иляна и приказала: