— Есть хочешь? — Гришка проходит в кухонную зону.

— Нет, спасибо. Меня чаем с пирогами угостили.

— Где это тебе так повезло? — голос брата звучит почти завистливо.

— Ты глухой, что ли? Я же тебе говорил — я был у Лютика!

— Угу. А теперь объясни непонимающему: Лютик — это чьи позывные?

— Ну, ты даешь! — усмехается Гоша. — Лютик — это Люся. Массажистка моя. На которую кое-кто, — не удержавшись, злорадно: — наорал ни за что. Вот… Ездил грехи твои замаливать.

— Ты шутишь? — брат смотрит на него недоверчиво.

— Совсем нет.

— Чего я не знаю?

— Ой, да до хрена чего ты не знаешь. Всего и не перечислишь.

— Гош, я серьезно, — старший перехватывает его, намеревающегося выйти из кухни, за плечо. — Что происходит? С чего ты к массажистке домой поперся?

— Да ничего особенного. Соскучился! — с вызовом. — И потом — мы договорились о следующем сеансе. И мне по фиг, если ты против! Это мой массажист, и я не хочу другого, понял?!

— Да ладно ты, не кипятись, — тон у Гришки примирительный. — Лютик — так Лютик. Главное, чтобы тебе нравилось.

— А она мне нравится! А еще мы в воскресенье идем в кино, да.

— Чего?!

— Того! Для особо одаренных или притворяющихся глухими повторяю — в воскресенье мы с Люсей идем в кино.

— Гош… ты соображаешь, что делаешь?

— А что такого?

— Да как бы тебе сказать… помягче… — брат опирается ладонью в стену. — Ты представляешь, как вы выглядите вместе? Со стороны?

— Как?! Люся симпатичная! А еще она очень… очень приятный в общении человек. С ней хорошо. И не смей больше называть ее толстой коровой! Она очень привлекательная девушка! А ты просто дурак.

— Да я разве спорю? Симпатичная, вроде бы. Но она же тебя выше. И… крупнее… Заметь, я не сказал — толстая корова! — он не дает брату возразить. — Но ты же не будешь отрицать, что она такая… — он делает какой-то непонятный жест руками, будто вращает что-то округлое, вроде мяча, между ладоней, — ну… такая…

— Аппетитная! И вообще — завидуй молча!

Гришка лишь молча крутит пальцем у виска, а Гоша в ответ гордо задирает подбородок вверх.

— Да, забыл сказать. Мы массаж прямо вот с первого января начинаем. Ты не против?

— Да с чего мне быть против? Я вообще планирую тридцать первого пораньше спать лечь. И выспаться как следует. Так что главное — на утро сеанс не назначайте.

— Что значит — лечь спать пораньше? Что, и шампанского под бой курантов не хряпнем? Чисто символически?

— Зачем?

— Желание загадать! Неужели тебе нечего загадывать, Большой Брат?

Уже готовые сорваться саркастические слова так и остаются несказанными. А Гриша усмехается.

— Ладно, уговорил. Шампанского хряпнем. Но потом спать!

— Ну-ну, — злорадно улыбается Георгий. — А потом ты не заснешь.

— Почему?

— Потому что начнутся фейерверки!

— Черт! Вот все-таки за городом, в своем доме жить гораздо лучше.

— Гриш… — такое ощущение, что из младшего мгновенно выпустили весь воздух. — Прости меня…

— Да ладно, — у старшего голос тоже виноватый. — Ты тоже прости меня, ляпнул, не подумав. Что теперь вспоминать, дело прошлое.

— Люся, кто это был?

— Ба, я же сказала. Клиент, — Людмила убирает со стола посуду.

— Да сядь, не суетись, я сама все сделаю, — бабушка отнимает у нее чашки. — Что-то раньше к тебе клиенты на дом не являлись.

— А он ничего, — вступает в разговор мать. — Мелковат только. Зато с машиной. Кем он работает, доча? Квартира своя есть, один живет?

Началось…

— Это. Просто. Клиент, — раздельно, по словам. — Я пошла спать. Спокойной ночи.

— Спокойно ночи, Люсенька, — отвечают мать и бабушка слаженным дуэтом. И нет никаких сомнений, что в ее отсутствие состоится внеочередное заседание военного совета с отнюдь не новой повесткой дня: «Как нам пристроить Люсю?».

— Георгий, Георгий… Вы меня очень разочаровали…

— Константин Сергеевич, я все осознал!

— Ну как же так, голубчик, — врач снимает очки, трет переносицу. — Это не шутки же — такой был перелом сложный. На ноги вас поставили чудом. А вы… ну как ребенок, честное слово!

Гоша смущен. Сначала брат, потом Лютик, теперь вот его лечащий врач, заведующий травм. отделением, а также зав. кафедрой травматологии и ортопедии, Казанцев Константин Сергеевич. Все его ругают, все о нем беспокоятся. Безумно неловко.

— Рассказывайте. Что сейчас делаете?

Гоша вздыхает и подробно пересказывает Люсины инструкции.

— Так-так… Все верно. Большего трудно сделать в данной ситуации. Главное, Георгий, вот так и продолжайте. И второй курс массажа не затягивайте. Кто с вами работает?

— Простите, не понял?

— Массаж вам кто делал?

— Люся. В смысле, — поправляется, — Людмила Михайловна.

— Пахомова?

— Да, точно, — он вспоминает Люсину фамилию. — Пахомова.

— Ну, хоть тут я могу быть спокоен, — удовлетворенно кивает Казанцев. — Хоть тут за вами присмотр будет. За Людмилу Михайловну держитесь, слышите?

— А вы… — Гоша удивлен, — вы ее знаете?

— Кто же Пахомову не знает? Один из лучших специалистов в городе, руки золотые. Так что вам повезло. Толковый массажист в вашем случае — это половина успеха, залог выздоровления.

— Я так и понял, — Гоша встает, протягивает руку врачу. — До встречи, Константин Сергеевич.

— До встречи, — тот отвечает на рукопожатие. — Надеюсь, в нашу следующую встречу увидеть положительную динамику. Людмиле Михайловне привет.

— Ну, что сказал Казанцев?

— Да так…

— А конкретно? — настаивает Григорий.

— Ругался, — сознается Гоша. — А еще велел выполнять все Люсины рекомендации и вообще — держаться за нее.

— В каком смысле — держаться?

— Да уж явно не в том, в каком ты подумал! Хотя… — с усмешкой, — я бы и в этом смысле не отказался… подержаться!

— Нет, — недоверчиво качает головой брат, — ты явно с мозгами не дружишь.

— Да ну тебя, — отмахивается Георгий. — Не лезь не в свое дело. А представляешь, кстати… Казанцев Люсю знает!

— Ну и что? — Григорий невозмутим. — Он же мне ее телефон и дал.

— Да?!

— Да. Сказал, что это очень хороший специалист. А что тебя удивляет?

— Да я как-то… и не думал даже… Казанцев — это ж величина… светило наше… А Лютик — она простая, вроде бы…

— Ну, видимо, не такая уж и простая.

— И ты на этого человека орал!

— Всю жизнь мне это теперь будешь поминать?!

Остолбенел. Вот как вышел из машины, так и остолбенел, когда ее увидел. Не ожидал такого, не был готов.

Пуховик, джинсы, спортивные ботинки — всего этого не было. Зато были коричневые брюки свободного покроя, короткая каракулевая то ли шубка, то ли куртка — мех органично сочетался с вязаными рукавами и отделкой кожей. Дополняли все это великолепие тонкие кожаные перчатки, изящный клатч и такая копна волос, обычно убранных, что и шапка не нужна.

Гоша не сразу нашелся, что сказать. Ему комплименты всегда легко давались, а тут как-то вдруг растерялся.

— Привет, — Люся подошла к машине. — Ничего, что я на каблуках сегодня?

— Ничего, — он наконец-то обретает дар речи. — Если что — я подпрыгну.

А потом демонстративно встает на носки своих тонких кожаных туфель и целует ее в щеку.

— Гош, ты чего?!

Смутил, ой, смутил Лютика! К нему возвращается утерянная уверенность, а настроение, и без того бывшее не самым пасмурным, зашкаливает теперь за оценку «превосходное».

— Чего-чего… У меня рефлекс — целовать красивых девушек. Кто тебе виноват, что ты такая красивая, что я удержаться не могу.

Она не находится с ответом и вообще — выглядит растерянной и смущенной. И возобновляется разговор уже только в салоне темно-синего «Ауди», под мерное урчание немецкого мотора.

— Гоша, ты гимнастику делаешь?