Он оказался за кулисами. Слева от него был помост из толстой фанеры, на котором горела дюжина свечей. Перед ним стоял дурацкий стул в стиле рококо, в лаке и позолоте, для суфлера и актеров.

В середине сцены на подмостках сидели двое мужчин и женщина, попивая кофе и куря. Декорация изображала палубу судна. В центре сцены высилась мачта, с которой свисали веревочные лестницы, а огромная пушка из папье-маше смотрела в задник, изображающий море и небо.

Когда Мендел появился на сцене, разговор сразу же резко прервался. Кто-то пробормотал:

— Господи, как привидение на ярмарке, — и все присутствующие, уставившись на Мендела, захихикали.

Первой обратилась к нему женщина.

— Вы кого-нибудь ищете, дорогой мой?

— Простите за вторжение. Я хотел бы поговорить с кем-нибудь относительно абонирования места в театре. Вступить в клуб.

— О, да, конечно. Это просто великолепно, — сказала женщина, вставая и подходя к нему. — Просто чудесно. — Схватив его левую руку обеими руками, она энергично потрясла ее, делая в то же время шаг назад и вытягивая руки на всю длину. Это был жест властительницы замка — леди Макбет встречает Дункана. Склонив голову набок, она игриво улыбнулась и, выпустив руку, провела его на другую сторону сцены. Там оказалась небольшая комнатка, заклеенная старыми афишами и программами, заваленная сальными париками и деталями костюмов.

— Видели ли вы в этом году нашу программу? Например, «Остров сокровищ»? Восхитительный успех. И вам не кажется, что в нашей постановке куда больше социального содержания, чем в этих вульгарных сопливых сказках?

— Ну, как же, — ответил Мендел, не имея ни малейшего представления о предмете разговора и глядя в то же время на кучку аккуратно сложенных счетов. По тексту на верхнем из них явствовало, что он был выписан миссис Людо Ориэл четыре месяца назад.

Она проницательно посмотрела на него сквозь очки, маленькая и смуглая, с морщинистой шеей и густым гримом на лице. Мешочки под глазами она попыталась скрыть косметикой, но ожидаемого эффекта не последовало. На ней были мешковатые брюки и толстый свитер, небрежно измазанный темперой. Курила она беспрерывно. Рот у нее был очень большой, и зажатую в губах сигарету она держала точно посередине его, как раз под носом; губы ее были постоянно втянуты, искажая пропорции нижней части лица, отчего у нее постоянно было нетерпеливое и обиженное выражение. Мендел решил, что, скорее всего, эта женщина неглупа и с ней придется нелегко. Видно было, что она с облегчением восприняла известие, что ей не придется сейчас расплачиваться по счетам.

— Вы в самом деле хотите вступить в клуб?

— Нет.

Внезапно она пришла в ярость.

— Если вы из этих проклятых коммивояжеров, можете убираться! Я сказала, что заплачу, и так и будет, только не приставайте ко мне. Если вы сообщите людям, что со мной кончено, так оно и будет, и в проигрыше останетесь вы, а не я.

— Я не кредитор, миссис Ориэл. Я пришел предложить вам денег.

Она ждала продолжения.

— Я агент по бракоразводным делам. У меня есть богатый клиент. Я хотел бы задать вам несколько вопросов и готов уплатить за потраченное время.

— Господи, — с облегчением сказала она. — Почему вы сразу же не сказали об этом?

Они рассмеялись. Мендел положил пятифунтовую банкноту на стопку счетов.

— Итак, — сказал Мендел, — как вы ведете списки членов клуба? Дает ли членство им какие-то преимущества?

— Ну, каждое утро ровно в одиннадцать мы варим кофе на сцене. Члены клуба имеют право посещать наши ко-фепития в перерывах между репетициями от 11.00 до 11.45. За заказ они, конечно, платят, но вход разрешен только исключительно членам клуба.

— Ясно.

— Скорее всего, вас интересует именно это. По утрам к нам являются только гомики и нимфоманки.

— Вполне возможно. Что дальше?

— Каждые две недели мы показываем самые разные постановки. Члены клуба могут абонировать место на определенный день на каждое представление — во вторую среду на каждом представлении и так далее. Постановки, как правило, у нас проходят в первый и третий понедельник месяца. Представление начинается в 7.30, и для членов клуба мы держим места до 7.20. У девушки в кассе есть план зрительного зала, и она вычеркивает каждое место, когда оно продано. Места, зарезервированные клубом, отмечены красным и не продаются до последней минуты.

— Понимаю. Так что, если кто-то из членов вашего клуба не занимает свое привычное место, оно вычеркивается на плане?

— Только если билет на него продан.

— Конечно.

— После первой недели зал у нас обычно неполон. Мы пытаемся ставить одну пьесу в неделю, но не так просто раздобыть... э-э-э... средства.

— Да, да, конечно. Кстати, у вас сохраняются старые планы зала с проданными местами?

— Иногда, для отчетов.

— Как насчет четверга, 3 января?

Открыв ящик письменного стола, она вытащила пачку листов с планировкой мест.

— Во вторую неделю мы по традиции играем пантомиму.

— Понятно, — сказал Мендел.

— Итак, кто же вас конкретно интересует? — спросила миссис Ориэл, кладя перед собой план на стол.

— Спутник невысокой блондинки, лет примерно сорока двух или трех. По фамилии Феннан, Эльза Феннан.

Миссис Ориэл углубилась в план. Мендел нахально уставился в него из-за ее плеча. Список фамилий членов клуба был аккуратно напечатан с левой стороны. Красные пометки обозначали, что члены клуба оплатили свои привилегии. С правой стороны листа отмечались места, зарезервированные на этот год. Всего членов клуба было примерно восемьдесят.

— Имя еще ничего не значит. Где ее место?

— Понятия не имею.

— Ах да, вот же она. Из Мерридейл-Лейна, Валлистон. Мерридейл! Давайте посмотрим. Боковое место в конце ряда. Очень странное предпочтение, вам не кажется? Место номер Р-2. Бог знает, почему она его выбрала. Была ли она 3 января? Я даже не предполагала, что этот план у нас сохранился, хотя сама я ничего в жизни не выкидываю. — Она посмотрела на него краем глаза, пытаясь понять, заработала ли она свои пять фунтов. — Вот что я вам скажу — мы спросим у Девственницы. — Встав, она подошла к дверям. — Феннан... Феннан... — бормотала она. — Минуточку, я что-то припоминаю. Сама не знаю, что именно. Ну, черт меня побери... ну, конечно... нотная папка. — Она открыла двери. — Где Девственница? — спросила она у кого-то на сцене.

— Бог ее знает.

— Беспомощные свиньи, — сказала миссис Ориэл, снова закрывая двери. Она повернулась к Менделу. — Девственница — наша единственная надежда. Чисто английская роза, дочь местного стряпчего, обожающая искусство, ходит в перекрученных чулках, а на лице выражение делай-те-со-мной-что-вы-хотите. Мы терпеть ее не можем. Но так уж получилось, что она крутится среди нас, потому что папочка платит за ее обучение. Когда аншлаг, она обязательно тут как тут — она и миссис Торр, наша уборщица. Когда сбор не очень большой, миссис Торр занимается своими делами, а Девственница болтается за кулисами. — Она помолчала. — Я чертовски уверена, что помню эту фамилию — Феннан. Чертовски уверена. Интересно, где эта корова? — Исчезнув на пару минут, она вернулась с высокой и довольно симпатичной девушкой с пушистыми светлыми волосами и розовыми щеками, при взгляде на которую приходили мысли о теннисе и плавании.

— Это Элизабет Пиджон. Она может вам помочь. Дорогая, мы хотели бы найти сведения о миссис Феннан, члене клуба. Можешь ты мне что-нибудь сказать о ней?

— О, конечно, Людо,—должно быть, она считала, что говорит светским тоном. Изобразив улыбку, напоминающую последний вздох выдохшегося пива, она посмотрела на Мендела, склонила голову набок и сплела пальцы. Мендел кивнул ей.

— Вы ее знаете? — спросила миссис Ориэл.

— О, конечно, Людо. Она жутко любит музыку, я думаю, что она обязательно должна была быть. Она ужасно худая и странная. Она иностранка, не так ли, Людо?

— Почему странная? — спросил Мендел.

— Ну, в последний раз, когда она была, то ужасно волновалась из-за места рядом. Оно было зарезервировано клубом, но после восьми часов шло в продажу. Мы как раз начинали сезон пантомимой, и просто миллионы людей хотели попасть в зал, так что я решила отдать это место. Но она продолжала утверждать, что человек, который должен сидеть тут, обязательно придет, потому что он всегда приходит.