Белый зверёк привстал на задние лапки, передними обхватил правую руку Вимера и, царапаясь, вскарабкался на плечо, доверительно зашептал, щёлкая острыми зубами в опасной близости от уха.
- Пока я жил во дворце, видел чертёж железной змеи. Длинной, большой, тяжелой. Змея внутри полая. Туда можно усадить много воинов. По металлической колее она должна передвигаться куда быстрее конницы.
- Тара умная женщина. Была, - с сожалением покачал головой Вимер, снимая с себя царапающегося Руваса. - И в этом бы случае свою цель сформулировала куда более конкретно. Здесь другое.
Как можно понять логику сильнейшей ведьмы и искуснейшей интриганки, многие достижения которой во внешней и внутренней политике уже вошли в учебники разведок соседних государств? На основе какой информации она принимала решение о столь необычной просьбе? Кстати, как она умудрилась материализовать высшего духа? Простейших демонов, пробивающихся из Запредельного в мир смертных, обязана материализовать при Посвящении любая ведьма. Но чтобы высшего? И заключить в такое чароупорное долгоживущее тело? До неё подобное не было под силу никому.
7.
Журчащая вдоль соседней стены вода источала гнилостный запах. Толстые трубы, обёрнутые начавшим истлевать утеплителем, тоже несли воду - вначале чистую в покои и многочисленные фонтаны, а затем возвращали её уже грязную, отработанную, чтобы влить в общую систему канализации. Крыс во дворце не водилось, и то радость.
Редкие ниши в стене, одну из которых облюбовал беглец, заполняли бочки и коробки. Открыть хотя бы одну так и не удалось... Поэтому пришлось отволочь непонятный хлам подальше, очистив нишу посуше, и устроить в ней лежанку.
Сверху вновь капало. Протекающий самодельный навес окончательно прогнулся, грозясь обрушиться на перемазанного грязью оборванного мужчину, четвёртый день обитающего в подземном лабиринте дворцовых коммуникаций.
Побитое тело ныло, мёрзло, чесалось. Осколок треснувшего зуба ранил язык. Кряхтя и хрипло дыша, человек встал, нащупал фонарь и повернул рычажок. Темнота лениво заворочалась, нехотя отодвинулась от пленника канализации и затаилась, выжидая своего часа, зная - он наступит, как только в фонаре иссякнет энергия светоча.
Мужчина зашнуровал ботинки, снятые вчера со своей случайной жертвы, натянул поверх лохмотьев военный китель, проверил - на месте ли обнаруженная на одной из стен схема подземных ходов и, сутулясь и оглядываясь, точно есть ещё любители шляться по столь чудно пахнущим местам, поплёлся по узкому коридору.
Даже в блёклом свете было заметно - стены не так давно чистили от грибка, трубы тоже. Но со сводов уже начали протягиваться вниз длинные нити паутины, а возле отпотевающих труб на красно-коричневых кирпичах расцвели белёсые кружочки плесени.
Проход между трубами и стеной был узким. До сводчатого потолка можно было дотянуться рукой. Мужчина отличался некоторым мужеством, поэтому не обращал внимания на мелочи вроде пауков или плесень, шел высоко подняв голову. Сейчас его занимал только один вопрос: ночь или день снаружи.
Если день: придётся маяться здесь, сдерживать простудный кашель, уже опустившийся из ноющего горла в лёгкие, и слушать голодное урчание желудка. Если ночь, есть шанс выбраться наружу, пошарить по мусорным бакам в поисках пропитания, последить за наводнившими дворец солдатами. Вдруг удастся проскользнуть в ворота? Но для этого следует раздобыть форму подходящего размера.
Мужчина плохо помнил, что возможна другая жизнь, другое мироустройство, чем его подземное существование. Он очнулся четыре дня назад среди мёртвых тел, сваленных под дворцовой лестницей. Тел, раздетых до исподнего. Некоторые трупы оказались столь обезображены чарами, что узнать, мужчина это или женщина не представлялось возможным.
Рядом стонал и извивался, силясь встать, молоденький полуэльф. Но убийцы не оставили ему шансов: слишком ужасны и тяжелы были раны. Полуэльф беззвучно зашевелил губами, протягивая к нему окровавленную руку, которой только что зажимал рану на животе, но мужчина отвернулся. Глупо сейчас думать о милосердии.
Несмотря на разбитую голову, выживший понял - ребята, уложившие здесь уйму народа, ему рады не будут. Где-то рядом гремели выстрелы, шел бой. Кряхтя, утирая заливавшую глаза кровь, мужчина пополз прочь. В мутящемся сознании вспыхнула карта расположения коридоров и лестниц, узких тайных переходов и служебных помещений.
К ночи, когда сил почти не осталось, мужчина умудрился выбраться из дворца. Удрать за крепостную стену оказалось труднее, чем станцевать вальс на канате под цирковым куполом. Постоянные отряды охранников - хмурых бородачей с ружьями и арбалетами не то, что человеку, кузнечику не позволили бы пробраться наружу.
Укрыться беглецу удалось только в канализационной шахте, одной из многих на дворцовой территории. И во время. Едва он задвинул за собой железную решётку, по близости вспыхнул бой.
Гадать, как мужчина попал в дворцовые покои, долго не пришлось. Знание помещений позволяло судить о том, что человек он здесь не случайный. Приписать себя к знати не поворачивался язык. Считаться слугой не хотелось. Неустанно ноющая голова не желала давать подсказки в разгадке тайны собственного происхождения. Для успокоения совести он придумал себе имя - Пэро. Не может же человек жить безымянным.
Тупая боль вибрировала в теле, вызывая спазмы в пустом желудке. Но беглец задался целью выжить и всячески искал пути к спасению. Позавчера, вооружившись ржавой, зато вполне увесистой металлической трубой в руку длиной, Пэро самолично проломил голову одному из бородачей, имевшему неосторожность прогуливаться возле мусорных баков в одиночку. Зато разжился кителем, круглой шапочкой с пером, чудесными ботинками. Штаны, к несчастью, оказались малы и пополнили коллекцию тряпья, собранного на помойке и служившего вполне сносной подстилкой.
"Выловить бы кого из старого персонала да расспросить - вдруг знают меня?" - думалось мужчине, подбирающемуся к одному из многочисленных выходов на поверхность. К его великому разочарованию, ночь он постыдно проспал. Утро тоже. Сейчас день клонился к полудню, скоро сменят караул на воротах, по двору промаршируют солдаты...
Поёживаясь и застёгивая китель на все пуговицы, мужчина уселся на освещённые тёплым солнышком ступеньки, абсолютно уверенный, что снаружи его никто не рассмотрит. Охотников заглядывать в мерзко пахнущие норы среди захватчиков дворца быть не должно.
Есть хотелось до дурноты. Нехитрый запас очисток и подгнивших фруктов, выловленных вчера в баках, не мог утолить нарастающего голода. Зато как сладко мечтать - ещё чуть-чуть, и у него отрастёт борода, точно такая же, как у хмурых дядек. К тому времени он раздобудет форму по размеру и... Как минимум проберётся на военную кухню. А ещё лучше - сбежит из дворца.
На солнышке в заживающую голову Пэро, словно оттаивая, стали просачиваться весьма интересные мысли. Например, ему подумалось: "Я помню многие дворцовые закоулки. Почему же мне незнакомо ни одно из лиц? Даже кухонных слуг, даже садовников, как ни в чём не бывало ухаживающих за оранжереей?" Он подглядывал наружу во многие канализационные выходы, и не мог узнать кого-либо. "Если я так хорошо знаком с местностью, если легко ориентируюсь, что если я шпион, засланный на королевский приём?" Тогда легко объяснялось всё произошедшее. Вечная раскрыла заговор, приказала уничтожить лазутчиков, вызвала особый отряд...
"Я шпион!"
Осознание этого ещё больше взволновало Пэро. Выходит, у него где-то есть дом, близкие... Его донесения дожидаются на родине. Где? Мысль о Лирадре внушала стойкое отвращение. Другие государства симпатий не вызывали, за исключением Ири. Одно за другим в перепутанной памяти всплывали названия ирийских городов и имена членов Светлого Совета, даже лицо короля Федерврика...
Образы складывались, один за другим выстраиваясь в чёткую логическую цепочку. Чем больше Пэро размышлял, тем сильнее росла уверенность - он ириец. И где-то здесь, во дворце его дела не завершены. Есть информация, которую он должен передать на родину во что бы то ни стало.