Но я не могла здраво мыслить. Как только я думала о том, что меня ждёт, то чувствовала себя слабой и смущённой. А если пробовала отвлечь себя пережитым вне школы - грозой, незнакомым всадником, - то в моей голове начинал бушевать неконтролируемый хаос.

Я закрыла глаза и уперлась лбом на свои холодные руки. «Дыши, - сказала я себе. - Спокойно дыши дальше». Внезапно сороки, крик которых был слышан здесь на верху, замолчали, а так же весёлый щебет певчих птиц тоже внезапно прервался. Я удивленно подняла голову. Я чуяла мокрую, холодную траву, хотя моё окно было слегка приоткрыто, и дрожь от страха на моей спине превратилась в приятное ласкающее тепло.

- Не бойся. С тобой ничего не случится.

Я резко вскочила, так что прикроватный столик перевернулся и ударился о стену. Мой стакан с водой разлетелся на тысячи осколков, которые начали сверкающе переливаться на мокрых деревянных досках.

- Эй? Кто там? - закричала я тонким голосом. - Папа? Мама?

Но я знала, что здесь никого не было. Всё было как всегда - спокойный дом, тикающие часы из гостиной, треск изразцовой печи. Ничего не изменилось, кроме того факта, что я слышала каждый звук здесь, на верху. Я что, начала терять рассудок? Напряжённо я вслушивалась в себя. Мои мысли успокоились. Узел страха в мгновение разошелся, хотя моё сердце продолжало быстро стучать. Да, страх исчез.

Что это был за шёпот? Слышать голоса, которых не было, не мелочь - это я, как дочь, психотерапевта очень хорошо знала.

Я поспешно покинула дом и решила по дороге к остановке несколько тяжёлых, самой придуманных арифметических примеров. Потом я прошла в голове построение ДНК. Никаких помутнений - всё прекрасно получилось. Французские спряжения? Тоже без проблем. Моя голова, значит, ещё работала. Потом я вспомнила, что папа мне рассказывал: гениальность и безумство находятся очень близко друг к другу. Я поймала себя на том, что при этой мысли я усмехнулась.

Но если голос не был воображаемым и принадлежал живому существу - тогда кто это был? Шёпот нельзя причислить определённому человеку, об этом я читала. Все голоса шепчут одинаково. В автобусе была толкотня. Несколько младшеклассников блокировали проход и наклонились, гудя над своими мобильниками. Видимо, они пытались показать своё расположение одной девчонке похабными колкостями.

У них, значит, была связь. Я вытащила свой телефон из сумки, но он показывал всё ту же картину: моргающий экран и никакой связи. Чёрт побери. Я прислонилась головой к стеклу, с трудом игнорируя крик и наблюдая за освящённым солнцем пейзажем.

Поверить ли мне голосу? Это было соблазнительно. Он звучал так умоляюще и уверенно, что воспоминания этих слов, да и эти странные приглушенные секунды ранее, продолжали успокаивать и сейчас. Итак, кто-то или что-то во мне видимо знал, что ничего не случится. Может, это поможет, если хотя бы чуть-чуть в это верить.

Но это помогло только до того момента, когда я поставила последнею точку в своём домашнем задании и решила написать письмо Николь и Дженни, и рассказать им всё, что меня угнетает. В прошлом это было не очень удовлетворяющее, потому что почти всегда в ответ приходили лишь рассеянные строчки, которые возбуждали во мне чувство, будто я навязываюсь. Но мне надо было убить время.

Но вход в сеть сорвался. Наш интернет всё ещё не работал. Папа разбирался с ним неохотно и решил через каких-то десять минут, что есть более важные вещи. Например, распаковать коробки. Эти коробки просто не кончались. Я везде об них спотыкалась, в углах собирался изолирующий матерел в серые кучи, и постоянно где-то стучало, гремело, и звякало.

Так что я должна была попробовать это сделать через мобильник. На нём за интернет у меня было заплачено, но набор текста эпического сообщения продлиться точно до ужина. Но я нигде не могла его найти. Его не было не в моей школьной сумке, не в кармане моих штанов, не в моей куртке. И потому что я не хотела в это верить, я обшаривала их снова и снова, пока у меня на лбу не выступил пот и от негодования не заболел желудок.

Действовать нужно последовательно. Когда я его последний раз использовала - или лучше: попробовала использовать? Утром в автобусе. На перемене для этого не было времени, потому что Майке обеспечила меня новыми сплетнями. Но на физкультуре... О нет. Я, должно быть, забыла его на физкультуре. В виде исключения мы тренировались в спортивном зале клуба рядом со школой, потому что у нас ремонтировали вентиляцию, и там я несколько раз пробовала выслать сообщение. Снова неудачно, конечно.

- Всё хватит, - прорычала я и втиснула ноги в ботинки.

Я сразу же поеду в эту проклятую деревню, обеспечу себе доступ в спортзал и буду искать мобильник. Если это действительно был клубный спортивный зал, он будет открытым. А если нет – ну, я была в таком настроении, что запросто взломаю дверь.

Несмотря на мою огромную комнату, у меня было чувство, будто я заперта в темницу со стенами в метр толщиной, защищена и ограничена от всего мира. Это заставило меня запаниковать. Ни минутой дольше я не хотела пассивно смотреть, как меня забывают в Кёльне, потому что я была не доступна. Торопливо я спустилась с лестницы. Мама как раз складывала всё в кухонные шкафы.

- Я быстро съезжу в деревню, - крикнула я и схватила ключ с полки. Норвежский тролль ядовито смотрел на меня при этом. - Я забыла мой мобильник в спортзале.

- Хорошо! – радостно крикнула мама. Так, всё ещё хорошее настроение. Это стало уже болезнью.

Ужасные сорок минут спустя я вышла из автобуса и сразу увидела, что перед спортзалом слоняется горстка молодёжи. Трое жующих жвачку парней били друг друга своими рюкзаками в зад и находили это, очевидно, ужасно смешным. Я пошаркала им навстречу. Косматый пёс проковылял из выезда во двор прямо ко мне. Когда я приостановилась, он тоже остался стоять и оскалился. Почти неслышное рычание заставило вибрировать его высунутый язык.

- Перестань, - сказала я тихо, но он продолжал рычать.

Я шагнула два шага назад и сделала медленный крюк вокруг него. Пёс не выпускал меня из виду. Наконец, я стояла перед спортзалом. Молодежь убралась на другую сторону улицы и атаковала закусочную кебаб. Локтем я попробовала отодвинуть тяжёлую дверь.

Внезапно она открылась, и запах затхлого пота, сгнившей резины и магнезии забрался мне в нос. Три грязные неоновые лампы мигали и щёлкали. Хорошо, что никого не было. Я сбежала по лестнице вниз, к раздевалкам и залу.

Мысли о том, что мой мобильник украли, преследовали меня всю дорогу, они одновременно разозлили меня и испугали. Правда, у меня была маленькая надежда, что здесь в деревне не так часто воруют как, в Кёльне, но при одном взгляде на нашу раздевалку эта надежда испарилась.

Здесь не было ничего, кроме двух смятых бумажных салфеток и неряшливого полотенца, свисавшего с крючка. Но всё-таки я ползала на коленях по всему пыльному полу и заглядывала под каждую скамейку и в каждую душевую кабину. Безрезультатно.

С раздражённым стоном я поднялась и прижала руки к пояснице. Была ли я вообще в верной раздевалке? Раздевалки выглядят всегда одинаково, и у меня всегда было плохое чувство ориентации - тем более, внутри зданий. Спотыкаясь, я вышла в коридор. Где-то плескался душ. Я остановилась и прислушалась.

Шум воды раздавался справа. Поэтому я раскрыла левую дверь. Передо мной находилась ещё одна полутёмная раздевалка. Мне не нужно было включать свет, чтобы увидеть, что я здесь ещё никогда не была. Было бесполезно искать дальше. Может быть, мой мобильник лежит в зале, хотя я не помнила, что брала его туда с собой.

Вдруг я почувствовала, что больше не в состоянии сделать ещё хотя бы один шаг. Уставшая, я опустилась на скамейку рядом с дверью и выдохнула, застонав. Боль в моих плечах усилилась, так что мне нужно было опереться назад. Я закрыла глаза и свесила свою голову на бок.

Что-то возле меня так приятно пахло, что я прижала к этому мою щеку. Оно поддалось, хотело съехать, но я подняла сонно свои руки, прижала к себе, чтобы зарыться в него своим вспотевшим лицом.