– А ты не думаешь, что у нее может быть ребенок после этой ночи? – неожиданно огорошил вопросом Эссен, облокотившийся на стену рядом с камином. Он так и не сел, увлекшись неожиданным разговором.

– Думаю, – помрачнел Вейзмир, поставив локти на стол и положив голову на руки. – И не представляю себе, как быть. Я могу попытаться передать ей деньги. Только где ее искать? И как? И что я могу для нее сделать? Какой из меня отец при такой жизни? Я даже рядом быть не смогу, чтобы не подставлять ее.

– А ты не думал уйти? – предложил идею Эссен. – Ты достаточно много сделал для нашего отряда. И вполне можешь отдохнуть. В лицо тебя знают далеко не все. Уехать в отдаленный город, забрать сестру и Рику и жить. Растить ребенка, построить дом.

– Нет, – покачал головой Вейзмир. – Рано. Мы еще многого не сделали. Да и нельзя пока. Властители не забудут нас, даже если оставить их в покое. Будут искать, преследовать. А это снова опасность для нее. Я не могу. Лучше я буду далеко. Но она останется жива. А ребенок... Если он будет, я сделаю все, что будет в моих силах, чтобы он ни в чем не нуждался. Я помогу ей. Издалека. Только бы ее отпустили!

В его голосе послышалась боль. Парень казнил себя за неосторожность, за слабость, которые привели к такой опасности для доверчивой девочки, вошедшей в его жизнь. И которая сейчас находилась в руках врагов – приманкой, ловушкой. Баав, понимает ли она, что ему нельзя к ней придти? Что это худший выход, который только можно придумать? Понимает. Должна понять. Она же умничка.

Собрав посуду со стола, Вейзмир отнес ее на кухню. А когда вернулся, Эссен сидел в кресле, задумчиво глядя на огонь, и о чем-то размышлял. Попрощавшись, Вейзмир ушел спать. Но еще долго лежал без сна, вспоминая глаза Рики, ее голос, теплые ласковые руки... улыбку... и заснул, прося демиургов сохранить ее. И ребенка, если он есть... Асур побери, возможно, он станет отцом. Эта мысль, проскользнувшая на краю сознания, вдруг наполнила Вейзмира ослепительным счастьем. На радуге этого счастья он соскользнул в сон...

Осень полноправной хозяйкой разгуливала по столице, щедро разбрасывая золотые листья на крыши домов, брусчатку мостовых, лепила их на мокрые от дождя стекла. Разноцветные шерстяные накидки стали привычным оттенком городского пейзажа.

Рика сидела у окна с вязанием в руках. Запертая в комнате почти постоянно, она отчаянно скучала, не имея возможности чем-то заниматься. К ведению домашнего хозяйства, конечно же, ее не допускали. Да она и не рвалась работать на ненавистных Призраков. На прогулки ее выводили только два раза в неделю и только в сопровождении кого-то из свободных в этот момент воинов. Все остальное время она была предоставлена сама себе. Бродила по дому и саду, читала свитки и книги из богатой библиотеки образованного Предводителя теней, писала на подаренных Вэлом листках записки и грустные стихи. Не привыкшая к праздности девушка с трудом переносила вынужденное безделье. Шел второй месяц ее плена, и ей изрядно надоело такое времяпрепровождение. Призраки, держа свое обещание не бить ее больше, прекратили издеваться над пленницей. Но тоска и скука вполне справлялись с этим сами. Да к тому же будущую мать отчаянно мучила тошнота, по утрам превращавшая ее в подобие трупа. Не один час проведен был над кадкой. Кислое яблоко постоянно лежало в кармашке фартука. Призраки, перестав ее мучить, просто прекратили замечать. Ей разрешили гулять по дому и саду, не выходя за ворота, показали, где кухня, и на этом «гостеприимство» закончилось. Служанка кормила пленницу, она же водила ее купаться и поделилась своим платьем, когда Рикино залило грязью из-под колес пронесшейся мимо повозки. К сожалению, впопыхах Энн набросала в мешок первых попавшихся платьев, и оказалось, что в дорогу собрана только младшая. Рика, более хрупкая и меньше ростом, чем сестра, в ее платьях ходить не могла – наряды свисали с нее мешком.

С девушкой никто не разговаривал, кроме Вэла, ежедневно наведывавшегося с докладом. Артишу к ней пускали далеко не каждый день, что изрядно злило младшую. Отлученная от сестры, та упорно тренировалась, мечтая если не превзойти Вэла, то хотя бы догнать его по воинскому мастерству. Призраки, нередко получавшие от нее хорошую трепку в поединках, постепенно начали уважать упорную и настойчивую девушку. Она же держалась холодно и враждебно, не разговаривая с ними, а молча вписывая свое имя в список поединков, размещавшийся на доске у входа в Казарму Замка. Завидев ее на стороне соперника, скрипел зубами не один опытный воин. Злости и желания победить в белокурой воительнице было хоть отбавляй. А ее воинское умение росло с каждым днем.

После поединков Артиша обычно отправлялась гулять по городу. Заходила в Храм, на Биржу, подолгу сидела на Центральной площади. Как-то вечером, уплетая свежую булочку, она вздрогнула от неожиданности: прямо перед ней приземлился дракон и умильно уставился на корзинку с горячей выпечкой. Узнав в зверушке Хранителя Темной склонности, популярной в столице, Артиша рассмеялась и протянула на ладони вкусную сдобу. Дракон аккуратно взял ее зубами и проглотил, невинно поглядывая на остатки. Так, смеясь, она и скормила зверю всю корзинку, купленную только что в таверне. Пришлось идти на Биржу, в те ряды, где торговали едой, и покупать на ужин продукты. Благо туда она и собиралась после того, как заглянет в таверну, единственное место в городе, где продавали сладкую выпечку к чаю. Артиша по привычке готовила обеды и ужины, не обращая внимания на то, приходит ли к трапезе ее опальный возлюбленный, или отсутствует. Если в этот день разрешали навестить сестру, то она готовила что-то особенно вкусное и несла гостинцы старшенькой. Правда, Рика, измученная тошнотой, ела мало и неохотно. Но очень радовалась приходу сестры, по которой очень скучала.

Сестры старались не разговаривать о доме, отце, о Вейзмире, понимая, что кругом слишком много любопытных ушей. Но иногда, оставаясь одни, они быстрым шепотом обменивались мыслями и радостью, что Вейзмир держится и не приходит в ловушку. И переглядывались, надеясь, что однажды Призракам надоест ждать упрямую жертву, и они отпустят пленницу.

Отношения Артиши и Вэла продолжали напоминать аврорские льды. Она по-прежнему не разговаривала с ним, а если они сталкивались за одним столом, то демонстративно молчала или обращалась исключительно к Блейку. Вэл злился, недоумевал, расстраивался, но решительно не знал, что делать. Артиша не слушала его объяснений, а если он пытался с ней говорить, просто вставала и уходила в другую комнату. Или на прогулку. Разговаривала она с парнем исключительно на языке поединков. На тренировках или в боях выкладывалась от души, сражаясь словно с настоящим врагом. В душе девушки жила жгучая обида на вступление любимого в ненавистный клан.

Правда, где-то в глубине души – Артиша упорно гнала от себя эту мысль – плескалось осознание того, что Рика права и у Вэла просто не было выхода. Фокстель действительно мог убить ее тогда за ранение Предводителя. А что до убийства отца... Стейс вряд ли рискнул бы сделать это намеренно. Даже учитывая ту наглость, с которой они вели себя в «Белом ястребе». Так что гибель Ульфа была случайной. Боль потери, конечно же, не ослабевала от сознания этого момента, но все же. Артиша не хотела думать о том, что пытался донести до нее Вэл. Что он отказался бы от клана, учитывая преступление Стейса. Но это было предложение, от которого нельзя отказаться. «Я подумаю об этом позже, – твердила девушка, отбрасывая тяжелую мысль. Не сейчас. Пока что важнее участь сестры, которую продолжают держать в плену, приманивая Вейзмира.