Акичита не ответил.
— Что если я не смогу бороться с кошмарами? И я все еще не знаю, что я такое.
Не поворачиваясь, он сказал:
— Просто живи.
Я пошевелила пальцами на руках и ногах — теми частями меня, что все еще оставались знакомы. Сделала несколько вдохов и выдохов. Мое беспокойство постепенно стало ослабевать. Затем я собрала свои вещи и вышла из зимней спячки.
Я восстановила свою силу за несколько недель, прошедших после моего зимнего забвения. Нагнувшись над сетью с бьющейся рыбой и пытаясь устоять на речных порогах, я гадала, какие витамины Акичита добавлял в мою еду.
— Наалниш! Быстрее! Я не могу ее удержать, — крикнула я поверх потока. Наалниш с грацией перебежал через течение реки. Он избавил меня от моего бремени, и я с плеском шлепнулась на неглубокую отмель, смеясь.
Барсук выдернул меня из холодной воды.
— Иви, когда ты уже научишься просить помощи?
Я отбросила влажные волосы с лица и фыркнула.
Он привлек меня в объятия и сказал:
— Мы полагаемся друг на друга. Вот так мы выживаем. Это правило Лакота.
— Мм. Я запомню это тогда, когда ты запомнишь правило Лакота следить за своим языком, — его сердце грохотало у моей щеки, согревая меня вопреки промокшей одежде. — Кроме того, вы, лентяи, все еще спали, а я проголодалась.
Акичита появился из хижины. Дарвин кинулся ко мне, хвостом колотя по моей ноге.
— Посмотрим, кто здесь ленится, — губы Барсука дрогнули у моей макушки, — когда ты сегодня пойдешь с нами охотиться.
Я сделала шаг назад, зная, что мои брови подскочили вверх.
— О, мне наконец-то разрешат поиграть с крутыми ребятами?
Он широко улыбнулся и привлек меня обратно к своей груди.
— Терпение — это сила преодолеть жизнь до конца. Твоему разуму требовалось время. Твое сердце нуждалось в исцелении, — он ткнул меня пальцем в ребро. — А мы были голодны. Тем более твое карабканье распугало бы всю дичь.
— Карабканье? О, я тебя умоляю. Я могу стрелять с расстояния...
— Никаких ружей, — он поднял мои руки с ножами в ножнах. — В этот раз мы посмотрим, как ты пользуешься этим.
Я драматично вздохнула. Он проигнорировал это и подтолкнул меня к хижине.
Акичита ждал нас на крыльце, кутаясь в черно-красную шерстяную накидку. Его губы растянулись в улыбку, углубляя морщинки на щеках. Он протянул дрожащую руку и приподнял мой подбородок. Его голос успокаивал так же, как и дым, поднимающийся от его трубки.
— Мы охотимся на многих животных. Лакота покажут тебе охоту за перьями и мехом. А ты покажешь Лакота охоту за правдой. Мы будем учиться друг у друга.
Я понимала его афоризмы не больше, чем понимала значение его взгляда. Но надежда в его глазах придавала мне сил, заставляла желать успеха, при этом дорога, которой я иду, и ожидания не имели значения.
— Я вас не разочарую, — сказала я.
— Нет, Пятнистое Крыло. Определенно не разочаруешь, — ответил Акичита, затем он последовал за Барсуком обратно к потоку, питаемому талым снегом.
У ручья журчали проталины, упиваясь тающим снегом. Лишенный листвы лес ничего не скрывал за блестящими и голыми стволами деревьев, стоящими как скелеты в чащи. Я задрожала и потянулась к двери, чтобы сменить влажную одежду.
Вдруг волоски на шее зашевелились, что заставило меня оглянуться через плечо от ощущения, будто за мной наблюдают. Между деревьями метнулась тень и двинулась ко мне. Я вытащила кинжал из ножен на руке.
Фигура подплыла ближе, скользя с искусностью хищника, который знал, что жертва не убежит. Затем блеснули его медные глаза. Я скрестила руки, согревая рукоятку кинжала в кулаке.
Лук обнимал спину мужчины, томагавк висел на его бедре. Он сокращал расстояние между нами медленной и смертоносной походкой, не отрывая от меня взгляда.
Мы редко контактировали, и все же я была уверена, что он наблюдал за мной. Я расправила плечи и притворилась, что Одинокий Орел меня не нервировал. «И почему он меня нервирует? Это все из-за его грешной красоты? Из-за его взъерошенных, как будто только после сна, волос? Из-за его мышц, которые напрягались, когда он выпускал стрелы из лука?» Возможно, всему виной было пламя в его глазах, когда он смотрел на меня. Как в этот самый момент. Пульсация крови опустилась ниже моей талии. «Иисусе, прекрати на меня смотреть».
Он нахмурился еще сильнее, вступая на крыльцо.
— Ты сегодня охотишься, — произнес мужчина.
— Слухи распространяются быстро, — сказала я.
— Нужно лишь держать глаза открытыми.
Я проследила за его взглядом до потока. Остальные Лакота стояли над несметным количеством луков и ножей, с более дикими улыбками, чем обычно. Руки Барсука двигались в воздухе, иллюстрируя то, что выходило из его усердно работающего рта. Я улыбнулась, но моя улыбка угасла, когда я опять посмотрела на Джесси. Было в его глазах что-то такое... какая-то эмоция, не вяжущаяся с его нахмуренным лицом.
Я выдержала его взгляд с усилием, заставившим меня съежиться.
— Так ты идешь? — спросил он.
Огонь в его глазах превратился в жар преисподней. Нас окружила тишина, смягчаемая лишь капающим тающим снегом.
— Конечно, ведь я наслаждаюсь каждым нашим нежным общением, — «мой сарказм был очевиден, правда?»
Его брови сошлись вместе, он нахмурился.
— Ни за что не пропущу шоу, как ты отрубишь себе конечность, — зловещая ухмылка изуродовала его великолепное лицо. Затем он исчез в хижине.
«Что за мудак!»
Мы съели на завтрак квази-суккоташ [45] из кукурузы, сосновых орехов и рыбы, запив его пекановым кофе. Затем Барсук и Наалниш пошли по следу, каждый нес при себе томагавк и лук, который у последнего был длиной шесть футов. Я чувствовала себя голой с одними ножами, закрепленными на руках.
Дарвин подбежал к нам. Я потрепала его по голове.
— Прости, мальчик. Ты остаешься с Акичитой. Bleib [46] .
— Хоть ты и научила нас этим командам, — сказал Барсук, — он все равно лучше слушается тебя.
— Тогда, возможно, я начну использовать эти команды и на тебе, — ответила я, но мое внимание оставалось прикованным к линии голых деревьев.
Мужчина склонился ко мне и сказал:
— Не беспокойся. Он поблизости. Он не выпускает тебя из поля зрения.
Я прищурилась.
— Джесси? Это... это странно.
Барсук пожал плечами и криво улыбнулся. Затем начался наш поход. Мы двигались друг за другом гуськом — Барсук расчищал путь длинной палкой, а Наалниш заметал после нас следы. Пройдя несколько миль в гору, я замедлила шаг, чтобы пойти рядом с Наалнишем.
— Зачем заметать наши следы? — спросила я.
— Мы — следопыты. Так что мы понимаем, каково это, когда за тобой следят. Мы не хотим искушать наших врагов.
Лакота верили, что все вещи сплетались воедино в сеть жизни и энергии. И это значило, что даже убийство тли могло разорвать хрупкие нити, соединявшие нас. О, они убивали, когда приходилось. Но они прикладывали огромные усилия, чтобы защитить паутину, которой дорожили.
— Так, что? Мы заметаем следы, тля держится в стороне, а паутина остается в балансе?
Он знал, что я спрашивала, чтобы удовлетворить собственное любопытство, а не потому что разделяла их верования. Он поправил покров из листьев на земле и кивнул.
— Паутина жизни ловит сны, знаешь ли.
Я вспомнила безделушки, продававшиеся в сувенирных магазинчиках Дикого Запада. Ивовые кольца и конский волос придавали им сходство с паутиной, обрамленной перьями и бусинами.
— Возможно, есть сны, которые ловить не стоит, — сказала я.
— Используй эти нити, чтобы поймать хорошее, Пятнистое Крыло. Направляй плохое в центр паутины, позволь ему упасть сквозь дырку.
Я не знала, что выражало мое лицо, но если судить по его смеху, то я уверена, что оно отразило мои сомнения. Бережно коснувшись моей спины, он продвинул меня перед собой и восстановил строй.