Она отвернулась.

— Ну, друзья, давайте устраиваться на ночь, — успокоительным тоном сказал Борис. — Утомление всегда вызывает повышенную нервозность.

Из рюкзаков были вытащены легкие спальные мешки. Предстояла холодная ночь, и огонь решили поддерживать до рассвета. Первым вызвался дежурить у костра Борис, но Павел тоже не лег и молча сидел перед огнем, докуривая папиросу.

— На меня капнуло! — сказала неожиданно Женя, открывая глаза, блеснувшие пламенем костра.

Борис поднял руку и, подержав с минуту в вытянутом положении, ощутил холодное прикосновение упавшей капли. Он запрокинул голову. Звезд не было видно. Но он сказал успокоительно.

— Ничего, это конденсируется туман.

Однако, словно в ответ на его слова, в зарослях послышался чуть слышный, монотонный шорох: очевидно, начинался дождь.

Женя пошевелилась в своем мешке, закрываясь с головой.

— Покойной ночи! — глухо прозвучал ее грудной голос.

Борис и Павел продолжали молча сидеть перед костром, устремив глаза на огонь. Впечатление от загадочных оглушительных звуков, которыми встретило их горное озеро, крепко засело в сознании, обостряя чувство, настораживая зрение и слух. Несмотря на утомление, спать не хотелось. Томила неясность, загадочность всей обстановки, раздражала темнота, точно сгущаемая мерцанием пламени.

Борис сидел, ни о чем определенном не думая, механически воспринимая сигналы обострившихся чувств. В ушах продолжало тонко звенеть. Звон переходил в неясный ноющий звук, напоминающий высокую ноту флейты. Звук то прекращался, сменяясь звоном, то вновь возникал, начиная понемногу нагонять дремоту.

— Ты слышишь?

Борис вздрогнул от неожиданного тревожного вопроса Павла. Он поднял голову.

— Что?

— Как будто свист…

— Это в ушах звенит, — недовольно ответил Борис.

— Нет, я сам сначала так думал. А заткнешь уши — звук исчезает.

Борис тряхнул головой, прислушался. Да, в темноте ясно звучал тонкий свист, то усиливаясь, то ослабевая. Вот он превратился в резкое шуршанье… Борис вскочил. Над его головой заметалась черная тень. Свист, сопровождаемый резкими шуршащими звуками, исходит от нее.

— Летучая мышь! — вскрикнул Павел.

Тень взвилась над пламенем, мелькнули огромные полуметровые крылья, — и сноп искр взметнулся над костром. Борис раскидал горящие ветки и выбросил, обжигая руки, тлеющий, трепещущий остов какого-то странного существа.

— Потрясающе! — сказал он взволнованным шопотом.

Павел с любопытством перегнулся через плечо Бориса, рассматривая неожиданную находку.

— Что это такое? — спросил он с недоумением.

Сердце Бориса билось так, как когда-то, в ранней юности, на охоте над первой подстреленной птицей. Это было больше, чем удивление новым, невиданным раньше. Это было волнующее чувство открытия, регистрации факта, до сих пор неизвестного науке. Перед ним лежало вытянутое, заостряющееся на концах тело толщиной в руку. По сторонам от тела отходили крылья. Но на них не было перьев, не было шерсти. Это была не птица и не летучая мышь. Широкие плоские пластинки крыльев, опушенные обуглившимися волосками, принадлежали гигантскому насекомому.

— Бабочка, — сказал Борис торжественно, поднимая свою жертву с земли.

— Таких размеров? — недоверчиво отозвался Павел.

— Да.

— Разве бывают такие бабочки?

— Ты же ее видишь? Значит, бывают…

Борис бережно положил мертвое насекомое на землю. Лицо его горело.

— Погоди, может быть, я сплю? — сказал он, моргая глазами.

— Кой черт, спишь! — ответил Павел вскакивая — Смотри, что делается.

Воздух вдруг наполнился шуршанием крыльев и странным, свистящим звуком, сопровождающим полет этих насекомых. Над костром заметались черные тени, то спускаясь совсем низко над пламенем, то опять скрываясь в непроглядном мраке в вышине. Борис смотрел на летящих на свет бабочек завистливыми глазами. Движения насекомых были поразительно быстры. Он несколько раз порывался схватить то одно, то другое, но неизменно оставался с пустыми руками.

Женя высунула на шум голову из мешка.

— Что случилось? — спросила она с беспокойством в голосе.

— Налет бабочек! — ответил возбужденно Павел.

Он также увлекся попытками поймать насекомое. Бабочка со свистом пролетала над самой его головой, он сделал огромный прыжок, рука задела крыло — и осталась пустой. Борис махнул длинным стеблем, пытаясь сбросить бабочку на землю, но удар тоже прошел мимо.

— В Южной Америке таких бабочек добывают стрельбой из ружей, заряженных мелкой дробью или песком, — заметил он с досадой.

Женя зашевелилась в мешке.

— Сейчас я вам помогу, — весело сказала она, поднимаясь с земли.

Но бабочки пропали так же внезапно, как и появились. Минуту в воздухе стоял еле уловимый тонкий свист, метнулась последняя тень над костром и все исчезло. Только шуршал по-прежнему мелкий дождь в сушняке. Все трое присели на корточки вокруг единственной жертвы налета.

— Полагаю, что она из сфинксов, — сказал Борис, разглядывая бабочку. Среди них есть крупные виды. Но ни один из них не может идти ни в какое сравнение с этим. К сожалению, экземпляр сильно пострадал от огня. Боюсь, что даже рисунка нельзя будет разобрать.

— Не жалеешь теперь, что пошел с нами? — хлопнул его по плечу Павел. Вот тебе и результат экспедиции!

— Ну, к сожалению, я не энтомолог, — ответил Борис — Но во всяком случае, эта находка интересная.

Он бережно расправил крылья бабочки, стряхнув с них пепел и сажу.

— А какие шансы у тебя, Павел? — спросила Женя. — Неужели ты рассчитываешь, что в один день можно что-нибудь найти, хотя бы и в таком месте, где никто еще не искал каучуконосов?

Пламя костра осветило самодовольную улыбку на лице Павла.

— Думаю, что шансы есть, — ответил он уверенным тоном — Больше того, я убежден в этом.

— Откуда же это убеждение?

Павел засмеялся своим коротким, отрывистым смешком:

— Значит, я знал, куда идти.

— Погоди, я что-то не понимаю, — черные дуги бровей Жени дрогнули. Что значит "знал"?

— Ну, словом, у меня были сведения, что в этих местах есть интересные для нас растения.

Он замолчал, ожидая новой реплики Жени. Ее безмолвие, по-видимому, встревожило его, но через минуту он добавил:

— Я сам имел экземпляр, выросший где-то здесь.

Он сделал рукой широкий полукруг. Борис искоса посмотрел на Женю.

— Что же это было? — спросила она негромко, не глядя на Павла.

— Новый вид кок-сагыза, — ответил тот небрежно.

— Какой-нибудь особенный?

— Да, с корнем около килограмма весом, — Павел опять не мог сдержать самодовольной усмешки.

— Ты говорил об этом Григорию Степановичу? — Голос Жени дрогнул.

— А зачем? Чтобы он поднял меня на смех в случае неудачи? Или разделил со мной славу открытия, если мне повезет? — Павел говорил жестко, с трудом сдерживая раздражение.

— И он ничего не знает? — спросила Женя.

Павел пожал плечами:

— Думаю, что ничего. По обыкновению, он уверен, что мои, как он называет, романтические скитания опять будут бесплодными. Но на этот раз, я надеюсь, он ошибется.

Борис увидал, как на смуглых щеках девушки медленно выступили темные пятна румянца. Она встала во весь рост. Павел смотрел на нее исподлобья.

— Неужели ты не понимаешь, как это мерзко? — заговорила она наконец задыхающимся шопотом. — Это же наше общее родное дело, одинаково дорогое как тебе, так и мне, и Мировичу, и Петренко. И ты… ты нашел возможным, зная, что в организации такой экспедиции тебе не только бы не отказали, а помогли всеми средствами… ты нашел возможным действовать опять единоличным, кустарным способом, никому не сказать о том, что уже нашел новый каучуконос? Как ты мог просить меня участвовать в таком деле?

— Нельзя ли без нравоучений?… — начал Павел, но замолчал: его озадачило выражение лица девушки.