Поначалу тут и вправду было на что посмореть: Робин ел слишком неаккуратно, как самый настоящий дикарь, и выглядел, скорее всего, очень нелепо. Как он ни старался, но вилка и ложка в самый неподходящий момент всё равно умудрялись выскальзывать из его рук. Кроме того, пациент иногда забывался и хватал котлеты или рыбные рулетики голыми руками. В самые же первые дни Робин был ещё настолько дик, что даже суп или кашу порывался зачерпнуть ладонью. Но так продолжалось недолго: он изо всех сил старался выглядеть прилично и прилежно постигал правила поведения.

И всего лишь за несколько дней беглецу удалось усвоить приличные манеры. Это было не так уж и трудно, тем более что Санитар Лоиз поучал своего подопечного при каждом удобном случае. Мысленно Робин так и называл Наставника — «поучителем».

Кроме Лоиза и Робина в столовой почему-то никогда никого не было, по крайней мере, в то время, когда Робин там находился. Позже Лоиз пояснил, что эта небольшая и очень скромная на вид столовая принадлежит только Изолятору. Тут Робин догадался, что его палата с жёлтыми стенами и есть тот самый Изолятор, к которому относится и обеденный зал.

Честно говоря, пациент не испытывал особой симпатии к Лоизу уже хотя бы потому, что четыре раза в день Санитар приходил делать беглецу очень больные уколы. После уколов Робину приходилось долго отлёживаться на кровати, чтобы прийти в себя. Конечности ног немели, во рту пересыхало, и, кроме того, очень сильно болел живот. Через несколько минут эти неприятные ощущения проходили.

Сысоя Робин видел гораздо реже — всего по разу в день. Старик учил пациента читать. Иногда бывшего отщепенца посещало странное чувство, будто он вовсе не изучает науку чтения заново, а просто повторяет то, что когда-то давно знал, но почему-то совершенно забыл. Как и где он приобрёл умение читать и почему однажды совершенно утратил этот навык, Робин не знал. Ясно было только одно: без помощи Сысоя ему ни за что не удалось бы вновь овладеть чтением. Это было ясно уже из того, что сначала он не только не мог прочитать по слогам самые простые слова, но не мог вспомнить даже названия букв.

Сысой не казался Робину таким бесчувственным и прямолинейным, как Лоиз. Наоборот, учитель чтения, в отличие от Санитара, часто улыбался, а порой весело хохотал, обнажая почти все уцелевшие, несмотря на неумолимый натиск прожитых лет, зубы. Правда, таких зубов у Сысоя было всего пятнадцать. Хохотал Сысой в основном тогда, когда Робин неправильно читал или смешно коверкал слова.

Книги, которыми старик снабжал ученика, были тонкие, с цветными картинками и простым текстом: по большей части сказки и басни. Робин заметил, что все принесённые ему сказки неизменно хорошо заканчивались. Это удивляло его. Он знал, что в жизни так бывает не всегда, а уж в Пещере, где он некогда жил, почти все происшествия заканчивались плохо. Вот потому-то все принесённые ему книги Робин называл сказками. Впрочем, читать беглецу с каждым днём нравилось всё больше и больше, и теперь он ждал посещений Сысоя с возрастающим нетерпением. Уроки чтения с беззубым стариком были единственным развлечением в унылом, хотя и светлом Изоляторе.

Кроме ежедневных походов в столовую, Робина раз в день выводили на прогулку во двор. Во дворе, точно так же, как и в столовой, кроме Робина и его вечного провожатого Лоиза, никогда не было ни одной живой души. Их прогулки проходили очень однообразно: всякий раз, ровно через час после обеда, Санитар Лоиз сопровождал беглеца в маленький дворик. Это был обыкновенный двор-колодец с одним-единственным чахлым деревцем посередине и простой деревянной скамейкой. Стены, окружавшие двор, были очень высокие, и такие же жёлтые, как и стены в палате, только блёклые. Робин обычно отсиживал на скамейке положенные полтора часа, грустно смотря на деревце, такое же одинокое, как и он сам, а потом в сопровождении Лоиза отправлялся в свою палату.

Так прошёл целый месяц.

А через месяц Робин заболел. Его непрерывно тошнило, он чувствовал слабость, у него кружилась голова. Робину начало казаться, что он медленно умирает. Он и вправду ощущал, что силы постепенно уходят из его тела. Но самое ужасное было то, что, несмотря на слабость и полное отсутствие аппетита у пациента, Лоиз по-прежнему заставлял его есть опротивевшие помидоры. Во время пыток помидорами Лоиз всё так же безжалостно следил за Робином немигающим пронзительным взглядом и неизменно ровным, но властным голосом повторял, что помидоры есть необходимо.

Робин не мог сопротивляться этим бездушным и, по-видимому, бессмысленным указаниям Лоиза, а потому, превозмогая отвращение, продолжал есть ненавистные плоды. А потом его неизменно рвало.

Хорошо хоть уколы Санитар делать перестал. «Наверное, не хочет на меня лекарство тратить, — думал Робин, — ведь я всё равно умираю. Да и с какой стати им нужно меня лечить? А помидоры у них, видимо, пропадают, вот он и заставляет меня их есть». От таких мыслей Робину становилось совсем грустно.

А главное, вопреки здравому смыслу, несмотря на чувство разбитости, слабость и ежедневную пытку помидорами, умирать Робину почему-то не хотелось.

Однажды он не выдержал и во время обеда, не обращая внимания на пристальный и властный взгляд Лоиза, собравшись с силами, схватил со стола самый крупный помидор и с силой швырнул его в угол.

Сочный помидор послушно размазался по стене и, обмякнув, упал на пол. Удовлетворившись таким результатом, Робин слабо топнул под столом ногой и решительно сказал:

— Всё! Больше не съем ни одного помидора!

— Хорошо, ты можешь не есть их, но тогда ты точно умрёшь, — услышал он бесстрастный и спокойный голос Лоиза. «Его ничем не вывести из терпения, — с досадой подумал Робин. — Надо было бросить помидор не в стенку, а в него!» Но почему-то уже через минуту дерзкая смелость пациента так же внезапно иссякла, как и появилась. И вместо того, чтобы продолжить свой неожиданный бунт, Робин послушно взял из миски новый помидор и, морщась от отвращения, вонзил в него зубы.

Сысой, навестивший однажды Робина, объяснил беглецу, что помидоры необходимы ему для повышения иммунитета. А в иммунитете, по словам старика, Робин сейчас нуждался больше всего. Оказывается, организм беглеца, изрядно заражённый за годы жизни в Пещере отщепенцев, сейчас тяжело переживал вживание в новые условия.

Слушая спокойные, терпеливые и рассудительные объяснения Сысоя, Робин понемногу успокаивался. Внутреннее чувство подсказывало ему, что беззубый старик говорит правду.

Старик объяснил Робину, что в Пещере, откуда тому удалось сбежать, и потенциальных охотников, и их жертв ежедневно опаивали ядовитым напитком. Напиток этот не убивает, но постепенно заражает организм. Кроме того, он разрушает волю и притупляет нормальные человеческие чувства, а со временем и вовсе лишает человека способности самостоятельно мыслить. Даже сейчас Робин хорошо помнил вкус напитка, который варили Слуги. Питьё тёмно-розового цвета и приторное на вкус подавали в больших кружках. «Да, это определённо была отрава, — понял Робин, — и это из-за неё теперь он так страдает, из-за неё приходится есть гадкие помидоры».

— Впрочем, не расстраивайся, дружище, — напоследок успокоил Робина Сысой, — судя по всему, у тебя наступает кризис. И тут уж одно из двух: или помрёшь, или выживешь.

Услышав эти ободряющие слова, пациент лишь покорно и грустно кивнул головой. Он и сам чувствовал, что кризис или наступает, или, скорее всего, уже наступил: так плохо ему, пожалуй, никогда не было.

— Но я всё же надеюсь на последний вариант! — Сысой дружески похлопал Робина по плечу.

Беглеца тошнило, мысли в голове путались, он пытался сообразить, о каком последнем варианте говорит старик.

— Ну, честно говоря, мне бы очень хотелось, чтобы ты выжил, — словно прочитав его мысли, пояснил Сысой. — Привык я к тебе, дружище!

И махнув на прощанье рукой, Наставник плотно закрыл за собой дверь. Робин хотел было обдумать слова старика, но едва лишь сосредоточился, как тотчас же уснул.