— Нет. Это реальность. И я в ней убедился.

— Ты говоришь, что Элис ничего не знает? — спросила Лейла.

— Мне было сказано ничего не говорить ей, и только поэтому мне все рассказали!

— Кто? Некто, кого ты не можешь даже найти по телефону? Некий человек из Вашингтона, которого там не знают? Тот, кто выложил тебе кучи вранья относительно нас?

— Но человек же убит! Моя семья могла погибнуть в прошлую среду! Тремьяны и Кардоне были одурманены прошлой ночью!

Остерман посмотрел на свою жену и снова перевел взгляд на Таннера.

— Если они в самом деле были одурманены газом, — мягко сказал он.

— Ты должен все рассказать Элис, — возбужденно сказала Лейла. — Ты не можешь и дальше держать ее в неведении.

— Я знаю. Так я и сделаю.

— А затем нам придется уезжать отсюда, — сказал Остерман.

— Куда?

— В Вашингтон. Там у нас есть один или два сенатора и парочка конгрессменов. Они наши друзья.

— Берни прав. У нас есть друзья в Вашингтоне.

Морось постепенно перешла в основательный дождь.

— Пойдем внутрь, — сказала Лейла, легко коснувшись плеча Таннера.

— Подожди! Там нам не удастся поговорить. Мы не можем свободно говорить в доме. Он прослушивается.

Берни и Лейла Остерманы дернулись, словно получили удар по лицу.

— Весь? — переспросил Берни.

— Я не уверен... Теперь я ни в чем больше не уверен.

— Значит, мы не можем свободно разговаривать в доме, или же нам надо включать радио на полную громкость и говорить шепотом?

Таннер смотрел на своих друзей. Слава Богу! Слава Богу! Начало его возвращению к здравому смыслу было положено. 

Прошло меньше часа, и на них обрушился тот самый июльский шторм. Радио обещало от семи до десяти баллов; все суда среднего тоннажа от Гаттераса до Род-Айленда получили штормовое предупреждение, наводнение могло угрожать и Сэддл-Уолли, ибо он не был достоточно удален, чтобы избежать стихийного бедствия.

Элис проснулась при первых раскатах грома, и Джон сказал ей — точнее, шепнул на ухо, — перекрывая радио, включенное на полную мощность, что им надо быть готовыми уехать с Берни и Лейлой. Он притянул ее к себе и попросил не задавать вопросов, а просто довериться ему.

Детей отвели в гостиную, где перед камином стоял телевизор. Элис сложила два чемодана и поставила их у входа в гараж. Лейла сварила яйца вкрутую и сделала бутерброды с сельдереем и морковкой.

Берни сказал, что им придется ехать без остановки час или два.

Глядя на эти сборы, Таннер в мыслях возвращался к событиям четвертьвековой давности.

Эвакуация!

В половине третьего зазвонил телефон. На том конце истерически кричал совершенно подавленный Тремьян, который — врет, подумал Таннер — рассказал, как они очутились у старого здания станции на Ласситер, а потом сказал, что они с Джинни в таком состоянии, что не смогут приехать на обед. На субботний обед уикенда с Остерманами.

— Ты должен рассказать мне, что происходит. — Элис Таннер говорила с мужем в буфетной. На полную мощность тут был включен транзистор, и она старалась перекричать его. Он взял ее за руки, предупреждая вопросы, и привлек к себе.

— Верь мне. Прошу тебя, верь мне, — шепнул он. — Я все объясню в машине.

— В машине? — Глаза Элис расширились в испуге, и она поднесла ладонь к губам. — О, Господи! Ты хочешь сказать, что не можешь говорить?

— Верь мне.— Пройдя на кухню, Таннер махнул рукой Берни. — Давай грузиться. — Они взялись за чемоданы.

Когда Таннер и Остерман вернулись из гаража, Лейла стояла у окна кухни, глядя на задний двор.

— Похоже, шторм усиливается.

Зазвонил телефон, и Таннер снял трубку.

Кардоне был предельно разгневан. Он клялся и божился, что разорвет на куски и уничтожит того сукиного сына, который одурманил их. В то же время он был смущен и растерян. Часы его стоили восемьсот долларов, и они остались у него на руке. В бумажнике у него лежала пара сотен долларов, и они остались нетронутыми.

— Полиция сказала Дику, что были украдены какие-то бумаги. Что-то относительно Швейцарии и Цюриха.

Таннер явственно услышал, как у Кардоне перехватило дыхание, а потом наступило молчание. Когда Джой снова подал голос, его едва можно было разобрать.

— Это не имеет никакого отношения ко мне! —А затем он без всякого перехода стал быстро говорить Таннеру, что ему только что позвонили из Филадельфии и сообщили о тяжелой болезни отца. Так что они с Бетти пока побудут дома. Может быть, они увидятся в воскресенье. Таннер повесил трубку.

— Эй! — Что-то на лужайке привлекло внимание Лейлы. — Посмотри на те зонтики. Их сейчас сорвет ветром, и они улетят.

Таннер глянул в окно рядом с раковиной. Два больших тента, прикрывавших столики у бассейна, почти согнулись под напором ветра. От парусины остались только клочья. Вот-вот они рухнут. Таннер понимал, что это будет довольно странно, если он не обратит на них внимания.

— Я сниму их. Мне потребуется пара минут.

— Помощь нужна?

— Не стоит, мы оба промокнем.

— Твой дождевик в холле на вешалке.

Ветер был очень сильный, а дождь превратился в настоящий шторм. Прикрывая лицо ладонью, он добрался до самого дальнего столика. Запахнув развевающийся плащ, ухватился за металлическую стойку и начал снимать ее.

Когда он взялся за металлическую крышку столика, раздался грохот. От нее отлетел кусок металла, чиркнувший его по руке. Еще раз. У его ног разлетелись осколки цемента, в который было вмуровано основание столика. Следующая пуля врезалась по другую сторону столика.

Таннер нырнул под столик и, скорчившись, откатился подальше от направления полета пуль.

Пули густо ложились рядом с ним, откалывая куски металла и камня.

Он попытался отползти назад, но мокрая земля скользила под локтями, и у него ничего не получилось. Схватив стул, он загородился им, словно тот был последней соломинкой, которая должна была удержать его над пропастью. Таннер застыл, ожидая неминуемой смерти.

— Брось его! Черт возьми! Брось его!

Прыгнув к нему, Остерман ударил его по лицу и оторвал руки, вцепившиеся в стул. Пригнувшись, они побежали к дому; пули с чмоканьем впивались в деревянную обшивку.

— Держись ближе к дверям! К дверям! — прохрипел Берни. Но они успели только потому, что Лейла сообразила, что надо делать. Она распахнула двери, и Берни Остерман втолкнул внутрь Таннера, свалившись на него. Лейла, пригнувшись, захлопнула двери.

Огонь прекратился.

Элис рванулась к мужу и, прижав его голову к груди, увидела кровь на руке.

— В тебя попали? — спросил Берни.

— Нет... нет, со мной все в порядке.

— Пожалуй, не совсем. О, Господи! Посмотри только на свою руку! — Элис пыталась вытереть льющуюся кровь руками.

— Лейла! Найди немного спирта! И йода! Элис, у вас есть йод?

У Элис по щекам текли слезы, и она не смогла ответить на вопрос. Лейла схватила ее за плечи и как следует встряхнула, хрипло крикнув на нее.

— Прекрати, Элис! Перестань! Где бинты и антисептик? Джонни нужна помощь!

— Какие-то шприцы... в буфетной. Марля тоже. — Она не могла заставить себя отойти от мужа. Лейла двинулась в буфетную.

Берни рассмотрел руку Таннера.

— Ничего страшного. Только глубокая царапина. Не похоже, что это проникающее ранение.

Презирая самого себя, Джон посмотрел на Берни.

— Ты спас мне жизнь... Я не знаю, что и говорить.

— Поцелуешь меня в день рождения... Умница, Лейла. Дай-ка мне все это. — Остерман взял аптечку и всадил иглу прямо в руку Таннеру. — Элис, звони в полицию! Держись подальше от окон, но дозвонись до того толстого мясника, который считается тут начальником полиции!

Элис неохотно оставила мужа и, пригнувшись, проползла под раковиной. Достигнув боковой стены, она сняла трубку.

— Отключен.

Лейла судорожно передохнула. Берни пробрался к Элис, выхватив трубку у нее из рук.

— Она права.