И до Ермака — в XIV, XV и XVI столетиях русские воинские люди бывали в Сибири, брали там ясак, проповедовали Христову веру. На какое-то время сибирские татары оказывались даже в вассальной зависимости от Москвы, притом задолго до Ермака. Но все эти временные достижения не принесли России никакой пользы, помимо репутации сильного и упорного противника. Совершенно так же и Ермак, попытавшись закрепиться, привести бескрайнюю землицу сибирскую под руку московских государей, нисколько не преуспел. На протяжении нескольких лет казачий богатырь играл роль потрясателя Сибири. Он вышел в поход при Иване IV, пережил грозного царя и погиб в 1585 году, уже при Федоре Ивановиче. Саваном для его тела стали воды реки Иртыш. Русское дело в Сибири пало. Хан сибирских татар Кучум и иные местные правители воспрянули духом.
И вот тогда люди с негромкими именами, люди, не называемые на страницах учебников, повели планомерное наступление на Сибирь.
Всё это были дворяне из семейств, более или менее известных в Москве. Провинциальный «выборный сын боярский», мещовский помещик Иван Алексеевич Мансуров добился первого действительного успеха — срубил «Обский городок» и отбился от наседавшего неприятеля. Именно этот человек с куда более скромной биографией, нежели Ермак Тимофеевич, сделал все, как надо, — дал русским силам форпост. А уж зацепившись за него, легче было двигаться дальше.
Вослед Мансурову пошли Иван Никитич Мясной, Василий Борисович Сукин[40], Даниил Даниилович Чулков. Тульский помещик «выборный сын боярский» И.Н. Мясной должен был считаться опытным военачальником: он хаживал в походы, возвысившись до чина воинского головы, сидел в Орле вторым воеводой. Иными словами, Иван Никитич получил практический навык командирской работы на высоких постах. Д.Д. Чулков — другой туляк, служивший «по выбору». Все они оказались в дальних краях во главе русских войск, шедших против сибирских татар, по всей видимости, из-за опалы, под которую они могли попасть, ввязавшись в острую политическую борьбу при дворе. Перед отправкой на восток Сукин и Мясной попали под арест, а Чулков даже отведал тюремного заключения{64}. Возможно, все трое оказались под ударом, когда из Москвы выводили «худородных выдвиженцев» прежнего монарха. Совершенно ясно, что геройство на сибирских просторах оказалось для них своего рода искуплением, платой за право вернуться назад и продолжить службу в столичных условиях. Как минимум В.Б. Сукину это удалось.
Первые двое и воздвигли острог, из которого поднялась Тюмень. В 1586 году на реке Тюменке, притоке Туры, строится деревянная крепостица. От нее сейчас ничего не осталось, впрочем, как и от всех наших рубленых крепостей XVI столетия. Но именно из этого истока выходит полноводная река исторических судеб полумиллионной Тюмени. Д.Д. Чулков основал крепость Тобольск (1587) и пленил татарского правителя Сеид-хана. Потом, через много лет, Тобольск станет столицей Сибири, обзаведется мощным каменным кремлем… А изначально это было такое же маленькое, на скорую руку рубленное укрепление, как и многие другие опорные пункты России тех времен, поставленные на опаснейших направлениях.
Что ж, трое опальных дворян, выполняя правительственную волю, заложили основу для необратимого движения русских отрядов к Тихому океану, для завоевания Сибири, расселения там русских людей и распространения христианства. Честь им и слава.
И произошло это при тихом, богомольном царе Федоре Ивановиче. Без «широковещательных» и «многошумящих» манифестаций, коими столь богато предыдущее царствование. Произошло в годы, когда во главе России стояло разнородное аристократическое правительство, занятое междоусобной борьбой.
Политический курс первых лет царствования Федора Ивановича отличался мудростью и взвешенностью. Россия не могла продолжать упрямое наступление против коалиции сильных соседей, столь дорого стоившее ей при государе Иване Васильевиче. Полки и финансы страны были растрачены без пользы. Ныне следовало защитить то, что еще оставалось под рукой, накопить силы для возобновления масштабной борьбы в будущем. И «аристократическое» правительство возобновило старинную стратегию, несколько ослабевшую в государственном обиходе на протяжении последнего десятилетия правления Ивана IV, — стратегию закрепления русских позиций строительством крепостей. Новые укрепления возводились повсюду и везде. И там, где ждали наступления врага, и там, где политические интересы России требовали ее собственного наступления. В первом случае города выполняли роль опорных пунктов оборонительной линии. Во втором — являлись базами для стремления вперед. В обеих ситуациях новые крепости играли роль своего рода «русских островов» посреди «неприязненного» окружения. Хорошенько усвоив этот курс, Борис Федорович Годунов, когда станет единоличным правителем, продолжит его.
Остается подвести итоги. На протяжении 1584—1586 годов, имея формальное старшинство в московском аристократическом правительстве, Борис Федорович Годунов наделе не играл роль единоличного политического лидера. Страной правила целая группа людей, состав которой постепенно изменялся. Положение Годуновых с союзниками не являлось прочным. Творцов у политического курса и политических достижений того времени было несколько. И общими усилиями они смогли сделать на диво много. Московское государство осталось в результате их государственной работы со значительными приобретениями, а главное, благополучно пережило тяжкий период разорения, неустройства и нестабильности.
Выдающийся знаток Московской державы и лучший биограф Б.Ф. Годунова Сергей Федорович Платонов писал: «Борис вступил в правительственную среду и начал свою политическую деятельность в очень тяжелое для Московского государства время. Государство переживало сложный кризис. Последствия неудачных войн Грозного, внутренний правительственный террор, называемый опричниной, и беспорядочное передвижение народных масс от центра к окраинам страны расшатали к концу XVI века общественный порядок, внесли разруху и разорение в хозяйственную жизнь и создали такую смуту в умах, которая томила всех ожиданием грядущих бед. Само правительство признавало “великую тощету” и “изнурение” землевладельцев и отменяло всякого рода податные льготы и изъятия, “покаместа земля поустроится”. Борьба с кризисом становилась неотложною задачею в глазах правительства, а в то же время и в самой правительственной среде назревали осложнения и готовилась борьба за власть». Однако вывод С.Ф. Платонова звучит не вполне справедливо: «Правительству необходимо было внутреннее единство и сила, а в нем росла рознь, и ему грозил распад. Борису пришлось взять на себя тяжелую заботу устройства власти и успокоения страны. К решению этих задач приложил он свои способности; в этом деле он обнаружил свой бесспорный политический талант и в конце концов в нем же нашел свое вековое осуждение и гибель своей семьи»{65}. Что ж, как высший администратор Борис Федорович и впрямь получил под руку сильно расстроенное хозяйство. Он приложил все усилия к исправлению беспорядка и восстановлению сил оскудевшей земли, а потому и его очевидная заслуга видна в том, сколь положительным оказался общий итог царствования Федора Ивановича[41]. Стоит как минимум согласиться с С.Ф. Платоновым в общей позитивной оценке трудов Бориса Годунова как государственного деятеля. Последние годы грозненской эпохи принесли поражения от поляков и шведов, запустение многих земель, бунты на восточных окраинах, безлюдье в центральных областях державы. События 1584 и 1586 годов показали, как легко поднять людей на бунт — хотя бы и в столице страны. Ситуация, чреватая внутренним взрывом и началом новой тяжкой войны с недоброжелательными соседями, предполагала необходимость постоянно, изо дня в день, вести огромную административную, дипломатическую, военную работу. Корабль «Россия» получил столько пробоин и так слаб оказался его экипаж перед лицом большой бури, что крушение могло случиться в любой момент. Удержать его на плаву, а заодно и отремонтировать все, что позволяют средства, — вот задачи, продиктованные здравым смыслом. Но их решение стоило титанических усилий. Государству требовался политик большого ума и железной воли. Оно его получило в лице Бориса Федоровича Годунова. Однако при всем том на протяжении первых лет царствования Федора Ивановича страной управляла целая плеяда блестящих державных деятелей, а не один только Борис. Не являлся он политическим «гарантом» внутреннего единства и силы, о коих пишет С.Ф. Платонов. Сначала Годунов олицетворял собой не более чем внутреннее единство и силу одной из придворных группировок.
40
При Иване Грозном Сукины поднялись высоко. Один из них даже удостоился боярского чина. «Родословной» фамилией Сукины не были, но думные чины получали неоднократно. Иначе говоря, для Москвы XVI в.
B. Б. Сукин был фигурой на порядок более заметной, нежели казачий атаман Ермак. Василий Борисович, кстати, еще при Иване IV получил «дворовый» чин стряпчего, позднее дослужился до чина «московского дворянина», а затем стал думным дворянином, то есть достиг высокого служебного статуса — заметно выше, чем у того же И. А. Мансурова.
41
Чего нельзя сказать об итоге царствования самого Бориса Федоровича. Но оценки его как монарха, а не как «невенчанного правителя», выходят за рамки книги.