Она решила еще раз перечитать сообщение. Улыбка медленно сошла с лица. Ей сейчас только не хватало, чтобы о ее исчезновении он сообщил в полицию или позвонил ее боссу.
Придется с ним переговорить.
Неожиданно пришедшая в голову мысль заставила ее еще раз взглянуть на время отправления сообщения. Прошло чуть более пятнадцати минут, возможно, он еще находится в режиме он-лайн. Отец Стефани являлся абонентом AOL — Америка он Лайн, — и, следовательно, у него стояла программа AIM, позволяющая вести беседу в режиме реального времени. Не так давно она была в Европе с рабочей поездкой, которая заканчивалась в Латвии. Звонки на мобильный телефон поступали с трудом, слышимость на линиях международной связи была настолько ужасной, что ей ничего не оставалось делать, как общаться с Робертом с помощью AIM.
В нижней части экрана Стефани нашла желтый значок в виде шагающего человечка и щелкнула по нему, активизируя программу. Она ввела свое имя и пароль и стала ждать, когда произойдет загрузка ее личных данных. Она понимала, что шанс поймать Роберта за компьютером в столь ранний час рождественского утра чрезвычайно мал…
Он-лайн: robertwalker.
Поставив стрелку на имя, она на секунду задержалась, не решаясь щелкнуть мышкой.
Он-лайн 35 минут.
Она усмехнулась. Это, как ничто другое, говорило ей о состоянии дел в доме Уокеров. Что он делает у компьютера так рано?
Стефани дважды щелкнула по имени, и ящик открылся. Он был разделен на две половины: исходящие сообщения шли внизу, в то время как ответы появлялись в верхней части экрана. Она заколебалась, глядя на свое имя, светящееся красным на белом экране: stephanieburroughs. Затем ее пальцы быстро забегали по клавиатуре:
Да?
Она увидела, как почти сразу в нижней части экрана появилось: пишет Роберт Уокер. А еще чуть позже на экране появилось и само сообщение Роберта.
Слава богу. С тобой все нормально? Я ужасно беспокоился.
Со мной все хорошо.
Но где ты сейчас находишься?
Со мной все хорошо.
Ты не хочешь сказать мне, где ты?
Нет.
Скажи мне, все ли у тебя хорошо?
Да.
Стефани. Прошу тебя, поговори со мной. Нам о многом необходимо поговорить.
Нам не о чем разговаривать. Я хочу, чтобы ты вернул мои ключи. Не подходи больше к моему дому. Держись подальше от моего босса. Я больше не хочу тебя видеть.
Так не должно быть.
Но так уже есть.
Пожалуйста, мне необходимо с тобой поговорить. О настоящем. О будущем.
У нас нет будущего. Возвращайся к своей жене, Роберт Уокер.
Щелкнув на кнопку, Стефани вышла из AIM. Она знала, что, находясь на другом конце, Роберт сразу же получит сообщение о том, что stephanieburroughs прекратила переписку. Боже, какая самоуверенность! Поразительная самоуверенность!
— У тебя все нормально, дорогая?
Стефани вздрогнула. Подняв глаза, она увидела отца в дверном проеме. Интересно, как долго он там стоял?
— Извини, папа. Я не могла заснуть. Решила просмотреть свою почту.
— Что-нибудь важное?
— Один только мусор.
Глава 7
— Со мной все в порядке. Честное слово, я вполне хорошо себя чувствую.
Стефани Берроуз сидела в кровати, обхватив руками чашку горячего бульона.
— Ты неважно выглядишь. — Тони Берроуз, присев на край кровати, внимательно посмотрела на дочь. — У тебя замученный вид, черные круги под глазами, как синяки.
— Мама, я знаю о твоих способностях все преувеличивать.
— Да, ты меня знаешь. Я всегда говорю о том, что вижу. Это значительно облегчает жизнь. — Она посмотрела, как Стефани отхлебнула из чашки.
— Я думала, это будет куриный бульон, — сказала Стефани. Куриный бульон ее матери был одним из ярчайших воспоминаний детства. Любая болезнь, будь то корь или свинка, каждый порез, царапина или зубная боль, лечилась бульоном. И надо сказать, что действовало безотказно.
— В доме нет курицы, поэтому я подумала, что смогу заменить ее индейкой.
— Вкусно.
— Немного пересолила, — сказала мать. — Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо.
— Билли сказал мне, что ты потеряла сознание, выйдя на улицу.
— Нет. После завтрака я села на веранде с чашкой кофе. Дети очень шумели, открывая подарки, и я подумала, что смогу там немного спокойно посидеть. Билли вышел покурить. Я думаю, головокружение было вызвано табачным дымом. Если к этому добавить длительный перелет и то, что я встала в 3.30 утра, то ты и сама все поймешь.
— Отец рассказал мне, что вы пили чай рано утром. Он сказал, что услышал внизу шум и решил, что кто-то из внуков встал, чтобы потихоньку прокрасться в гостиную — помнишь, как ты это сделала однажды! — а в кабинете обнаружил тебя.
— Я просматривала свою электронную почту.
Но Стефани знала, что слабость и головокружение она почувствовала раньше. Был небольшой промежуток времени, совершенно стершийся из ее памяти: она помнит, как сидела на веранде, глядя на зимний пейзаж; следующее воспоминание — широкое некрасивое лицо брата, сигарета свисает изо рта, его темные глаза с беспокойством смотрят на нее. Он схватил ее на руки и понес вверх по лестнице в ее комнату. Чуть позже появились сестры — Джоан и Си-Джей — и уложили ее в постель. Как только они вышли из комнаты, вошла мама, неся поднос, на котором рядом с сухим печеньем стояла глубокая чашка с бульоном.
— Я рано проснулась и за последние сутки спала около трех часов, — сказала Стефани, предприняв очередную попытку успокоить мать. — Думаю, я просто немного переутомилась.
Протянув руку, Тони приложила ладонь ко лбу дочери.
— Мне кажется, ты вся горишь.
— Это потому, что я пью горячий бульон.
— А может быть, ты беременна?
Вопрос застал Стефани врасплох. От удивления ее глаза широко раскрылись, из широко открытого рта на поднос вылилось немного бульона.
— Мама! Что за вопрос!
Мать, приподняв брови, по привычке наклонила голову к плечу.
— Беременна? — продолжала настаивать она.
— Нет, мама. Я не беременна. Подумай сама, разве лесбиянки могут беременеть?
Ей доставило удовольствие наблюдать, как щеки матери медленно зарделись.
— Я слышала, что лес… женщины, ведущие неправильный образ жизни, имеют детей каждую неделю.
Стефани поставила чашку на поднос и отодвинула его в сторону. Дотянувшись, взяла руки матери в свои. Они были маленькие, с распухшими от артрита суставами. Каждый палец руки украшало кольцо: золотые кольца на левой руке, серебряные — на правой. Это было ее единственной прихотью. Осторожно сжав пальцы матери, Стефани сказала:
— Мама, я не лесбиянка, и я не беременна. Я просто очень устала. Вот и все. А сейчас почему бы тебе ни пойти к своим детям и внукам. Позволь мне немного отдохнуть, я спущусь к вам чуть позже.
Тони Берроуз, встав с кровати, поправила одеяло.
— Я тебе верю, — наконец сказала она.
— Я очень рада.
— Тому, что ты не лес…
— Мама! — сказала Стефани и улыбнулась, заметив усмешку матери.
— Ты уверена, что я больше ничего не могу для тебя сделать?
— Да, уверена, — сказала она вслух, а про себя подумала: «только дай мне немного покоя и тишины».
— Я задерну шторы, — сказала Тони.
Комната сразу же погрузилась в темноту.
— Думаю, мне нужно было сделать это прошлой ночью, — сказала Стефани. Глядя на мать, она почувствовала себя маленькой девочкой, которая лежит в кровати и ждет, что мама, задернув шторы, подойдет к ней, чтобы пожелать хороших снов.
— Возможно.
— Я думаю, меня разбудил свет, который шел от снега. В Ирландии снега почти нет. — Она убрала поднос. — Спасибо, мама, но боюсь, что я не смогу это доесть. Меня немного тошнит.
Тони кивнула, взяла поднос и наклонилась, чтобы поцеловать дочь в лоб; Стефани с детства помнила это движение матери.
— Отдыхай, думаю, тебе будет здесь хорошо, — сказала она, а затем добавила: — Мне кажется, не стоило собирать под одной крышей сразу всех внуков.