— Я помню, Джон. Я послал тебе записку по этому поводу. Мне кажется, что кто-то сознательно похитил их оттуда. Но не могу представить, кому и зачем это понадобилось...

Не мог этого представить себе и Таннер.

К искреннему удивлению Таннера, Комиссия прислала лимузин, который ждал приземления его самолета.

Кабинет Кренстона был на шестом этаже здания КСК; время от времени тут собирались директора служб новостей крупнейших телекомпаний. Кренстон успешно делал карьеру — его уважали и на телестудиях, и меняющиеся представители администрации, — и поэтому Таннер почувствовал неприязнь к незнакомому ему Фассету, который мог сказать с таким высокомерием: «У Кренстона нет полномочий принимать такие решения».

Он никогда не слышал о Лоренсе Фассете.

Таннер открыл двери в приемную Кренстона. Она была пуста. Стол секретарши был девственно чист — ни блокнотов, ни карандашей, ни каких-либо бумаг. Свет горел только за дверями кабинета Кренстона. Они были приоткрыты, и он слышал тихое жужжание кондиционера. Портьеры были опущены, наверно, для того, чтобы солнечный свет не резал глаза. На стенку приемной упала тень обитателя кабинета, который направился к дверям.

— Добрый день, — сказал представший перед ним человек. Он был ниже Таннера на пару дюймов, скорее всего, пять футов и десять или одиннадцать дюймов, но очень широк в плечах. Светлые его волосы топорщились ежиком, и над широко расставленными глазами кустились выгоревшие брови. Он был примерно того же возраста, что и Таннер, но не подлежало сомнению, что физически он был куда крепче. Даже в его осанке — упругость сжатой пружины, подумал Таннер.

— Мистер Фассет?

— Совершенно верно. Прошу вас. — Вместо того чтобы отступить в сторону, пропуская Таннера в кабинет Кренстона, Фассет подошел к дверям приемной и запер их. — Я бы предпочел, чтобы нам не мешали.

— А в чем дело? — удивившись, спросил Таннер.

Лоренс Фассет обвел взглядом комнату.

— Да. Конечно. Я понимаю, что вы имеете в виду. Прошу вас, заходите. — Фассет, опередив Таннера, зашел в кабинет Кренстона. Шторы на обоих окнах, глядящих на улицу, были опущены до самого низа; стол Кренстона был так же чист, как и у секретарши, не считая двух пепельниц, по одной каждому. В центре полированной поверхности столешницы стоял маленький диктофон «Вулленсак», от которого тянулось два провода — один к креслу Кренстона, а другой— к креслу, стоящему напротив.

— Это диктофон? — спросил директор службы новостей, последовав за Фассетом в кабинет.

— Да, так и есть. Не хотите ли присесть?

Джон Таннер остался стоять. Когда он заговорил, в голосе его слышалась тихая ярость.

— Нет, я не сяду. Мне все это не нравится. Ваши методы какие-то странные, хотя, может быть, в них нет ничего странного. Если вы собираетесь фиксировать все, что я скажу, вам должно быть совершенно ясно, что я не промолвлю ни слова в отсутствие нашего адвоката.

Фассет теперь стоял за столом Кренстона.

— Все это не имеет никакого отношения к КСК. Когда я все объясню, вы поймете мои... методы.

— В таком случае объясняйтесь поскорее, потому что я должен уезжать. Я был вызван в КСК, чтобы представить наш проект часов вещания, который у меня с собой, и подписать две копии из досье, которые ваша контора отказалась высылать. Вы дали мне понять, что будете в кабинете Кренстона. Вместо этого я нахожу совершенно пустое помещение, которым, кажется, никто не пользуется... Я бы хотел услышать от вас исчерпывающее объяснение всего происходящего, или же через час вам придется говорить с нашим адвокатом. Если же вы таким образом пытаетесь применить какие-то репрессии к нашей компании, я вас ославлю от одного побережья до другого.

— Простите... Все это очень непросто.

— Так пусть будет просто!

— Постарайтесь понять. Кренстон в отпуске. Мы использовали его имя, потому что раньше вы имели с ним дело.

— Вы хотите сказать, что сознательно прибегли ко лжи?

— Да. Ключ к ситуации заключен во фразе, которую вы только что сказали... «Я был вызван в КСК», так кажется вы выразились? Могу ли я показать вам свое удостоверение? — Лоренс Фассет вынул из нагрудного кармана небольшую пластиковую карточку и протянул ее через стол.

Таннер взглянул на нее.

Удостоверение подтверждало, что Лоренс С. Фассет является сотрудником Центрального Разведывательного Управления.

Другой пластиковый квадратик разрешал Фассету посещать комплекс в Маклине в любое время дня и ночи.

— Что все это значит? Какое это имеет ко мне отношение? — Таннер вернул Фассету его удостоверения.

— В этом и есть причина появления диктофона. Разрешите, я кое-что покажу вам. Прежде чем я объясню, в чем дело, я должен задать ряд вопросов. Тут есть два выключателя, которые останавливают запись. Один у меня, а другой у вас. Если я задам вопрос, на который вы не захотите отвечать, вам останется только нажать на кнопку «стоп» и запись прекратится. С другой стороны, опять-таки только для вашей пользы, если я увижу, что речь идет о личных делах, которые не имеют к нам отношения, то тоже смогу остановить запись. Когда катушки стали вращаться, Фассет перегнулся через стол и, нажав кнопку рядом с Таннером, остановил их. — Видите? Очень просто. Я провел уже сотни таких бесед. Вам совершенно не о чем беспокоиться.

— Похоже, что я попал на следствие, не получив повестки и не имея возможности посоветоваться! В чем дело? Если вы думаете, что вам удастся запугать меня, то вы просто с ума сошли!

— Дело в том, что мы должны быть совершенно уверены... И, в общем-то, вы абсолютно правы. Если бы мы хотели кого-нибудь запугивать, то прибегли бы к помощи такого омерзительного субъекта как Эдгар Гувер. Но даже он не может контролировать службу новостей телекомпаний.

Таннер посмотрел на этого вежливого человека из ЦРУ, стоящего за столом Кренстона. Фассет попал в точку. ЦРУ не может позволить себе работать столь грубо по отношению к любому, занимающему его положение.

— Что вы имеете в виду, говоря «мы должны быть совершенно уверены»? Вы же знаете, кто я такой.

— Когда вы получите представление о важности информации, которую я должен вам доверить, многое станет ясно. Исходя из этого, мы и принимаем такие меры предосторожности... Известно ли вам, что во время второй мировой войны был актер, точнее говоря, капрал английской армии, который изображал маршала Монтгомери на встречах самого высокого уровня в Африке, и даже одноклассники Монгомери по Сандхерсту ничего не заметили?

Директор службы новостей потянул за провод и поочередно нажал на кнопки «Пуск» и «Стоп». Катушки дернулись и снова остановились. В Таннере росло любопытство, смешанное с беспокойством. Он сел.

— Валяйте. Но только помните: в любую секунду, когда мне захочется, я выключаю эту машинку и ухожу.

— Понимаю. Это ваше право, пока мы не приступили к делу.

— Что вы хотите этим сказать? Не говорите загадками.

— Доверьтесь мне. И вы все поймете. — Прямой и откровенный взгляд Фассета достиг своей цели.

— Ладно, — сказал Таннер.

Человек из ЦРУ взял папку и раскрыл ее. Затем он включил диктофон на запись.

— Ваше полное имя Джон Реймонд Таннер?

— Неправильно. Мое подлинное имя Джон Таннер. Реймондом я был назван при крещении, и это не записано в моем свидетельстве о рождении.

Фассет по другую сторону стола улыбнулся.

— Очень хорошо.

— Благодарю вас.

— В настоящее время вы живете в Сэддл-Уолли, штат Нью-Джерси, на Орчард-драйв, 22.

— Да.

— Вы родились 21 мая 1924 года в Спрингфилде, Иллинойс, и ваши родители — Лукас и Маргарет Таннер?

— Да.

— Когда вам было семь лет, ваша семья переехала в Сан-Матео в Калифорнии?

— Да.

— С какой целью?

— фирма моего отца перевела его в Северную Калифорнию. Он ведал личным составом в цепи магазинов фирмы «Брайант».