– Ты что, думаешь, что твой телефон больше не прослушивается? – удивлённо спросил я.

– Ясное дело, прослушивается, – весело сказал Габриель. – Иногда я даже слышу, как приборы подключаются и отключаются.

Это и было основанием, почему я не позвонил по своему мобильному. Тогда бы не помогло то, что он вне прослушки, поскольку аппарат на другом конце провода всё равно был под контролем. И номер моего мобильного, утаиваемый с такими предосторожностями, всплыл бы на поверхность.

Я помедлил.

– Мне нужно с тобой срочно переговорить, так, чтобы никто не слышал. Есть у тебя такая возможность?

Я не был уверен, пойдёт ли на это Габриель. Я был готов к тому, что он отговорится: «Как-нибудь в другой раз». Но, к моему удивлению, он тут же ответил:

– Конечно, какие проблемы. – Что-то зашумело, я услышал его бормотание, и потом он сказал: – Итак, слушай меня внимательно. Тот же самый номер, как и мой, только последние четыре цифры другие. Я сейчас думаю, каким образом тебе их сообщить… А, да. Помнишь наше последнее увольнение в город перед тем, как нам лечь в госпиталь? Когда мы оторвались с теми двумя сисястыми хохотушками? Мою звали Кэти, а твою…

До того, как я познакомился с Габриелем Уайтвотером, я, как и большинство других, придерживался того мнения, что люди, в жилах которых течёт индейская кровь, автоматически должны быть связаны с природой в большей мере, чем доступно белому человеку. Но никто не был так отдалён от природы, как Габриель Уайтвотер. Он любил всё искусственное. Искусственное лучше натурального, таково было его кредо. Он ходил в кино, потому что там всё «ярче, чем в жизни». Он охотнее плавал в хлорированном бассейне, чем в море или в горном озере. Он каждый день самозабвенно глотал синтетические витамины и поедал йогурты, на которых чёрным по белому написано, что они гарантированно свободны от натуральных ингредиентов. И он был абсолютным сторонником искусственно увеличенного бюста. Женщина должна таскать перед собой достаточно силикона, чтобы произвести на Габриеля Уайтвотера хоть мало-мальское впечатление.

– Сьюзен, – вспомнил я.

– Правильно. А теперь не отвечай, а говори только «да» или «нет». Ты помнишь номер на её майке?

– Помню, – сказал я.

Номер был 21.

– Прекрасно. К этому числу прибавь семнадцать, и ты получишь последние две цифры. Отними от этого числа четыре и поменяй цифры местами, это и будут две первые. И дай мне полчаса времени, о'кей?

– Всё ясно, – озадаченно пробормотал я. Но он уже положил трубку.

Впервые мы встретились в автобусе, который ехал на остров Парри. Он вошёл, встретил мой взгляд, увидел, что я, как и он, в чёрном галстуке и с чёрной траурной повязкой на рукаве, и сел на свободное место рядом со мной.

– Прими мои соболезнования, – сказал он, протянул мне руку и назвался. – Кто-то из семьи, да?

– Отец, – кивнул я. Даже после тысячи миль у меня в ноздрях всё ещё стоял запах бостонской кладбищенской земли. – А у тебя?

В его взгляде читались страдание и непреклонность.

– Вся семья. Отец, мать, три сестры.

Позднее нас связала общая судьба, но вначале было это: что мы в одно время потеряли своих родных.

Его отец был косметическим хирургом, что, возможно, объясняет приверженность Габриеля ко всему искусственному. В любом случае причина коренится в семье, поскольку была у них ещё одна дальняя родственница, кузина или тётя неизвестно какой степени родства, которая когда-то в Лос-Анджелесе подогнала объём своей молодой груди под ожидания киноиндустрии. Но доктор Майкл Уайтвотер посвятил себя серьёзной косметической хирургии: он исправлял кривые носы, прижимал к черепу оттопыренные уши, зашивал заячью губу и делал чудеса с жертвами автокатастроф. По крайней мере, так утверждал Габриель.

Этому ангелу преображения выпало несчастье жить в доме под номером 150, в который однажды воскресным утром ворвались три киллера, которые, видимо, настоятельно нуждались в коррекции органов слуха, – тогда бы они расслышали, что враждебный наркодилер-конкурент, которого они должны были уничтожить, живёт хоть и на этой улице, но в доме номер 115. Но они поняли неправильно, подъехали не к тому дому, поднялись по лестнице, когда всё семейство Уайтвотеров, за исключением их старшего сына Габриеля сидело за завтраком и отец произносил молитву, вошли в комнату и расстреляли всех, кто там был…

Я ждал долгих полчаса. Ходил взад и вперёд, как тигр в клетке, даже отважился приоткрыть кухонные занавески и выглянуть наружу – ничего, разумеется. Наверно, я видел привидение. Снова задёрнул занавески, сел и стал гипнотизировать минутную стрелку. Когда она, наконец, доползла туда, куда требовалось, я набрал номер на своём мобильнике.

Габриель ответил после первого же гудка.

– Что это за номер? – спросил я.

– Итак, просто для того, чтобы ты представил себе обстановку, – начал он вальяжно, с явным удовольствием, – я лежу сейчас в шезлонге дизайнерского исполнения стоимостью не меньше трёх тысяч долларов на краю неправдоподобно бирюзового бассейна длиной не меньше ста футов. В ухоженном пальмовом саду вокруг бродят настоящие фламинго – ну, ты знаешь, такие розовые птицы, которые спят стоя на одной ноге и абсолютно глупы, не могут даже допереть, что стена им не препятствие. Если я щёлкну пальцами, ко мне подойдёт робот, который целый день катается за мной на подобающем расстоянии, чтобы я в любой момент имел выбор из двадцати семи разных сортов минеральной воды, разумеется, все хорошо охлаждённые. Очень милая игрушка. С виду похожа на R2D2 из «Возвращения рыцарей», если ты помнишь. И так далее. Ну, что ты на это скажешь?

– Торговля наркотиками, – сказал я. – Или шантаж. Но уж в любом случае не повышение пенсии.

Он засмеялся:

– Да уж можешь не сомневаться. Даже стозвёздный генерал не смог бы построить себе такую халабуду. – Он тоскливо вздохнул: – М-да, жить тут можно. Но подлая правда состоит в том, что это – место работы. Вот уже несколько лет я пробавляюсь мелким промыслом – присматриваю за домами, владельцы которых в отъезде, кормлю их собак и кошек, поливаю цветы и так далее. Здешние места офигенно богатые, тут есть всё для плохих мальчиков. Есть куда вложить мой скромный гонорар. – Я расслышал его ухмылку. – Сейчас я в доме нового клиента, который нанял меня только вчера, дело краткосрочное. Продлится только до вечера пятницы, к сожалению. Во всяком случае, я не думаю, чтобы мои чуткоухие ангелы-хранители успели так быстро подключиться. А ты?

– Тоже не думаю.

– А у тебя какие возможности?

– Мобильный телефон по карточке предоплаты, я купил его у одного туриста. Ни фамилии, ни вопросов. На мне этот номер не числится.

Всё было так, будто и не прошло столько лет. Будто мы расстались только вчера, а не полвечности тому назад, в солнечный день на парковке, полной машин и людей из секретных служб, когда никто не знал, куда увозят другого.

Мой странный преследователь вдруг показался мне совершенно нереальным, будто привиделся в дурном сне, когда я рассказывал о нём Габриелю.

– Хм-м, – задумался он. – Азиат, говоришь? Здесь, конечно, полно людей, к которым подошло бы твоё описание, но это всё иммигранты из Силиконовой Долины. Если они со мной и заговаривают, так только о том, чтобы я охранял их дома и поддерживал нужную температуру у их тропических золотых рыбок.

– Меня беспокоит, не агент ли это, – сказал я.

Габриель пренебрежительно фыркнул:

– Да разве агент ходит один? Разве он ведёт себя как придурок? Если бы за этим стояли тайные службы Китая, они бы уже наслали на тебя десяток дюжих парней, которые уволокли бы тебя куда надо – и все дела.

– Они могут ещё и нагрянуть.

– Да брось ты. Это журналист, который что-то пронюхал и мечтает написать главный репортаж своей жизни. Больше ничего.

– Если про это пронюхает Рейли, я не успею оглянуться, как уже буду сидеть в бомбардировщике, уносящем меня в сторону запада.