Однако, 5 октября, спустя сорок дней после смерти Аллоро, произошло нежданное чудо, о котором Леваро молился бы денно и нощно, если бы знал, чего просить у Господа. Когда он пришёл к Вианданте, уже близился полдень. Джеронимо вышел ему навстречу. Движения его были легки, а синие глаза снова сияли как воды Лигурийские. Апатии не было и следа. Он весело распорядился раскупорить бутылку сицилийского вина, ящик которого был прислан ему князем-епископом, и сам наполнил бокал прокурора. Сегодня день Пасхальный и Господь встает из гроба… Леваро переглянулся с Терезой. Что за Пасха? Вианданте рассмеялся. Выпьем! Изумлённый, Элиа подчинился. «Мы пьём за воскресение из мертвых раба Божьего Гильельмо Аллоро. Он спасён и пребывает ныне там, где нам и не снилось, ибо недостойны мы и взирать туда очами своими пакостными». Откуда он знает? Джеронимо, хохоча, развёл руками, давая главе денунциантов понять, что его осведомитель засекречен, и таковым останется.

Они коротко обсудили некоторые детали проводимых допросов. Леваро, не веря глазам, смотрел на доминиканца, потом откровенно напросился в этот вечер в баню, рассчитывая там добиться рассказа о том, что произошло, ибо давно заметил, что в банном пару Джеронимо всегда размягчается и благодушествует.

…Растянувшись на банной скамье, укутанный белой простыней и напомнивший Элиа красавца Алкивиада, предваряя расспросы Леваро, который как раз думал, как бы зайти похитрее, инквизитор сам рассказал, что в третьем часу пополуночи проснулся. Просто распахнулись глаза. У кровати стоял Аллоро. Леваро сумрачно посмотрел на Джеронимо и улыбнулся. «Вам не померещилось?» «Нет. Одежды его были белы как снег, лик сиял». Леваро молчал. «Он спасён. На прощание протянул мне руку и попросил взять его перстень — печатку с гербом Аллоро, причём, снял почему-то с большого пальца. А всегда носил его на безымянном. Странно, правда?» Леваро побледнел. Может ли это быть?… «И… что вы?» «Взял перстень». «Это сон, конечно, но всё очень странно…»«Сон? А это что?» На ладони Джеронимо, матово искрясь синевой Лигурии, сиял перстень Аллоро.

Леваро обмер. Сапфир с печаткой. Лавровая ветвь, поперечный шеврон. Герб Аллоро. Элиа сам обряжал Гильельмо после смерти. Перстень соскальзывал с истончившихся пальцев покойника. Он пытался надеть его на средний палец вместо безымянного, но и с него он спадал, и удержался только на большом пальце. После отпевания гроб заколачивал он сам и видел, как сапфир последний раз густой синевой блеснул под гробовой крышкой. Никто не мог снять его. Никто не мог открыть гроб под тяжелой плитой в церковном нефе… Сбиваясь и даже чуть заикаясь от волнения, Леваро объяснил Вианданте, как перстень оказался на большом пальце умершего.

Вианданте удовлетворённо кивнул, но по его лицу было понятно, что ни в каких подтверждениях он не нуждается.

Однако, кое-что Вианданте от Леваро услышать хотел. Именно поэтому и хотел поговорить без свидетелей. Закусил губу. «Не помнит ли Леваро, во время болезни он не разговаривал?» Денунциант внимательно посмотрел ему в глаза. «Иногда вы стонали, иногда бормотали что-то. Казалось, что вам снятся кошмары… Чёрная чемерица — яд страшный. Да и доза была немалая. Тереза говорит, что, судя по симптомам, туда, кроме морозника, ещё что-то было добавлено — и тоже в количестве немалом, и… естественно… мой подчинённый даже вякнул нечто непотребное…»«Что естественно и что непотребное? О чём вы, Леваро?»

Тот пожал плечами.

— Мой дурень сказал, что, если бы вас видели те похотливые сучки, что мечтают отдаться дьяволу, они бы предпочли отдаться вам.

Лицо Вианданте перекосило. «Этот тощий, Салуццо? Вы… за это закатили ему оплеуху?»«Да».

— Почему только одну?! Я же был не в себе! — тут Джеронимо опомнился. — Ну, да ладно. Я вообще-то не об этом. — Вианданте стало стыдно своей вспышки, и он торопливо продолжил, — понимаете, мне в бреду что-то померещилось. Было странное чувство, что я увидел что-то… Там мелькала одна… одна тварь, но… я будто видел… А, вот! Дом из серого камня, медные ворота, над воротами арочное перекрытие… Из того же камня… Есть такое в городе?

Леваро задумался. «Дом двухэтажный?»«Да!»«Хм… богатых домов у нас не так и много. Так сразу не вспоминается. Но завтра с утра можно объехать город». Вианданте, подумав, кивнул. Элиа послал слугу распорядиться об эскорте. «Нужно ли?»«Да, вы дорого заплатили за беспечность». Джеронимо горько усмехнулся. Его подчинённый слишком уж быстро обрёл достоинство. Но и возразить было нечего. Жизнь Аллоро — и вправду, страшная цена. Сейчас, когда душа Вианданте обрела покой, а дух — былую мощь, не хотелось допускать лишних ошибок.

— А, что было в этом сне? — поинтересовался Леваро.

— Если бы вспомнить! Но мне показалось, я что-то понял, и ещё раньше… постойте-ка… Нам надо в Трибунал. — Вианданте поднялся так резко, что покачнулся. «Куда на ночь глядя? Вам нужна Вельо?» «А? Нет. Чёрная Клаудия. Пошлите за её делом. Быстро!»

…Укутавшись тёплым одеялом по самые уши, Вианданте откинулся на подушку, закрыл глаза и почесывая за ухом разлёгшегося рядом Схоластика, слушал. Элиа методично читал ему показания безумной потаскухи-убийцы.«…Я любила колдовать, владела умением причинять страдания и длительные болезни, и это нравилось мне… Я хохотала, когда мне удалось посредством солонки, в которую я вложила ядовитый порошок, убить негодяя Лучано Толино, сказавшего, что ни за что не будет спать со мной, обозвавшего меня вонючкой, и он умер в страшных коликах…» Вианданте напрягся. «Остановитесь, Леваро». Леваро умолк. «Вот оно. Солонка». «Что?»

— Солонка, говорю. Схоластик… Дуб, дом, солонка… Запомните это. «Посредством солонки»… Господи, впору снова нанюхаться этой дряни…

— Да объясните же, наконец, что вы ищите?

— Летошний снег, вчерашний сон, пропавшее видение! В памяти всплывают какие-то обрывки. Мне что-то примерещилось в бреду, я что-то понял, но всё ушло. Помню дуб. Гроб. Дом из серого камня. Но солонка там была. Это важно. Если бы не проклятая Бриджитта…

— А это ещё кто?!

— А вот это — неважно, — с отвращением отмахнулся инквизитор.

Наутро они с эскортом в десять всадников медленно, шагом продвигались по городу.

Горожане, к немалому изумлению Вианданте, приветствовали его так, словно он был Его Святейшеством или паладином, вернувшимся из паломничества по Святым местам. Простолюдинки восторженно бормотали «un Giusto», «un Santo», мужчины низко кланялись. Джеронимо показалось, что его просто путают с кем-то. «Нет, пояснил Элиа. Со дня казни Белетты даже их дом стали называть в городе Сasa del Giusto — „Дом Святого“». Вианданте смущённо пробормотал что-то неразборчивое, и как показалось Леваро, не очень пристойное, и накинул капюшон. Впрочем, его всё же приходилось то и дело приподнимать, оглядывая дома. Леваро уверял, что описанного Джеронимо дома не видел в городе, но…

Они объезжали уже которую улицу, но привидевшегося в туманном видении дома не было нигде. Вианданте направил лошадь по кривой улочке, ведущей к реке. Леваро запротестовал. «Это теперь тупик, набережную подмыло в июле, там нет ни одного богатого дома, живут несколько белошвеек да ремесленников-пополанов». Но Вианданте упрямо ехал вперед, пока не остановился у ветхого серого домишки с чуть скособочившимся забором, неприметно притаившимся у речной заводи. «Кто здесь живёт?» Леваро странно покосился на него. «Никто». Какая-то интонация в его голосе заставила инквизитора обернуться. «Никто?»

— Это дом Вельо. Он теперь пустой. После вынесения приговора его выставят на продажу, но пока…

Вианданте бросил поводья, слез с лошади и медленно пошёл к дому. Элиа последовал за ним, и, опередив его у порога, остановил. «Зачем вам туда?» «Не знаю, покачал головой инквизитор, глядя вперёд невидящими глазами, не знаю…» «Бога ради, ни к чему не принюхивайтесь, у Пиоттино физиономия три дня была пятнистая и мутило, говорил, не переставая…» Вианданте вошёл, чуть наклонившись под низкой дверной притолокой. Закрыл глаза. Всплыл странный толстяк, похожий и непохожий на покойного Чиньяно. Вспомнился и кошелёк, со звоном упавший на стол. Мистика… Это было здесь… «Элиа, нам не нужен эскорт. Отпустите людей». Леваро давно научился разбираться в его интонациях. Молча вышел. Когда стук копыт эскорта затих в отдалении, Вианданте, медленно забравшись на лошадь, направил её к реке. Леваро, тоже безмолвствуя, ехал следом. Он ничего не понимал в действиях начальника, но предпочитал не высказываться. Между тем инквизитор пересёк пологий склон, мост, устремился вверх по тропе и там довольно хмыкнул.