Раньше Лизе превосходно удавалось скрывать свои эмоции. Но, видимо, не в этот раз и не от этого несносного человека, который, пользуясь тем, что все увлеклись пением Лиди, уловил момент и тихо прошептал ей:

— Вы недовольны предстоящим выездом или, может статься, компанией, что соберется?

— Ni l'un ni l'autre^[97], — так же тихо ответила Лиза, стараясь, чтобы мадам Зубова, с улыбкой внимавшая пению внучки, не заметила их короткого разговора.

Но разве Дмитриевский позволил бы ей прекратить беседу без своего на то согласия?

— Тогда я теряюсь в догадках, — по тону его голоса она поняла, что в этот момент он улыбался.

А потом вдруг голос Александра переменился, утратив прежние шутливые нотки и заставив Лизу приложить немало усилий, чтобы не обернуться на его обладателя.

— Я бы желал видеть вас послезавтра на охоте. Не откажите мне в этом капризе…

И все-таки она сумела не повернуться к нему — так и осталась сидеть в той же позе, только спина ее как-то неестественно выпрямилась. И заметила, что невольно привлекла к себе внимание Василя, что стоял подле клавикордов и услужливо переворачивал ноты для поющей романс Лиди. Тот только бровью повел чуть удивленно, показывая, что уж для него-то тайный разговор вовсе таковым не являлся.

Лиза ничего не ответила тогда Александру. И потому что Василь более не отводил взгляда от ее лица, даже листы на подставке перекладывая вслепую, и потому что у нее не было желания говорить с Дмитриевским. Она даже к ужину не спустилась в тот вечер, невзирая на уговоры Софьи Петровны. И всерьез подумывала о том, чтобы сказаться захворавшей и не поехать на гон, разделив одиночество с Пульхерией Александровной.

Но спустя ночь размышлений и день, проведенный взаперти — подальше от всех, кто мог бы повлиять на нее, Лиза решила, что будет неразумно прятаться в четырех стенах. Каким бы сильным желанием не горело сердце. Ведь в том случае ей не получить письма, которого она ждала уже несколько недель. И которое придало бы ей сил и дальше играть свою роль. Да и потом… ей самой отчего-то захотелось выехать на снежный простор. И пусть хоть на минуту снова ощутить себя свободной, как во время верховой прогулки.

Вечером накануне охоты Ирина приготовила для Лизы другой наряд для верховой езды, не такой яркий, как прежний, — цвета опавшей листвы с отделкой из темно-шоколадного кружева. Рукава и ворот жакета были оторочены мехом куницы. Из того же меха прилагались жилет и шапка. «У Лиди была наподобие, — вспомнила отчего-то Лиза, в полном облачении глядя на свое отражение в зеркало. — В день, когда они встретились на дороге у перевернутых саней…»

Конечно же, на следующее утро именно прекрасная светловолосая Лиди царила среди молодежи, собравшейся во дворе усадебного дома в Заозерном и ожидавшей сигнала к выезду. Мадам Зубова с еле заметной улыбкой наблюдала, как молодые люди, расточая комплименты, спешат любым способом услужить ее внучке. И косилась то и дело в сторону графа, заметил ли он, насколько хороша Лиди сегодня утром, когда щечки ее так и раскраснелись на морозе, а глаза сияют предвкушением.

— Ma chère, bon courage!^[98] — напутствовала перед выездом Лизу Софья Петровна. — Мужчины любят, когда в глазах огонь, уж поверьте мне!

И видя то столпотворение, что образовалось нынче возле Зубовой-младшей, Лиза верила в это, как никогда. Даже Василь в синем казакине и шапке из пышного меха рыжей лисы был в том кружке…

— Bonjour! — поприветствовал вдруг Лизу незаметно подошедший со спины Александр. Он подошел не один — с ним был невысокий коренастый паренек в кожухе, крепко перетянутом ремнем. На лице дворового явно читалось недовольство, что его на время охоты приставили к барышне, и Лиза прекрасно его понимала. Что может быть лучше быстрой скачки по белой тропе за зверем? И возможно ли это, когда вынужден нянькаться с барской гостьей?

— Это Петр. Он будет вашим верховым нынче, — Дмитриевский говорил отрывисто, Лиза видела по глазам, какое возбуждение сейчас царит в его душе в преддверии охоты. Пусть и не на волка едут охотники, на равнинку^[99]. — Держитесь его, а то, не ровен час, отстанете от охоты и затеряетесь… Чьих борзых держаться будете?

— Тех, что порезвее да поудачливее, надеюсь, — ответила Лиза, ничуть не смутившись этому вопросу, и Александр улыбнулся в ответ, дотронулся рукоятью кнута до темного меха шапки, будто отдавая честь на прощание, и отошел к своим псарям, с трудом сдерживающим собак на поводу.

— Allez!^[100] — раздался над двором громкий приказ хозяина охоты, на короткий миг заставив умолкнуть даже собак. И тут же все пришло в движение: тронулись с места всадники, покатили редкие сани с пожилыми участниками охоты. За границей усадебного парка к этой кавалькаде присоединились псари со сворами других охотников, подоспевшие из арендованных изб в селе. Чужих псов, как истинный собачник, Дмитриевский приказал держать подальше от собственной псарни, потому и присоединились те к охоте уже в дороге.

Ехать было несколько верст, Лиза помнила это из письма, в котором получила все необходимые сведения на это утро. Постепенно охотники стали разделяться, занимая свои места до той минуты, пока не дадут сигнал, что зверь вышел на гон. Лиза опасалась, что Александр будет хотя бы изредка да приглядывать за ней, но тот, похоже, полностью отдался азарту предстоящей охоты. Внимательно прислушиваясь к тишине зимнего утра, изредка прерываемой голосами кричан^[101], он даже не взглянул, за его ли спиной она остановила свою лошадь.

На позициях стояли недолго. Лиза даже удивилась тому, как скоро откуда-то слева протрубил рог доезжачего, оповестив, что зверь пошел на гон. Миг, и Дмитриевский дает сигнал спустить собак. Еще миг, и всадники, что ждали этой минуты, срываются с места. За ними тут же последовали сани, опасно переваливаясь по глубокому снегу.

Лиза тоже направила лошадь среди прочих, держась наравне с последними всадниками и санями мадам Зубовой, которую, казалось, тоже захватил азарт гона — так ярко пылали румянцем ее щеки. «Хотя, — подумала девушка с усмешкой, — это можно отнести и к содержимому серебряной фляжки, которую Варвара Алексеевна порой извлекает из-под полы шубы»

Когда же справа от луга показались три одиноко стоящие сосны, Лиза с легким вскриком придержала лошадь, вынуждая и своего спутника остановить коня.

— О, mon gant!^[102] — горе барышни от потери перчатки, казалось, было безмерным. Даже глаза заблестели от слез, отчего Петр тут же почувствовал себя неловко. В жар бросило от вида этих широко распахнутых, как у ребенка, глаз. Он был готов на все, и уж тем паче снести барский гнев, лишь бы отыскать ненароком оброненную вещицу. Только наперед взял с барышни слово дворянское, что та будет дожидаться его у трех сосен, что виднелись по правую руку, и никуда оттуда не двинется.

Барышня обещалась. Однако не забыла скрестить пальцы в укромной темноте муфты из куньего меха, что висела у нее на шее на бархатном шнуре. И едва Петр скрылся из виду, тут же стегнула лошадь, посылая ее от трех сосен к линии леса, темнеющей на фоне белого луга.

После она подумает, как объяснить дворовому, отчего оказалась совсем в иной стороне, у самого леса. Нынче же Лиза с тревогой и странным волнением вглядывалась в полумрак, образуемый еловыми лапами, то и дело оборачиваясь на белоснежную гладь луга. Он прекрасно знал, как укрыться от чужих взглядов, как быть неприметным в случае необходимости. Вот и в эту минуту Лиза не заметила, как мужчина приблизился, бесшумно двигаясь среди широких ветвей ельника.

— Мое сердце… — окликнул он девушку, с минуту наблюдая, как она забавно хмурит свой гладкий лоб, вглядываясь вглубь леса.

Как же она прелестна — эта стройная всадница с разрумянившимся лицом в обрамлении темно-русых блестящих локонов. Он каждый день медленно умирал оттого, что Лиза была так далеко от него, но в эту минуту его душа пела во весь голос при виде любимых черт.