— Можно воспользоваться телефоном?

— Надумал пожаловаться на тяжелую жизнь? — усмехнулась Татьяна.

— Желаю спросить, кто из друзей примет.

— Кому ты нужен. Обосрался кругом, а строит крутого.

— Я поверил тебе.

— Звони. И волен уходить на четыре стороны.

Все оставил бабам. Обувал, одевал, кормил. Пахал, возил. И бил. За то, что тащил воз один. Сам кобелем обнюхивал всех подряд, им взгляда не прощал. Может, потому и обнюхивал, что, как тот горец, имел право. Теперь, вроде, не за что зацепиться, да на полную катушку. Полистал страницы записной книжки. Дочь отмел. Пустит, но стерпеть ее равнодушия не мог. К сыну некуда. К Даньке сам не пойду. Сосед ответил, чтобы приезжал. Товарищ тоже. Кум сначала спросил совета у своих, потом просветил, никто из родных не против. Татьяна молча внимала переговорам. Оставалось собрать вещи и сматывать удочки из негостеприимной квартиры, в которой у каждого помеченный кошачьей мочой свой угол. Один зал общий, но и он описанный всеми. Мать Татьяны и сын родились в год Кота. Куда мне, откровенному лосю. Да любовница Змея.

— Договорился? — дожевывая печенье, спросила пассия.

— Начну укладываться, — задавливая обиду на женщину, одновременно испытывая чувство благодарности к знакомым с друзьями, встал я из-за стола. — Пусть вещи полежат в гараже. Я заплачу. Спасибо за все.

— Пожалуйста. Но ты никуда не пойдешь, — поднялась и Татьяна.

— Почему?

— Я не пущу…

На рынке Сникерс встретил усмешками. Издевался весь наш угол.

— Опять на бандитскую пулю нарвался. Она мимо летела, а он схватил.

— Нормальный бы уклонился, писателю до всего дело.

Может, ребята были правы. Не рванул бы пешком на пять тыщ как на пятьсот в дождливую погоду, глядишь, пронесло бы. Или надыбали кого бомбануть вместо меня. Папен кривился, но осторожничал. Приблизился белобрысый начальник уголовного розыска. Подал руку, поцокал языком.

— Прими мои сочувствия, — поправляя фуражку на лобастой голове, поморгал он светло — голубыми глазами. — Начинай работать по новой, приходи с утра. Вряд ли удастся вернуть хоть что-то.

— Квартиру продал, — машинально информировал я.

— Квартиру…, - оперативник немного опешил. Шагнул вдоль стены из магазинов, бросив через плечо — Работай.

Через пару дней выразил сочувствие начальник милиции базара. Друзья с любопытными товарищами куда — то подевались. Призрак разве что навострился при словах о проданной квартире.

— Зачем надумал идти пешком через город? — Застриг он черными глазами. — Следы надо заметать.

Лишь Бандера криво усмехнулся:

— Теперь ты волен крутиться на любой сумме. Ни одна собака не тронет.

— Почему? — спросил я.

— Откупился, — посопев, разъяснил. — Моли Бога, что получилось именно так. Замочили бы, не ты первый, не ты последний. Сам говоришь, свинья старалась заточкой попасть. Сколько ребят на том свете.

— В милиции заставили написать заявление. Как думаешь, выйдет что — нибудь?

— Залупа конская вывалится, — зло отреагировал Бандера. — Пару раз вызовут, якобы для дачи новых показаний, потом закроют в сейф с «глухарями». Если и надыбают, постараются растормошить сами. Блин, как из детского сада.

— Рука бы не дрогнула, если со стороны властей нулевая реакция.

— Руководство не трожь, они при деле, — хохотнул Вадик из бригады Меченого. — В отношении беспредельщиков и я с удовольствием бы нашарил под прикладом «калаша» спусковой крючок. А лучше из подствольника, чтобы говно по пашне расшлепалось. Все удобрение.

Наконец, случайно узнал, что продается недорогая квартира в нашем районе. С ванной, про которую забыл, разменяв трехкомнатные хоромы на однокомнатную с туалетом и кухней едва не совмещенными. Но какой бы маленькой сумма ни была, не доставало тысячи долларов. Неожиданно Татьяна пошла навстречу. Договорились, сдам акции «Газпрома», сразу верну долг. Бумаги перли как на дрожжах. Настроился отнести их на той же неделе, да выпали очередные праздники с выходными. Но риэлтерские конторы функционировали. Обусловился с хозяйкой о встрече. Сделка состоялась. Нашел грузовую «Газель» и отчалил на новое место жительства, благодаря Бога, что дал возможность не оказаться на улице. Господь мог распорядиться по иному. Полмесяца, проведенные у Татьяны, показались хуже пятнадцати суток на Семашко. Впервые понял, что большая жилплощадь, город с миллионным населением, не спасут, если человек воспринимает другого с первобытной неприязнью. До переезда к пассии казалось, что окружающие относятся ко мне с некоторым чувством юмора. После встревожился за пошатнувшееся было чувство собственного достоинства. Исходя из приобретенного опыта, в одно из посещений любовницы предложил расстаться.

— Ты мне тысячу долларов должен, — воззрилась Татьяна. — Или решил, что подарю?

— Подарков от женщин не приемлю, — сказал я. — Как только закончатся вечные праздники, сдам акции и рассчитаюсь. Надеюсь, сомнений нет.

— С чего решил расстаться? Если с матерью не смог найти языка, это ваши проблемы. Я готова бросить все и переехать к тебе. Мне тоже надоело быть вечной служанкой. Заработок три тысячи, на шее сидеть не буду.

— Левые на сына с матерью будешь расходовать? — впервые зло подковырнул я. — А меня заставишь пахать в полный рост. Учти, я задерживаться на рынке не собираюсь.

— Доходы кроме зарплаты пусть тебя не касаются, — в глазах Татьяны вспыхнули искорки раздражения. — Мать с сыном я не брошу.

— Конечно, я не газовик. С ним было бы по иному.

— Да, с ним другие расклады. Семнадцать лет были вместе, по десять раз на день созванивались. Десять лет при встречах только целовались. Многие этим похвастаются? Отпуска проводили вместе, территорию бывшего Союза объездили. Летом на море каждые выходные. Если бы позвал, бросила бы всех. Поздно, молодая любовница. С ребенком…, - у Татьяны от обиды задрожал подбородок. — У нее нижняя губа отвисает, словно заячья. Вот так…

— Красивая жизнь, о ней мечтает любая женщина, — пропустил я застарелые стенания мимо ушей. — Попробуй еще, глядишь, не все потеряно.

— Измены не прощу, — не согласилась подруга. — И после тебя ему делать нечего. Встретились бы до него, в его сторону не обернулась бы.

— Так была озабочена?

— Мы занимались любовью всего раз в неделю. Даже не подозревала, как это может быть приятно. Вы разные. Ты лучше.

— Верится с трудом, — хмыкнул я.

Я долго молчал, оглядывая не заставленное мебелью помещение. В окно были видны голые деревья с раскиданными кронами. Как перед балконом Татьяны. Даже сороки с грачами, горлицами на ветвях. Летом, наверное, детского садика внизу видно не будет. Дальних девятиэтажек точно. Их закроют пирамидальные тополя. Жаль утраченных баксов. Можно было бы сделать конфетку. Впрочем, излишества нам ни к чему. Нужно думать о том, как продать акции «Газпрома», чтобы после отдачи долга осталось и себе.

— Разные мы люди, — отчертил я черту. Красивая Таня, очень, даже на юге. Ласковая, рассудительная. Воспитанная? Нет, вымуштрованная под одного из любимцев коммунистической партии. Деревенского мало, хотя бы потому, что, как Зоя Космодемьянская, слова лишнего не скажет. — Давай-ка расставаться. Я говорил, что назад не возвращаюсь.

— Посмотрим. Новый год, надеюсь, встретим вместе. Родных с подругами я обзвонила.

— Не против. Делов не впроворот. Какие бабы…

Акции сдать оказалось не просто. После напридуманных Ельциным с командой к прежним праздников, они упали в цене больше чем в два раза. Если месяц назад я мог получить три с лишним тысячи долларов, то сразу за победными реляциями едва набегала тысяча. Попросил Татьяну об отсрочке в надежде на подъем на прежний уровень. Та согласилась с неохотой. За две недели цена скатилась до двенадцати рублей за акцию. Я понял, что ловить нечего. Снял золотую цепочку плетения «Кайзер», на которую положил глаз сынок пассии. Бросил на чашу весов перстень, еще несколько игрушек. Это была капля в море. Расстался с золотом по одной причине, для укрепления пошатнувшегося доверия.