Мои мускулы расслабились. Да, даже твёрдая спинка за моей спиной, казалось, вдавливалась, как поролон. Мой мобильный стал мне безразличен. Я могла потом его поискать. Завтра. Когда-нибудь ...

- Там кто-то внизу ещё есть?

- Не знаю, посмотри!

Голоса слышались сверху и были дружескими и свободными, но мне они казались вражеским рыком. Так как второй принадлежал однозначно Чёрной Лоле. Какого чёрта она здесь делает? Я резко почувствовала прилив сил, и мой желудок свело судорогой. Я ударилась затылком о стену, когда заметила, что моё лицо прижимается к белой мужской рубашке.

Неохотно я от неё оторвалась. Она так хорошо пахла. Я что, снова спала? Это не могло длиться всего пару минут, потому что моя левая рука занемела, а мой рот высох. Я уже слышала знакомый скрип кроссовок о линолеум. Он всё приближался, как раз в мою сторону.

Связка ключей зазвенела. А я сидела совершенно заспанная в мужской раздевалке и обнималась с чужой рубашкой. Чтобы подумать, у меня не осталось времени. Одним прыжком я оказалась у запасного выхода радом с душем и опёрлась на ручку.

В последнюю секунду дверь в толщину с руку поддалась и впустила меня в тёмный, узкий бетонный коридор. Молниеносно, но тихо я её закрыла. Вокруг меня стало очень темно. Ледяной сквозняк забрался по моим икрам наверх. С нездоровым замиранием сердца я поняла, что нахожусь под землей, без окон и без дневного света. Но запасной выход ведёт обычно наружу и скорее всего до нее всего несколько шагов.

Я вытянула руки. Впереди ничего не было. Здесь что, нет выключателя? Мне до сих пор ничего не было видно.

- Давай Елизавета, - прошептала я. - Беги.

Мой голос отдавался призрачным затихающим эхом. Надо мной что-то зашелестело - шарканье. Мыши? Или крысы? Как будто меня кто-то ударил по спине плетью, вздрагивая, я бросилась вперёд.

Клейкая паутина легла на моё лицо и растянулась с агрессивным жужжанием. Я стала истерически отбиваться. Что-то карабкалось по моей шее, с длинными ощупывающими ногами. Пауки. Здесь было всё в пауках. Я была заперта в тёмном подземелье полным пауков.

Если я сейчас упаду в обморок из-за чистого отвращения и страха, меня никто не найдёт, и пауки снова и снова будут по мне карабкаться, пока я потихоньку умираю от жажды и голода. Они переплетут мои волосы, залезут в мой рот и носовые полости и оставят на моих слизистых оболочках отливающие жёлтым коконы, в которых начнут появляться тысячи крошечных ножек новых пауков.

Я бросилась, беззвучно крича, дальше, пока мои ногти, наконец, не начали царапать холодный металл. Из последних сил я толкнула дверь. Она, скрепя, открылась. Я вошла, шатаясь, в пустой, тусклый спортивный зал. Я всё ещё не была на свежем воздухе, я всё ещё не свободна.

Здесь хоты бы я могла дышать. И дверь наружу находилась как раз напротив. Но теперь что-то карабкалось не только по моей шее, а по всему моему телу. На животе. На бёдрах. На груди. Тут поможет только одно - раздеться. Всё снять. А затем лучше всего побриться наголо.

- Чёрт, - выругалась я и стащила мою тонкую блузку через голову.

Распластав руки, я залезла под майку, задрала её и ощупала торопливо мою кожу, сначала живот, потом верхнюю часть спины. Вот, под мышкой - тонкие, дрожащие ножки.

Я вытащила их, крича, из их тёплого гнезда и щелчком отбросила их, и хотя они принадлежали только запутавшемуся сенокосцу, раздавила, фыркая, каблуком своего ботинка, превратив в серое месиво.

- Чёртовое, глупое, деревенское говно! Я хочу снова домой! - сердито я топнула ногой. Д

ругой сенокосец убежал на длинных ногах. У меня было большое желание, что-нибудь сломать. Я подняла мой кулак и ударила в тяжёлую дверь.

- Ай! Вот дерьмо!

- Это додзё (прим. редактора: это место для медитаций и других духовных практик в японском буддизме и синтоизме), а не обезьяний цирк. И в додзё есть определённые правила. Вон отсюда.

Я вздрогнула, скользнула назад на мягкий мат, который был прислонен за мной к лестнице на стене. Мои голые плечи соприкоснулись с холодной искусственной кожей. Мат начал падать. Я быстро натянула майку на мой открытый живот и подвинула мат назад к стене, прежде чем он смог на меня упасть.

Кто таился здесь в полутьме? Судя по голосу - высокомерный голос, который мне казался смутно знакомым - это был мужчина. Молодой человек. На несколько секунд я застыла и не осмеливалась осмотреться. Не было ни звука, ни дыхания. Ничего. Но кто-то должен быть здесь. Я чувствовала его присутствие каждым миллиметром своей кожи.

- И что такое делают в додзё? - спросила я. - Пугают других людей?

Мой голос звучал боязливо и строптиво одновременно. Голос не ответил. Я удостоверилась в том, что мат стоит, и медленно повернулась. Под галереей окон на полу сидел спиной ко мне молодой человек. Его руки лежали на коленях ладонями вверх.

На нём был одет чёрный, полинявший тренировочный костюм, на плечах которого красовался красный дракон. Шёлковая ткань была так изношена и тонка, как будто он всё время проводил в стиральной машинке, но сидел он отлично. Вокруг бёдер был завязан чёрный пояс. Чёрный пояс. Это были самые опасные - столько, по крайней мере, я понимала в каратэ.

- Я спросила, что делают в этом прок…

- Медитируют, например. Бывают одни. Тренируются. Проявляют уважение, - прервал он меня резко, но явно скучающе.

Его голос заполнил всю комнату, хотя он и говорил тихо. В моих ушах слабо зазвенело. Одним гибким движением он встал.

- Проявлять уважение означает поклониться, перед тем как войти. Молчать. Идти босиком. Не ругаться. Понятно? А теперь уходи.

Откуда мне его голос казался знакомым? Относительно уважения ему не нужно было упоминать специально - я была полна респекта. Но так же достаточно сердита на этого выскочку.

Он всё ещё стоял спиной ко мне.

- Посмотри на меня! - крикнула я про себя сердито. - Посмотри на меня, наконец!

Но я не смогла произнести ни слова. Что это был за тип? И что он вообще себе позволял? Что, этот святой додзё принадлежит лично ему или как? Он неподвижно стоял и ждал. Я обвязала блузку вокруг бёдер и воздержалась от вопроса, нужно ли кланяться, когда покидаешь додзё.

Моего мобильного здесь, во всяком случае, не было, это было видно одним взглядом. Здесь не было ничего, кроме мужчины и его парализующей ледяной ауры. Я не осмелилась пройти мимо него и в сторону запасного выхода, особенно если там, возможно, подстерегали новые пауки.

Как в трансе я вышла из зала и поднялась по лестнице наверх. Задыхаясь, я опустилась на пол. Было абсолютно тихо. Лолы и другой женщины уже не было. Я посмотрела на мои часы. Если я хотела поймать последний автобус до Кауленфельда, то мне не оставалось времени для отдыха. Для этого я очень долго спала. Я глубоко вздохнула, поднялась и хотела открыть дверь. Она не сдвинулась ни на миллиметр.

- О нет,- простонала я. - Нет ...

Снаружи было уже почти темно. Я видела, как приближаются фары автобуса и беспомощно наблюдала, как он остановился и потом, мигая, завернул. А я была всё ещё заперта.

Всему этому не было конца. Быть запертой с "чёрным поясом" в холодном убогом деревенском спортивном зале. И я сама была в этом виновата. Я лучше убежала бы, чем предстать, вероятно, перед безобидной женщиной, которая каждый вечер закрывала зал и на всякий случай смотрела, был ли ещё кто-нибудь здесь.

Может быть, Лола вообще не спускалась и не видела, что я сидела в мужской раздевалке и прижималась к чужой рубашке. Но даже если бы она об этом узнала - скорее всего, она была бы всё-таки более вежливой, чем это высокомерное чудовище внизу. Неужели это была его рубашка, к которой я до этого прижималась? Если да - тогда он знал сейчас, что я торчала в его раздевалке.

Я подождала один момент, может быть, я только вижу сон и сейчас проснусь, но этого не случилось. Всё было по-настоящему. И это было просто ужасно.

- Что мне теперь делать? - прошептала я.