Склонившаяся к земле красная ель прикрывала наше летнее место для ночевок, которое располагалось выше по горе. Охота на такой высоте редко бывала удачной. Но и тля встречалась реже.

Акичита рядом со мной пыхтел своей трубкой.

— Я расскажу тебе историю об овдовевшей женщине Лакота, — сказал он.

Я оперлась на локоть. Огонь потрескивал в каменном очаге, выплевывая искры на осенний бриз.

— Вдова Лакота, жившая во времена великого голода, заболела пневмонией. Когда она лежала и умирала, то усилила свой разум магией и вошла в мир духов, как бродячая душа.

Очередной клуб дыма вышел из его трубки.

— В первый день ее посетил ворон с крыльями синими как полночь. Из своих когтей он выронил листья креозотового куста [48]. Во второй день он принес ей плевральный корень. На третий день он оставил полынь. На четвертый день ворон вернулся с пустыми лапами и нашел ее все еще больной. Он спросил у вдовы, сварила ли она его дары и выпила ли их с чаем. Она покачала головой, а затем испустила свой последний вдох.

Мужчина на мгновение задумался и сказал:

— Проигнорированный дар есть дар бесполезный.

Я легла обратно на свое одеяло. Звезды как маленькие глазки подмигивали и звали меня. Акичита считал мою особенность даром. «Это Анна привела меня к Лакота. И это Аарон заманил меня в хижину нимфы. А нить, как будто прикрепленная ко мне, вечно тянущая на восток? Я ее не хотела». Но она настойчиво оставалась со мной. Свои чаинки я пока заварить не могла.

— Мы идем с тобой, — сказал Наалниш, вышагивая позади меня.

Ноющая боль в моей груди разрасталась. Они не пытались меня остановить. Нет, они понимали такие вещи, даже если я сама их не понимала. Они называли это «поиском видений». Я прижала пальцы к груди, к тяжести, которую там ощущала.

Я меньше всего хотела оставлять Лакота. Но они были счастливы здесь. Их место было в горах, среди единства природы и в безопасности изоляции. От образов этих людей, карабкающихся по искореженному металлу и управляющихся с ружьями, чтобы защитить меня, в глубине моего нутра зародился новый ужас.

Кроме того, я не хотела, чтобы то извращенное дерьмо, которое происходило с моим телом и воспоминаниями, коснулось их. Гармония Лакота являлась последней прекрасной вещью, оставшейся на планете. Это было мое путешествие, мое бремя. Так что, в миллионный раз я сказала:

— Нет. Не идете.

Рядом с нашим местом стоянки поток расширялся по мере того, как лето перетекало в осень. На противоположном берегу сидел Джесси. Сумерки скрывали его глаза, но я знала, что они следили за мной. Они всегда следили.

— Бостон далеко, — сказал Барсук. — Многое может пойти не по плану по дороге.

— Не говоря уж об опасности путешествия через океан и о том, что ждет тебя там, — сказал Наалниш.

Вот поэтому я и отказывалась позволить им присоединиться ко мне.

— Оставьте ее, — сказал Акичита со своего спального мешка.

Джесси прислонился к дереву, на его боку висел лук. Одинокий Орел был всегда рядом, и все же, как будто далеко.

Я вытянулась на боку, опустив лицо в мягкую кроличью шкуру.

Барсук устроился позади меня, и я застыла, ожидая прикосновения, которое последует. Когда мои нервные срывы ночь за ночью будили лагерь, мы решили проверить предположение Джоэла. Близкий контакт во сне — голая кожа, прижимающаяся к моей, — успокаивал мои кошмары. Поэтому Наалниш и Барсук теперь спали рядом со мной с голыми торсами. Так Барсук и лежал в данный момент, положив руку на мою талию под одеждой.

Они никогда не злоупотребляли моим доверием. Возможно, я задолжала им близость, но мое чувство вины пересиливал сначала страх полюбить их, а потом страх потерять их.

Барсук прошептал мне на ухо:

— Ты наблюдаешь за ним так же, как и он наблюдает за тобой.

Я заворчала. Джесси был другой историей. Я хотела разгадать мужчину, который наблюдал за мной. Мужчину, который проявил свою человечность шестью месяцами ранее, увидев муки нимфы с разбитым сердцем. После того дня его хмурость больше не возвращалась на лицо. Но и улыбка не пришла ей на смену. Его губы оставались поджатыми в линию, как будто ловили в ловушку чувства, которые выдавали его глаза.

— Кто поможет тебе прогнать плохие сны? — спросил Барсук.

— Когда рядом никого нет, кому помешают мои кошмары? — ответила я.

Его лоб опустился на мое плечо, рука крепче сжала талию. Я знала, что мое решение идти в одиночку он воспримет тяжелее остальных. «Утром, в мое последнее утро с Лакота, сумею ли я остаться верна этому решению?»

Наалниш сказал:

— Я нарисовал карту самого безопасного курса на Бостон. И проверил Humvee, — уголки его рта при этом опустились, удлиняя его узкое лицо. — Он все еще на ходу.

Я подарила ему слабую улыбку.

— Ты все еще не сказала, как собираешься добраться до Европы, — вновь сказал Наалниш.

Я избегала этого вопроса. Мы не видели ни единого самолета со вспышки эпидемии. Но Джесси заверил нас, что трансатлантический экспорт все еще перевозится на кораблях из Бостона. Откуда ему это было известно, он не сказал. Если предполагать, что охрана не станет проблемой, возможно, я сумела бы проникнуть на борт переодетым пассажиром. Хотя когда я проигрывала этот сценарий в голове, он заканчивался жесткой порнографией. Всего один момент узнавания, и я буду женщиной, пойманной на корабле, полном мужчин.

— Я все еще работаю над этим, — ответила я.

Джесси опустил голову и провел рукой по густым волнам своих волос. Затем он поднялся и пересек поток. Мой пульс участился, когда этот мужчина приблизился. Он вытащил блокнот из рюкзака и протянул его Наалнишу, говоря при этом:

— Она может спрятаться в контейнере на грузовом корабле.

Джесси присел передо мной и продолжил:

— Среднестатистический трансатлантический контейнеровоз путешествует со скоростью двадцать пять узлов в час. Мы не можем предсказать порт прибытия, но путь должен составить около пяти тысяч километров. При таком раскладе она проведет пять или шесть дней в этом контейнере, — он указал на блокнот. — Все характеристики здесь.

Я подавила желание вскочить и схватить блокнот. «Терпение».

— Эти контейнеры не герметичны, — сказал Наалниш. — С подходящим рационом еды и водой поездка будет терпимой, — он провел пальцем по бумаге. — Но расположение... как именно она попадет в тот, что будет находиться на верхней палубе рядом с баком и подальше от кают-команды?

Глаза Джесси обожгли мои, и он ответил:

— Это будет зависеть от Иви, — его лицо не выражало никаких эмоций, но я поняла его намерения. Он был Лакота по крови, но, в то же время, Джесси был таким же убийцей, как и я. Он знал, что я сделаю все, что потребуется, чтобы попасть на корабль незамеченной.

Наалниш встал и протянул мне блокнот.

— Это может быть твоим лучшим вариантом, Пятнистое Крыло.

Набросок чертежа отражал сведения об отделениях и контейнерах на грузовом корабле. «20х8х8 футов», — гласила пометка на одном из кубов[49]. «Более чем достаточно для безбилетного пассажира».

Я взяла набросок и спросила:

— Откуда тебе известны грузовые корабли, Джесси?

Он наклонился ко мне, рыжинка его волос в свете костра напоминала тлеющие угли.

— Спокойной ночи, Иви, ведь, это может быть твоя последняя спокойная ночь, — он использовал тот насмехающийся тон, который в равной степени возбуждал меня и бесил. Его глаза на мгновение метнулись к Барсуку, стоящему позади меня, и я заметила в их глубинах боль. Затем Джесси встал и ушел в лес.

Следующим утром Дарвин лежал у моих ног, его тело оставалось неподвижным, за исключением машущего хвоста. Я вытащила из рюкзака кожаный ремешок и присела перед ним. Затем провела пальцем по его имени, выжженном на ремешке, запоминая рельеф.