ТАКОЕ ЯРКОЕ СОЛНЦЕ!.. 

К счастью, Робину всё-таки удалось выкарабкаться: кризис миновал и постепенно беглец стал оправляться от болезни. И произошло это благодаря именно тому, что всё это время он, хоть с отвращением, но послушно, поедал огромное количество помидоров. Оказалось, в составе местных помидоров, и в самом деле, содержалось мощное лекарство от той инфекции, которую Робин невольно прихватил с собой из мрачной Пещеры.

Наконец-то усилия суховатого в обращении Санитара Лоиза и смешливого старика Сысоя оправдались. Вместе со здоровьем к Робину начало потихоньку возвращаться и спокойное расположение духа: он стал освобождаться от осаждающих его воображение и леденящих душу страхов. Теперь беглец мог вспоминать о Пещере, не испытывая тех неотвратимых и мучительных наплывов ужаса, которые терзали его прежде.

Кроме того, в больнице Робин научился читать. Вернее, оказалось, что когда-то в детстве он уже умел слагать буквы в слова, а сейчас, благодаря урокам Сысоя, ему оставалось лишь вспомнить эту науку и постараться заново приобрести навык быстрого чтения.

О детстве своём Робин так ничего и не вспомнил, да, честно говоря, ему и не хотелось вспоминать те года: беглец чувствовал, что ничего приятного или полезного такое знание не принесёт. Сейчас он поставил перед собой только одну задачу: изо всех сил постараться окончательно прийти в себя и свыкнуться с новой обстановкой; может быть, тогда ему и удастся, наконец, понять, где же он всё-таки находится. Очень хотелось Робину понять и ещё одно: с какой целью Санитар и старик решили взять над ним, заурядным отщепенцем, пусть даже и бежавшим из Пещеры, столь заботливую опеку?

Итак, сменив свой больничный халат на лёгкие фланелевые брюки и рубашку защитного цвета, в сопровождении своих бессменных конвоиров Сысоя и Лоиза Робин впервые за долгое время покинул стены больницы.

Едва выйдя за порог Изолятора и не успев ещё ничего как следует разглядеть, Робин почему-то сразу догадался, что место, в котором он сейчас очутился, представляет собой давно обжитое людьми поселение. По-видимому, беглец находился в самой настоящей Деревне.

Было раннее утро, откуда-то то и дело доносилось громкое пение петухов. Трава, по которой, осторожно ступая, шёл Робин, была ещё влажной от росы. Солнце неторопливо, нехотя просыпалось. Беззаботно переговариваясь о чём-то, Наставники шагали вслед за Робином, всего в нескольких шагах от него.

Яркий свет летнего утра поначалу так ослепил беглеца, что от неожиданности он потерял равновесие и пошатнулся. Наставники, до сих пор, по-видимому, всецело увлечённые своей беседой, слаженно и быстро поддержали пошатнувшегося воспитанника.

Убедившись, что беглец снова более или менее прочно стоит на ногах, Лоиз и Сысой как ни в чём не бывало продолжили свою неторопливую беседу. Поначалу Робин ещё пытался вслушиваться в негромкую речь Наставников, но вскоре оставил эту затею, потому что не смог понять ровно ничего из того, о чём они говорили.

Всё ещё зевая спросонья и поёживаясь (утренний летний воздух отдавал прохладой) Робин неспешно плёлся по незнакомой местности, с любопытством озираясь вокруг.

До нового жилища Робина идти оказалось недолго, всего минут десять.

Деревянный домик, в котором Робина поместили, был аккуратным, небольшим, и, судя по всему, почти новым. Стены снаружи покрашены в бежевый цвет, окошечки небольшие квадратные с открытыми розовыми ставнями. Возле порога лежит круглый вязаный коврик. «Похоже, здесь, как и в Лазарете, слишком любят чистоту и порядок», — подумал Робин с лёгким недовольством (наведение порядка в собственной скучной палате всегда давалось ему с трудом) и с этой мыслью вошёл в дом.

Обстановка внутри домика была простой: огромное квадратное зеркало в прихожей, а в комнате — шкаф, две тумбочки и две кровати: одна — возле окна, другая — возле стены. Напротив окна на стене висела большая картина. На ней было изображено стадо коров, мирно пасущихся на лугу. Довольные коровы выглядели как живые, только что не мычали. «Деревня!» — вздохнул Робин.

Он вновь с удивлением отметил, что его память содержит множество таких воспоминаний, о которых он даже и не догадывался. Откуда, например, знакомо ему слово «Деревня», да и само это понятие? Ведь Робин и в самом деле прекрасно представлял, как может выглядеть настоящая деревня. Но задумываться обо всём этом было ему сейчас недосуг: столько всего нового и непонятного неожиданно обрушилось на него.

— Вот твоя кровать, Робин, — сказал Лоиз, от порога указав рукой на простую деревянную кровать у окна. — Располагайся!

Старик Сысой, как видно, тоже не собирался входить в комнату: он по-прежнему стоял в дверях, приглаживая взлохматившиеся после ходьбы волосы, и дружелюбно, но сдержанно, улыбался Робину беззубым ртом.

— Ну, мы пошли, — бесстрастно как всегда кивнул Лоиз и взялся за ручку двери. Сысой ободряюще помахал своему бывшему пациенту рукой и тоже собрался уходить.

— Эй… подождите… — так и не успев толком собраться с мыслями, промямлил Робин. Ему всё ещё не верилось, что Старик и Санитар могут вот так запросто уйти, ничего не показав, не объяснив, бросить его одного в незнакомом месте.

— Понимаешь, Робин, дел накопилось невпроворот, — доверительно пояснил Сысой.

— Мы, конечно, можем зайти за тобой перед завтраком, — пресным тоном, без всякого энтузиазма добавил Лоиз. — Но ведь ты и сам не заблудишься по пути столовую. Заодно и с местным населением пообщаешься. Да здесь вообще трудно заблудиться. Народ у нас тут доброжелательный… в основном.

Сысой согласно кивнул.

— Надеюсь, вы подружитесь, — уже на ходу загадочно бросил Сысой, и оба Наставника удалились.

Неодобрительно покачав головой, Робин ещё некоторое время недоумённо смотрел на закрывшуюся перед его носом дверь, а потом, с досадой махнув рукой, прошёл вглубь небольшой комнаты, уселся на застеленную кровать и задумался.

«Ну что за люди! Ничего не объясняют! То ходят за мной по пятам, словно надзиратели, пичкают всякой гадостью, то приводят куда-то и оставляют одного на произвол судьбы. Вот сиди тут теперь и жди непонятно чего. Ведут себя так, как будто мне всё должно быть ясно изначально, или, наоборот, будто я подопытный кролик, и мне не полагается ничего знать», — эти невесёлые мысли сначала расстроили, а потом рассердили Робина.

МЕНДЕЛЕЙ 

Заходя в новый, но, судя по всему, уже кем-то обжитой дом, Робин лишь мельком успел взглянуть в огромное квадратное зеркало, висевшее в прихожей. Ему отчего-то вдруг очень сильно захотелось рассмотреть себя поближе. Тихонько, на цыпочках, словно боясь кого-нибудь разбудить, он прошёл в прихожую и приблизился к зеркалу. Из огромного квадратного зеркала на Робина удивлённо смотрел высокий лопоухий юноша с ясными голубыми глазами.

За время, проведённое в Лазарете, у Робина обозначилось некоторое подобие причёски. Волосы, которые, видимо, благодаря животворному воздействию противных помидоров начали потихоньку отрастать, сейчас были пострижены. Они почему-то стояли торчком вверх, но не беспорядочно, а ровно. Зелёный цвет лица и рук теперь куда-то исчез и острая болезненная худоба тоже. «Видно, не зря всё-таки они меня своими помидорами мучили!» — беззлобно, но и без особой радости подумал Робин.

На нём были надеты серые брюки и рубашка с коротким рукавом в зелёную клеточку. «Пожалуй, теперь я стал очень красивым… — подумал Робин, внимательно рассматривая себя в зеркале. — Только вот уши, пожалуй, великоваты. Торчат в разные стороны — всё равно, что лопухи. Но это ничего…»

В этих его мыслях не было ни зазнайства, ни самолюбования, скорее — наивные радость и удивление. Собственное отражение и в самом деле понравилось бывшему отщепенцу: оно и удивляло, и радовало его. Вдоволь насмотревшись на себя, Робин, по-прежнему тихонько ступая, вернулся в комнату и опустился на диван.