Когда последние слова прозвучали, и дым от кострища с жертвенной овцой рассеялся, Нотон-кун дал сигнал к началу даавана.
До позднего вечера Маатан смотрел, как соревнуются молодые воины. Они бегали, стреляли из лука, метали копье, сражались на ножах, демонстрировали свое умение справляться с хабтагаями. Лорк был среди них, и в состязании всадников даже победил, обойдя ближайшего соперника на две головы хабтагая.
Зрители реагировали очень бурно — кричали, подбадривали своих, потрясали оружием. Молодые женщины призывно улыбались, обещая ласку и нежность победителям. Впрочем, некоторые засматривались и на побежденных, не скрывая своей заинтересованности. Особенно ярко это стало видно, когда начался праздничный пир.
По всему стойбищу разгорелись костры, темноволосые девушки сновали среди них, разнося горячие лепешки. Отовсюду слышались бой бубнов, звуки урмов и воинственные песни.
Маатана пригласили к костру Нотон-куна, и он сидел рядом с вождем, лениво перебирая поджаренные зерна на своем блюде и прикидывая, как бы уйти восвояси. На сегодня, кажется, с него было довольно впечатлений, а из-за набитого живота тянуло задремать с открытыми глазами. Завтра, пожалуй, придется провести покаянный обряд…
Рядом в темноте то и дело брякали браслеты, но саму женщину Нотон-куна было почти не видно, словно их обслуживала сама ночь. Еще в начале пира, когда она только появилась поблизости с бурдюком вина, Маатан понял, что вот эта чернокожая рабыня и есть мать Лорка — такая же гибкая и стройная, как он, несмотря на годы. Только глаза юноша получил от отца — раскосые и синие, — все остальное досталось ему от красавицы-матери. Та оказалась немногословна, и за все время, что она обслуживала своего хозяина и его гостя, Маатан не услышал ее голоса.
Нотон-кун сделал знак рукой и сам склонился к Маатану:
— Сын рассказал мне о том, что служение запрещает тебе близость с женщинами, жрец, — негромко поведал он. — Если хочешь, я могу подобрать для тебя мужчину. Конечно, не из воинов. Но у меня много рабов, среди них есть очень покладистые, они не откажутся провести с тобой время.
— Не стоит, — покачал головой Маатан. — Лорк не совсем верно передал тебе мои слова. До Посвящения близость с любым человеком невозможна. Прости, если огорчил тебя отказом.
— Не огорчил. Я понимаю, — Нотон-кун важно кивнул. — Боги ревнивы, и не хотят делить привязанность своего служителя с кем-то из сотворенного ими мира, — он, не глядя, протянул руку назад и погладил по бедру находящуюся за спиной рабыню. Помолчал. — Тогда скажи, могу ли я сделать что-то еще, чтобы тебе легче было справляться со служением?
Маатан едва не напомнил, что до похищения отлично сам справлялся с любыми тяготами, но вовремя прикусил язык. Подумал. Сила не подчинялась ему, хотя он продолжал ее ощущать. Рано или поздно морты это заметят. Ведь Маттан вряд ли сможет противостоять Кругу, когда тот начнет убивать воинов. И мудрый Нотон-кун не станет защищать незадачливого «жреца» от озверевшей толпы, справедливо решившей, что ее обманули.
— Не позволишь ли ты мне взять ученика? — спросил Маатан, которому вдруг пришло в голову, что если Избранных будет двое, то с Силой станет проще справиться. — Я знаю, что не могу еще называться жрецом, но…
— Если ты считаешь нужным — бери, — перебил Нотон-кун. — Ты назовешь человека сам, или мне надо кого-то к тебе прислать?
— В твоем стойбище уже есть человек, которого выбрали сами боги, — возразил Маатан. — Теперь он должен решить, согласен ли вступить на путь, уготованный от рождения. И тут ни я, ни ты не можем ему указать. Но я должен спросить, как ты отнесешься к моему предложению. Ведь он твой сын.
Нотон-кун невольно обернулся в сторону наложницы.
— Я скажу Лорку, — уклончиво ответил он. — А ты можешь идти. Го даровал нам сегодня очень длинный день.
Маатан поднялся на ноги, поклонился вождю, кивнул в сторону матери Лорка и отправился к своему шатру.
09.01.2013
6.
Услышанное от Маатана так напугало Лорка, что он несколько дней старался держаться как можно дальше от шатра жреца. Конечно, он знал, что отец не отдаст его Маатану для позорных забав, но страх все же поселился где-то глубоко внутри, ничем не напоминая о себе днем, зато изводя кошмарами по ночам.
Лорк даже принес в жертву капризной Киешат новорожденного ягненка, но подношение не помогло. Кошмары стали такими сильными, что Лорк, просыпаясь, уже не мог отличить сон от яви и с ужасом ощупывал свое тело, пытаясь отыскать раны от жертвенного ножа.
Даже дааван не радовал. И хотя Нур снова оказался быстрее и выносливее других хабтагаев, победа не доставила Лорку удовольствия. Ему все время казалось, что Маатан наблюдает за ним слишком пристально, с каким-то тайным умыслом.
Поздно ночью Лорка позвали к отцу. Еще утром он не придал бы этому особого значения — Нотон-кун нередко отправлял сыновей с разными поручениями, — но, глядя на Заришах, Лорк испытал мгновенный ужас. Он никогда не любил ночь, несущую кошмары в подоле плаща, а теперь и вовсе струсил, ожидая самого худшего. Лорк был воином и не знал большего позора, чем участь наложника. Пожалуй, если бы ему дали выбор, он предпочел бы скитаться по земле безродным кордом.
Нотон-кун сидел перед жарко горевшим очагом, пощипывая струны урма и глядя в огонь. Лорк присел на корточки у входа, не решаясь нарушить размышления отца. Кто знает, может быть, именно в эти мгновения тот решал судьбу младшего сына?
— Ты отмечен богами, — не поворачивая к нему головы, сказал Нотон-кун, и у Лорка упало сердце. — Жрец сказал, что готов взять тебя в ученики. Он не прошел Посвящение, но боги не отняли у него тайное знание. Я не хочу заставлять тебя — ты воин, Лорк, ты доказал свое право управлять боевым хабтагаем и держать в руке копье. Но два жреца лучше одного. Я собираюсь войти в Ойчор не позднее той ночи, когда Заришах полностью откроет свое лицо. И я не доверяю Маатану.
— Жрецы учатся волшбе всю жизнь, — ответил Лорк, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Ты уверен, отец, что он не лжет тебе в попытке скрыть свою слабость? Что, если Маатан задумал предательство, и в Ойчоре нас ждет гибель? Одно умелое копье лучше, чем жрец-недоучка. Я убью много ваев до того, как Моро возьмет меня на свою ладонь.
— Я знаю, — Нотон-кун отложил урм и наконец повернулся. — Но если жрец задумал предательство — как мы о нем узнаем без верного человека рядом?
Лорк вздохнул.
Отец мог приказать — и Лорку ничего бы не оставалось, как пойти в ученики к Маатану. Но Нотон-кун был мудрым вождем: он давал сыну возможность самому принять нужное решение.
Ночь Лорк провел без сна. Волшба пугала. На нее было интересно смотреть со стороны, слушать у костра рассказы о могучих лаях Круга, завидовать тем, кто своими глазами видел чудеса. Но делать добровольный шаг к богам? Пытаться овладеть непонятной чуждой силой, способной смести с лица земли тьмы и тьмы людей, как ваев, так и мортов? У младенцев, отмеченных богами, не имелось выбора — их бросали у лайдо в надежде на милость жрецов Круга. Скольких лаи внесли в шатры, а скольких оставили умирать от холода или под полуденными поцелуями Го — Лорк не знал. Но подозревал, что выживших было немного. Маатан говорил, что избранные дети рождаются редко, но не говорил, что их рождается мало. А власть жрецов над собственной жизнью и смертью давала им право отказываться от учеников так долго, как они того желали.
Лорк избежал участи покидышей — только для того, чтобы спустя почти семнадцать Оборотов после рождения все же оказаться у шатра лая.
Маатан вышел, щурясь на встающего из-за курганов Го. Лорк поднялся с земли, стараясь не смотреть в глаза жрецу.
— Отец сказал, ты хочешь взять ученика. Я согласен, Маатан. Хотя не уверен, что из воина можно сделать лая.