Атмосфера конференции, поначалу несколько нервозная, постепенно успокоилась. Роль миротворца взял на себя, признаем, президент Рузвельт. К примеру, когда Сталин, справедливо возмущенный нежеланием Черчилля обсуждать тему второго фронта, уже собирался предпринять демарш и покинуть (может, на время?) зал заседаний конференции, американец провозгласил час обеда. Как раз в это время на столе появилась огромная, длиннющая рыбина необъятных размеров, и трое вершителей мировых судеб переключили внимание на это чудо-юдо в исполнении советского повара. Напряжение было снято и алкогольными напитками. Отведав вкуснятины, Черчилль сделался сговорчивее. Понял, что надо идти и на уступки.

30 ноября вечером в посольстве Великобритании состоялся прием по случаю 69-летия премьера. Чтобы отдать дань уважения Черчиллю, Иосиф Виссарионович явился на торжество в парадной маршальской форме. Подарки советской делегации тоже порадовали англичанина. Даже больше здоровенной скульптурной группы из фарфора на сюжет русских народных сказок ему понравилась папаха из каракуля. Рузвельт предпочел местный колорит — преподнесенный им ковер был не просто персидским, а исфаганским, что ценится еще выше. А старинная иранская чаша напоминала о месте действия.

Ближнее окружение Черчилля немало подивилось произнесенному Рузвельтом тосту: «Пока мы празднуем годовщину премьер-министра Британии, Красная армия продолжает теснить полчища нацистов. За советское оружие и его успехи!» Сталин был несказанно доволен.

Придал определенного оптимизма и жест Черчилля, когда он передал Сталину дар защитникам Сталинграда от английского короля Георга VI — почетный меч. Клинок длиной в 124 сантиметра был сделан из серебра. На лезвии надписи на двух языках: «Подарок от короля Георга VI людям со стальным сердцем — гражданам Сталинграда в знак уважения к ним английского народа». В почетном карауле за спиной Сталина стояли в момент вручения 15 солдат 131-го мотострелкового полка НКВД во главе с командиром взвода лейтенантом Лазебным. Самых высоких, стройных, боевых с виду отобрал для этой процедуры начальник штаба полка. Сталин передал меч Ворошилову, и тот в сопровождении караула перенес меч в соседнюю комнату.

Конец же Тегеранской конференции был как-то скомкан. Вдруг похолодало, в горах выпал снег. Рузвельт испугался и решил покинуть город, пока еще давали вылет.

Переводчик Сталина Бережков в своей книге описал это правдиво и с любопытными деталями. Предполагалось продолжать работу конференции и весь день 2 декабря. Однако, чтобы не застрять в Тегеране, заключительную декларацию согласовали еще накануне вечером, в большой спешке. От обычно принятой торжественной церемонии подписания отказались. Подписи под декларацией каждый из «Большой тройки» ставил отдельно. Подписывались карандашом, листок был помятый, не парадный. Он как-то совсем не соответствовал совершенному, не гармонировал с достигнутым. Ведь, по существу, первая же встреча «Большой тройки» принесла серьезнейшие результаты. Все три главы государств-союзников заявляли: «Закончив наши дружественные совещания, мы уверенно ждем того дня, когда все народы мира будут жить свободно, не подвергаясь тирании и в соответствии со своими различными стремлениями и со своей совестью».

Бесспорно, что на Тегеранской конференции советский лидер переиграл президента и премьера. Но, отдавая дань Сталину, как переговорщику, ни в коем случае нельзя забывать и о роли разведки. Благодаря ее информации, полученной еще до Тегерана, вождь примерно знал наперед все возможные ходы Черчилля и особенно Рузвельта.

Как удалось добиться такого тотального преимущества? Пока неизвестно. Ведь не зря же Геворк Андреевич Вартанян подтверждает, что о конференции широкой публике и сегодня известно далеко не всё. Прозвучали кое-какие обещания рассекретить архивы в 2017 году. Остается ждать.

Мне же кажется, что свою роль сыграло и пребывание Рузвельта в советском посольстве. В документальном фильме «В Тегеране без чадры» об этом поведала Зоя Зарубина, в дни войны еще совсем молоденькая, 23-летняя начинающая разведчица. Она хорошо говорила по-английски, была искренне приветлива. Ей и было поручено обставить квартиру Рузвельта. Быстро наладив контакт с охраной американского президента, девушка в штатском сделалась связующим звеном между нашими и американскими охранниками. Все мелкие проблемы решались через нее. О принадлежности лейтенанта Зарубиной к советской разведке ее иностранные визави и не помышляли. Для них она оставалась переводчицей, любезной хозяйкой, готовой всегда прийти на помощь. Немощи Рузвельта, по признанию Зарубиной, никто не замечал, ибо охранники даже коляску президента выкатывали с особым шиком, принимавшимся окружающими за своеобразный ритуал. А когда нужно было втащить Рузвельта на какое-то возвышение, охрана вставала вокруг него и прямо в коляске мгновенно перетаскивала в нужное место.

По негласным правилам Зарубина действовала не под своей фамилией. Ей присвоили псевдоним «Скворцова». Американцы прозвали ее «мисс Роббинс», на это имя Зоя охотно откликалась.

Кстати, приблизительно такую же роль заботливой посредницы Зарубиной предстояло сыграть и на Ялтинской конференции. Неясно, поняли американцы или нет, кто был в исполнительницах-«домохозяйках»? Не вдаваясь в подробности, заметим, что пребывание Рузвельта в гостеприимных стенах пошло на пользу всем, включая, скажем туманно, спецслужбы. Ведь дипломатия и разведка всегда опирались друг на друга.

В общем, Рузвельта принимали гостеприимно, и пребыванием своим в стенах советского посольства он остался доволен. Как и советская разведка. Разумеется, все четыре дня президент США находился под ее контролем. Сантименты были отброшены в сторону. Уже в военные годы технические средства позволяли осуществлять круглосуточную прослушку…

Заметим, кстати, что много баек гуляет по поводу того, будто «русские купили Рузвельта». Чушь! Страстному филателисту преподнесли лишь один крошечный подарок. Как известно, среди «марочных королей», к которым можно отнести и американского лидера, ценятся выпущенные в свет малыми тиражами прямоугольнички с различного рода ошибками и опечатками. Так, на советской марке, посвященной знаменитому в ту пору перелету 1935 года нашего летчика Ляпидевского в США, название американского города было написано так — Сан-франциско. Отсутствие прописной «Ф» превращало марку в реальную филателистическую ценность. Рузвельт ликовал. Наши люди, изучавшие хобби главы США, и тут попали в точку…

А вообще, интеллигент Рузвельт совершенно невольно чувствовал себя обязанным, гостеприимство «хозяев» склоняло и его к соответствующим действиям. Итоги конференции виделись ему обязательно предсказуемыми, не зря же он, прикованный к коляске, совершал столь длительный и опасный вояж… Логика решений конференции была верной. Вдаваться в детали, так волновавшие Черчилля, при глобальной постановке вопросов казалось ошибочным. Победа в Сталинградской битве, даже вручение в Тегеране Черчиллем Сталину меча от английского короля Георга произвели на Рузвельта огромное впечатление. В частной беседе 1 декабря 1943 года Сталин обещал президенту при принятии решений учитывать его, Рузвельта, интересы на предстоящих выборах в США. Тот остался доволен: поляков, а также прибалтов Сталин обещал не обижать. Рузвельту это и требовалось: немало выходцев из этих стран обосновались в США и, следовательно, были его потенциальными избирателями.

И президент торопился домой. Ключевой (для меня) фразой Рузвельта при той, 1 декабря прошедшей беседе было: «Мне сообщили, что завтра будет благоприятная погода. У нас осталось немного вопросов, которые мы сможем обсудить сегодня вечером. Завтра утром я собираюсь вылететь».

У советского посольства дежурили три американских «виллиса». Двое филиппинцев подкатили Рузвельта в его коляске к машинам. Коляску подхватили два сержанта. Они бережно, на руках перенесли президента на переднее сиденье.

Потом они быстро достали автоматы, находившиеся под пиджаками, и легли на крылья машины. Их коллеги — англичане и наши были несколько удивлены. А для президента это действо оказалось привычным. Шофер рванул с места. Вскоре уехал на аэродром и Черчилль. За ним — Сталин. Конференция закончилась без каких-либо осложнений для трех главных ее участников.