<tab>— Уф-ф-ф… — старик стёр со лба капли пота. — Я слышал о тебе, что ты очень решительная и упорная… Хорошо. Платите — и пусть жених направляется в соседний рум — 1387, и за час мы управим документы. А я сообщу форсерам, чтобы занялись его делом.

<tab>Пола схватила меня за руку и подтолкнула к столу.

<tab>— Плати… любимый… — сказала она с ненавистью в глазах. И так как я не знал, где взять деньги, взяла меня за левую руку, прижала ладонью к экрану всё того же стола. Толкнула в бок. — Говори! Тринадцать гольдеров. Весь счёт!

<tab>— Весь счёт, тринадцать гольдеров, — послушно сказал я, и ладонь отчаянно зачесалась.

<tab>— Всё! — победоносно произнесла Пола.

<tab>— Теперь идите в 1387 рум, прямо сейчас! Молодой человек! Вы поняли куда?

<tab>— Да, в тысяча триста восемьдесят седьмой рум. Иду… — как в бреду ответил я, так как стук в ушах превратился в бой курантов. Бом-бом-бом-м-м…

<tab>— Я провожу! — вызвалась Пола. И поволокла меня в коридор.

<tab>— Пола! Я не пройду тест, — зашептал я ей в ухо, — у меня тоже будут нарушения генома. Такие же, как у Люка.

<tab>— У тебя генофобия, такое бывает! Да и выхода уже нет!

<tab>— Пола, а Люк знает, что ты беременна?

<tab>— Сегодня сказала.

<tab>— И он позволил тебе выходить за меня замуж? Это же его ребёнок!

<tab>— Это ради ребёнка! Иначе его заберут! Или вычистят…

<tab>— Пола, это плохая идея стать моей женой, поверь…

<tab>— Иди… у меня нет выхода! Не туда, сюда… — она вталкивает меня в слепящее-светлую комнату.

<tab>Не вижу, кто говорит:

<tab>— Вы к нам?

<tab>— Меня направили в тысяча триста восемьдесят седьмую комнату, это тут?

<tab>— Тут. Проходите. Вас направили на генотест?

<tab>— Да.

<tab>— Раздевайтесь, там справа камера, — ласково произнёс голос за стеной света. Я стал стягивать с себя слич. Отчего-то дрожали руки. Бой часов в голове продолжал свою работу. Палец зацепился за цепочку на шее. Золотой кулон в виде неправильной капли. Надо нажать… вдруг… Нажимаю. Еле слышный писк. Что надо делать дальше? Говорю прямо на эту золотую каплю:

<tab>— Ян… Одна тысяча триста восемьдесят седьмая комната… Я тут… Одна тысяча триста… — и совсем плохо. Бом-бом-бом… Падаю, ударяюсь головой о что-то железное. На полу холодно. Хорошо. Легко…

========== Глава 4. 1387 ==========

<tab>

<tab>

<tab>— А-а-а-а! — по-петушиному срывающийся то ли крик, то ли визг. Звуки ударов железа. Ржание и топот коней. Треск дерева. Вскрики. Испанские ругательства.

<tab>— Исчадье ада!

<tab>— Сын потаскухи!

<tab>— Козлиный потрох!

<tab>— А-а-а! Спасите!

<tab>Откуда я знаю испанские ругательства? Чёрт! Что там за кино? Неохота открывать глаза. Но кино, по-видимому, переживает кульминационный момент. Надо мной тяжёлое осеннее небо, выгоревшие, обеднённые зеленью парно-сложные листья ясеня и неприятный, тошнотный запах крови. Разбираться в новых ощущениях — нет времени. Я сжался, встал на четвереньки и подполз ближе к кустарнику, что щедро разросся среди чёрных стволов благородных деревьев. Сквозь листья я разглядел и впрямь киношную сцену.

<tab>На грунтовой дороге, скособочившись, распахнув преступно дверцу, стояла карета. Около неё лежали трое человек. У одного из шеи толчками изливалась алая кровь, другой хрипел, пытаясь закрыть руками страшную рану в животе, третий валялся лицом вниз, неудобно поджав под себя руки. Двое людей в тёмных плащах и масках на лицах вытаскивали из кареты юношу. Тот визжал как порося перед бойней, лягался, изворачивался так, что нападавшие злобно ругались. Рядом с равнодушно стоящими лошадьми сражались ещё двое. У одного некрасиво съехал шлем, он неловко подпрыгивал, отступая. Техника боя — никакая. У его соперника — напротив, рубящий мах, наступательный шаг, уверенная работа кисти и агрессивный крик после каждого выпада, подобно Давиду Ферреру на корте. Он бился мечом в правой руке и шипованным топором в левой.

<tab>Я безучастно стал соображать, какое это может быть время. Для средневековья времён Карла Великого и Людовика Благочестивого как-то по-взрослому всё. Да и костюмы более сложные, железо фигурное, подогнанное по телу. И шлем-бацинет¹ на крикливом вояке вроде бы не свойственен раннему средневековью. Для времени Возрождения, наоборот, нет этих золотых полосок и расфуфыренных рукавов, тонких шпаг и белых кружев. Где-то век XIII–XIV… Это я в период столетней войны попал?

<tab>Между тем, Феррер в латах выбил из рук соперника меч, и тот соперник побежал. И побежал в мою сторону! Воин — судя по бархатному плащу, знатный — настиг его ударом шипа в шлем и в мякоть мозга. Белёсые глаза проигравшего бой и жизнь рыжеусого персонажа выпучились, из-под круглого козырька шлема полилась тёмная кровь, рот исказил судорожный оскал, обнажая гнилозубое нутро. Он упал плашмя, вцепившись в землю перчатками с широкими раструбами. Рыцарь-победитель обтёр о траву молоточек топора, поправил фестоны, и я разглядел на его жюпоне² тёмный герб — голову быка и корону со стрелами над ней.

<tab>— Скрутили этого содомита? — рыкнул рыцарь сквозь прорези «собачьей морды», он рыкнул по-английски! — Уходим! Как бы Вудсток не подоспел.

<tab>Один из его сподручных заскочил на лошадь, ему перед седлом закинули мешок с трепыхающимся телом парня, которого вытащили из кареты. Потом и другие нападавшие оказались на конях, пришпорили и унеслись прочь по дороге, оставляя после себя мёртвую тишину и пустую коробку кареты. Неприятно здесь оставаться. Нужно тоже уходить. Может, попробовать ускакать на лошади, что уныло склонила шею над одним из мертвецов. Всадник я, конечно, неважнецкий, но в седле бывал. Лишь бы животное меня послушалось. Я встал и начал продираться сквозь кусты. Только тут я обратил внимание на собственную одежду: серый чистый камзол с буфами на животе, облегающие чёрные штаны с прикольным кожаным гульфиком, сапоги с железными поножами и длиннющими носками, плотная шерстяная фиолетовая накидка, которая мешала движению. На руках довольно неказистые перчатки и к запястью привязан на кожаном ремешке мешочек. Выбравшись из зарослей, остановившись над мёртвым телом, я заглянул в этот мешочек, уже зная, что там увижу. Тринадцать монет, довольно крупных. На одной стороне кораблик, на другой лилиевидный крест в декоративном обрамлении розы. Золотые нобли. Итак, я в Англии! Можно даже весело пропеть:

<tab>Humpty Dumpty sat on a wall,

<tab>Humpty Dumpty had a great fall.

<tab>All the king’s horses and all the king’s men

<tab>Couldn’t put Humpty together again.³

<tab>Да только вот не весело ни черта. Четыре трупа. Куда мне идти? Как бы при такой агрессии расцвета средневековья мне самому не испустить дух от чьего-нибудь благородного клинка или не сдохнуть от царствующей чумы. Нужно срочно что-нибудь купить на эти тринадцать ноблей. Механизм моего путешествия уже ясен: расплачиваюсь этим проклятым золотом и перемещаюсь в тот год, какое числительное называю сам. В первый раз — это был 250 год, потом унёсся в будущее, аж в начало 26 века. Сейчас я в 1387 году, так как зашёл именно в такую комнату в отделении Евгенуса. Зачем вот я нажал на золотой кулончик перед тем, как переместиться? Идиот! Вдруг Ян пострадает из-за меня? Вдруг он наделает глупостей? Да и Пола… Чёрт, как она теперь с ребёнком?

<tab>Нужно добраться до ближайшего города. Хорошо бы до Лондона (хоть бы взглянуть одним глазком). Нужно купить какой-нибудь фигни на все деньги и сказать: «Две тысячи четырнадцать!» Или, может, всё-таки вернуться в 2500 год? Там хоть меня ждут, а в родном времени вряд ли кто ищет. В любом случае в четырнадцатом веке оставаться ни в коем случае нельзя. Решил, что в дорогу возьму какое-нибудь оружие. Пожалуй, меч. Стараясь не думать, что это мертвец, вытащил из жёстких пальцев лежащего человека длинный меч с канавкой до середины. И даже задумался, не снять ли мне шлем-котелок с этого же мертвеца… Но пока раздумывал, послышался стремительный топот коней. Из-за поворота, пыльно взбивая дорогу, появился небольшой конный отряд, человек десять. Ну, всё — трындец, проткнут и не заметят, как посланца из будущего порешили!