Женщины вышли. Выпер пузо Папен. Хотел продолжить разговор, да ко мне подвалила клиентка. Сначала я уловил плотный запах перегара, затем увидел алкашку. Она протянула грязную серебряную цепочку граммов на восемь. Получив червонец, качнулась на кривых каблуках туфель. Папен отошел на свой угол. Из ларька показалась последняя его сожительница Тамара, вместе подались к Буденновскому ловить тачку. Хозяином участка остался я. Клиент не заставил себя ждать. Плотный лысоватый мужчина предложил тысячу долларов. Надо было бежать в рынок, перекидывать баксы богатым валютчикам. Своей капусты пока кот наплакал.

— Брат, — обратился я к нему. — Поторчи минут пять, сбегаю за деньгами.

— Не понял, — уставился клиент. — Ты, вообще-то, валютчик?

— Бабки кончились, — заторопился я. — Мигом.

— Сам в силах сходить на базар, — усмехнулся догадливый толстяк. — Не первый раз.

— Посмотри на время, — блеснул сообразительностью и я. — Серьезные валютчики разошлись, а я знаю, у кого взять пачку сторублевых купюр.

Лысый занял место. Фристайлистом-международником, я залавировал к центру рынка. Армяне еще не ушли. Под неприязненными взглядами задержавшихся русских, проскочил к Молодому:

— Штука баксов. По шесть десять.

— Мало, — поморщился тот. — По шесть.

На рынке брали дороже. Если мы давали по пять семьдесят за доллар, то внутри цена держалась пять девяносто. Продавали по шесть пятнадцать — шесть двадцать.

— Шесть десять, — не уступал я. — Сотки новые.

— По шесть, — отрезал Молодой. — На сегодня затарился.

Придвинулся отец, облокотился о стену рядом. Сына без присмотра он не оставлял.

— Пошли, — согласился я. — Клиент на моем месте.

— Сюда пригнать не мог?

— Видишь, сколько перехватчиков? Не довел бы.

— Тебе надо, ты и беспокойся, — вмешался отец. — Куда зовешь? Здесь рассчитаем.

— Уже объяснил, — вспыхнул я. — Других валютчиков полно.

— Твоя головная боль. Хочешь заработать — крутись. Что, в карман чтобы деньги падали?

— Тогда скажу, чтобы клиент подскочил завтра.

— Вперед, — на ходу бросил Молодой. Ко мне он относился с уважением, вызывая у отца вспышки ревности. — В следующий раз брать не буду.

Мужчина маячил на том месте, на котором я оставил. Рассчитав, Молодой подождал, пока отойдет, повторил слова отца в мягкой форме:

— Договорись и приводи. Сколько надо — клиенту, навар — тебе. Я на подлянку не подпишусь.

Об этом я знал. Среди валютчиков не было, чтобы свои кидали своих. Удерживал неписанный закон рынка, а проще, каждый трясся за место. Впрочем, еще при ваучерах, тщедушный еврей Акула собрал с ваучеристов около пятидесяти тысяч долларов и смайнал. Через несколько месяцев похожий на менялу труп нашли на дне вонючего Темерника. Он или нет — кто бы в то веселое время разбирался. Ходили слухи, мол, жиденок заранее купил билет до Израиля, потом начал проворачивать дело на базаре. И привет Родине. Позже так поступит Красномырдин. Но сумма сбора будет куда меньше — около десяти тысяч баксов. Кроме того, Родина у него была одна. Передвинув сумку на живот, я просеял толпу. Мимо едва не проскочил темно-русый парень.

— Эй, что у тебя? — окликнул я его.

Притормозив, тот вынул из кармана сверток. Выложил на ладонь несколько серебряных монет. Я передвинул их с места на место. Это были русско-польские, русско-финские деньги времен Николая Первого. Жила Россия. Теперь даже паршивая моська без килограмма природных ресурсов старается облаять много веков родного слона. Двуглавый орел Российской империи расправил крылья на всю площадь монеты, зажав в хищных лапах символы державной власти. Я перевернул кружок на другую сторону. Три четвертых рубля равнялись пяти польским злотым. Два злотых — тридцати российским копейкам.

— Сколько хочешь за все? — небрежно спросил я.

— Сколько не жалко.

Вытащив страничку карманного каталога, я нашел цену монет в долларовом эквиваленте. Теперь все измерялось в баксах. Забрав деньги, парень подскочил к старой казачке из Недвиговки — ныне Танаис — торговавшей разбавленным водой украинским спиртом по семнадцать рублей за пол-литра. Прихватив пару пузырей, вмялся в подгромыхавший трамвай. Бывшая атаманская внучка, семидесятивосьмилетняя Мария Андреевна бросила потеплевший взгляд. Пробавлявшаяся кульками редко трезвевшая Света помахала ручкой. Ощерилась гнида по другую сторону, тоже промышлявшая водкой. Бывшая холопка, волею судьбы ставшая женой известного хирурга, готовая предать и продать любого, лишь бы товар брали у нее. Андреевна и Света стеснялись нового при демократии ремесла. Эта кидалась на каждого подходящего мужчину. Когда водка оказывалась разбавленной, шестидесятилетняя стерва пальцем тыкала налево и направо, лишь бы отвести угрозу от себя.

Ближе к вечеру подошел Призрак. Я заметил шагающую враскачку фигуру за трамвайными линиями. Перед этим утробно рыкнул на площади между разукрашенными заграничной пластмассой ларьками навороченный джип «Чероки».

— Как дела? — бригадир протянул увесистую крестьянскую ладонь. — Никто не доставал?

— Обживаюсь.

— Если что, зови пеших. Они предупреждены.

— Один высказался, если будут убивать на месте, никто близко не подойдет.

— Слышал. А ты не спорь.

— Они намекали на отстежку за охрану.

— Никаких подношений. Ты в команде. Есть работа?

— Слабо, — я сплюнул в сторону. — Вечером с большими суммами только сумасшедший может подскочить.

— Подваливают? — насторожился Призрак.

— Если случится, менять будет некому. Ребята расходятся в три — четыре часа.

— А в центре? Мне сказали, там взялись торчать допоздна.

— Один Красномырдин. Гена еще с Татарином. Те по настроению.

— Если начнут пристраиваться зайцы — гони. Шеи буду сворачивать, — подвел итог бригадир. — Пусть идут сдаваться. Подходил кто?

— Нет, — соврал я.

Только что ушел Дейл, как Наполеон, скупавший неликвидные баксы… Но своих закладывать не имело смысла. Всегда дожидались, когда возьму я, потом начинали торг. Добавил:

— Два кавказца пристраивались. Поставили дуру торговать фруктами, сами намерились скупать валюту. Я предупредил, потом со своими разбросал ящики.

— Отлично. Пойду проверю, что на рынке. Скоро подселю к тебе корешка. Вдвоем будет веселее.

— Мне одному не скучно, — буркнул я в жирную спину бригадира. Тот не обернулся.

На участке перед магазином появились дворники с метлами. За день мусор убирался раза два. Не успевали мастера чистоты уйти, как граждане России принимались заново загаживать относительно чистый асфальт. Среди подвязанных фартуками женщин выделялась фигурка Нали, выпивающей девушки лет двадцати трех, матери — одиночки. Сейчас она сияла как стеклышко. Подловив лукавый взгляд из — под выбившейся пушистой пряди, я вскинул руку. Она не раз прибивалась. Но иметь дело с мечтающей выпить еще подружкой я не горел желанием.

— Как идут дела? — сняла она платок. По ключицам, опоясанным плечиками легкой кофточки, рассыпались каштановые волосы. — Не спеша или нормально?

— Не жалуюсь, — облапил я девушку за талию. — Как насчет совместного отдыха?

— Никак, — брызнула смехом Наля. Вывернувшись, добавила. — Я сегодня плаваю.

Пошла к своим, покручивая обтянутой брюками круглой попой. Я подумал, что хорошая мысля приходит опосля. Почему бы не трахнуть эту дрянь, когда предлагала сама. Сунул бы нос в подушку и сделал свое дело. В следующий раз шансов заиметь трезвую было бы больше.

— Я пошутила, — обернувшись, подмигнула Наля. — После работы навещу. Ты как всегда?

— Я подожду.

Чем прекрасен Ростов, так это тем, что договориться можно без долгих объяснений. Не прошло получаса, как мы ехали в автобусе. Я слушал рассуждения женщины о том, что она решила завязать, взяв пример с жителей развитых стран. В Америке пьют одни ниггеры и латинос. Белые люди даже не курят. Занимаются бизнесом, в отпуска раскатывают по странам мира. Жаль, на раскрутку дела нет денег. Она-то знает, с чего начать. Я рассматривал карие глаза, чуть горбатый тонкий нос, капризные губы, за которыми сверкали белые зубы. И не жалел о деньгах, которые придется отстегнуть утром. Образ Людмилы с неприятным багажом из череды любовников задвинулся далеко.