С этой минуты Жиль де Рэ был обречен. Прелати и некоторые слуги барона были арестованы и отправлены в Нант. Там их подвергли пыткам, выдержать которые обычный человек просто не в состоянии. В результате были получены признательные показания, в которых ужасная истина причудливо переплеталась с чудовищным вымыслом.
Первоначально Жиль де Рэ держался твердо, отрицая все пункты обвинения. Опомнившись, он подверг сомнению полномочия духовного суда, утверждая, что все приписываемые ему преступления подпадают под юрисдикцию суда уголовного. Однако церковные власти и инквизиторы не собирались выпускать из своих рук столь драгоценную добычу, Жиль де Рэ был отлучен от Церкви и прокурор, разобрав пункты обвинения, пошел навстречу духовным властям. В его заключении о распределении подсудности, преступления против детей даже не рассматривались по существу, зато фигурировали дебош в церкви и оскорбление святынь, которые были отнесены к суду епископскому, и служение дьяволу, богоотступничество, ересь, которые отходили в ведение суда инквизиционного. Жиль де Рэ был сломлен. В обмен на снятие отлучения, 15 октября он покаялся во всех приписываемых ему преступлениях. В своих показаниях барон утверждал, что брал пример с правителей Древнего Рима, о чьих варварских извращениях он прочел в иллюстрированных манускриптах, хранящихся в семейной библиотеке. “Я нашел книгу на латинском языке о жизни и обычаях римских императоров, написанную ученым-историком Суэтонием (Светоний - Suetonius), - сказал Жиль де Рэ, - Книга эта содержала прекрасные рисунки, изображающие поведение этих императоров-язычников, и я смог прочесть захватывающий рассказ о том, как Тиберий, Каракалла и другие “цезари” забавлялись с детьми и находили единственное удовольствие, терзая их. Я решил походить в этом на упомянутых императоров и в тот же вечер начал делать то же самое, что и они…”.
Как мы помним, народная молва приписывала Жилю де Рэ убийство 800 детей, однако судом доказана была его причастность к 140 исчезновениям. При этом признавалось, что в магических целях был убит лишь один из этих детей. Данное обстоятельство очень разочаровало судей и потому признательные показания барона не удовлетворили инквизиторов, которые “в интересах истины” потребовали подвергнуть его пытке. Обескураженный таким поворотом дела Жиль де Рэ крикнул обвинителям: “Разве я уже не взвел на себя таких преступлений, которых хватило бы, чтобы осудить на смерть две тысячи человек!”. В конце концов, Жиль де Рэ был приговорен к повешению и сожжению трупа. С ним были осуждены также и двое его слуг. Приговор был приведен в исполнение 26 октября 1440 г. Монстреле в своей хронике, так писал об этой казни: “Большинство дворян Бретани, особенно те, что находились с ним (де Рэ) в родстве, пребывало в величайшей печали и смущении от его позорной смерти. До этих событий он был гораздо более знаменит как доблестнейший из рыцарей”.
Однако был ли Жиль де Ре действительно виновен во всех приписываемых ему преступлениях? Или же, подобно тамплиерам, он был оклеветан и пал жертвой алчных соседей, мечтавших завладеть его имуществом? Некоторые исследователи указывают, что, при чтении протоколов суда над Жилем де Рэ, которые были опубликованы лишь в начале ХХ века, очень и очень многое вызывает, как минимум, недоумение. Прежде всего, обращают на себя внимание многочисленные процедурные нарушения: мало того, что Жилю де Рэ не предоставили адвоката, даже его личный нотариус не был допущен на судебные заседания. Отвергнуто было предложение Жиля де Рэ о решении вопроса его виновности путем ордалии - “божьего суда”, на который он, как человек знатного происхождения, имел полное право, и который должен был заключаться в испытании каленым железом. Вместо этого судьи приняли решение о применении пыток. Из почти 5 тысяч слуг барона в качестве свидетелей были приглашены и допрошены лишь несколько человек, причем почти все они, включая даже якобы обладавшего личным демоном Франческо Прелати и “поставщицу живого товара” Меффре, были выпущены на свободу. Судей на этом процессе явно интересовал лишь владетельный барон Жиль де Рэ. Это ясно говорит о заказном характере данного процесса и корыстных интересах, преследовавшихся его организаторами. В замках маршала, вопреки молве, не нашли ни одного трупа. Строго говоря, бесспорно доказанными судом можно считать лишь занятия алхимией и попытки вступить в контакт с демоном маэстро Прелати. Личные признания де Рэ, благодаря которым он и вошел в историю как садист и убийца, были получены посредством жестокого морального и физического воздействия. Маршала вначале отлучили от церкви, а потом пытали до тех пор, пока он не пообещал сознаться “добровольно и свободно”. За подтверждение этих признаний ему было обещана легкая смерть - традиционная “милость” инквизиторов в виде удушения перед сожжением. Сомнения в виновности маршала возникли сразу после его казни. Уже через 2 года Жиль де Рэ был реабилитирован королем Франции, который официально заявил, что его маршал был осужден и казнен без основания. На месте казни, дочь де Рэ поставила памятник, который скоро стал местом паломничества для кормящих матерей, молящихся о ниспослании им обилия молока. Интересно, что в 1992 году по инициативе литератора Жильбера Пруто во французском Сенате был собран трибунал, состоящий из бывших политиков, парламентариев и экспертов, целью которого стал пересмотр дела Жиля де Рэ. Этот процесс окончился оправданием подсудимого, однако вердикт судебной коллегии не является действительным, так как собранный состав суда не обладал полномочиями пересматривать дела XV века.
В заключение все же следует сказать, что, несмотря на многие неясности и сомнения, в настоящее время большинством исследователей версия о невиновности Жиля де Рэ воспринимается весьма скептически.
Валерий Рыжов.
Камикадзе, божественный ветер.
Ларец Клио. № 4-5. М., 2011 г.
“В атаку эскадрильи Цветка Сакуры!
Наша база осталась внизу на далекой земле.
И сквозь марево слез, переполнивших наши сердца,
Видим мы, как товарищи машут нам вслед на прощанье!”
Гимн корпуса камикадзе “Боги грома”.
“И упадем мы,
И обратимся в пепел,
Не успев расцвести,
Подобно цветам черной сакуры”.
Масафуми Орима, первый камикадзе Японии.
В истории всех стран и народов можно отыскать рассказы о героях, пожертвовавших жизнью во имя защиты родины или торжества справедливости. Период II Мировой войны не был исключением, явив миру множество примеров неслыханного героизма солдат противоборствующих армий. В СССР, например, только за один день 22 июня 1941 г. совершили воздушные тараны 18 летчиков, всего же за годы войны 500 экипажей самолетов направили свои машины на вражеские объекты. 16 летчиков нашей страны продолжили воевать после ампутаций нижних конечностей. Первым пилотом, протаранившим вражеский корабль на Тихом океане, стал лейтенант американских ВВС Флеминг (5 июня 1942 г., сражение при Мидуэе). В то время как с японских аэродромов поднимались в воздух самолеты камикадзе, на другом конце света сербские партизаны говорили: “Надо ударить дубинкой по танку. Не важно, что танк раздавит тебя - народ будет слагать о герое песни”. Но массовая подготовка солдат-смертников зафиксирована лишь дважды за всю историю человечества. Первым опытом такого рода стала деятельность тайной организации асассинов на Ближнем Востоке, вторым - появление камикадзе в Японии времен II Мировой войны. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что между асассинами и камикадзе различий куда больше, чем сходства. Организация асассинов не являлась государственной и носила откровенно террористический характер. Одурманенные гашишем и жаждущие оказаться в райском саду боевики-федаины абсолютно не интересовались ни личностью своих жертв, ни политической обстановкой в окружающем мире, а их лидеры отнюдь не стремились к самопожертвованию и во главу угла неизменно ставили свою личную безопасность и материальное благополучие. В Японии же, впервые в истории человечества, подготовка смертников велась на государственном уровне, более того, они были выделены в особый род войск. Вопреки распространенному мнению, камикадзе в подавляющем большинстве своем не были ни одураченными милитаристской или религиозной пропагандой фанатиками, ни бездушными роботами. Вынесенные в эпиграф стихи, как и многочисленные рассказы современников, свидетельствуют, что, отправляясь в свой последний полет, молодые японцы испытывали отнюдь не восторг и не эйфорию, но вполне понятные чувства тоски, обреченности и даже страха, что не помешало им выполнить свой долг перед родиной - в единственной доступной, как им казалось, форме. И это, безусловно, заслуживает уважения. Многие из командиров камикадзе разделили судьбу своих подчиненных, погибнув вместе с ними, либо совершив ритуальное самоубийство. Так, вице-адмирал Такидзиро Ониси, которого называли “отцом камикадзе”, совершил харакири после капитуляции Японии. Другой лидер и командир японских смертников, командующий 5-м Воздушным Флотом вице-адмирал Матомэ Угаки, погиб 15 августа 1945 г. у острова Окинава во время исполнения миссии камикадзе - вместе с семью своими последними пилотами.