Папа покачал головой.

- Нет, чаще всего нет. У меня были единичные пациенты, очень впечатлительные, которые что-то зафиксировали: ускользающую тень, тяжесть на груди, присутствие чужого существа. Другие видели горящие глаза. Может даже случиться так, что из-за таких встреч возникают истории, от которых волосы встают дыбом, о похищениях на космический корабль в космосе. Или вера в духов и приведений.

Ну, тема разговора была не так уж далека от призраков, содрогаясь, подумала я. Будь это демон Мара, дух или призрак - насколько я поняла, он был опасен. Что так, что так. Папа, во всяком случае, не выглядел запуганным. Неужели для него это было, прежде всего, ничто иное, как увлекательный предмет исследования?

- У пораженных отсутствуют сны, надежды и чувства. После определенной фазы поражения, они больше не могут видеть сны, ночью почти не отдыхают, ни душой, ни телом. Мара ищет потом новую жертву, потому что источник его пищи исчерпан. Ученые называют пораженных "невидящие сновидений" и складывают их в один ящик с теми людьми, которые не могут видеть сны по другой причине. Имя у них есть, а вот лечения нет. Только таблетки. Я пытаюсь им помочь, не говоря им, что же с ними произошло. Существует не так много демонов Мара, которые могут мне в этом помешать, и здесь, в деревне...

Папа затих, как если бы он слишком много рассказал. Здесь, в деревне, думал он, их вообще не должно было быть? Или это было как-то связано с его сомнительной работой наряду с его деятельностью психиатра, которую упоминал Колин? Колин.

Я не могла больше крутиться вокруг да около. Я боялась ответа, как ребенок боится темноты, но мне надо было знать, какую роль во всем этом мистическом спектакле о призраках играл он. Почему он узнал папу? Он тоже был полукровкой? В любом случае, Колин не был каким-то существом. Однозначно, он был человеком.

А не демоном в лохмотьях, который подстерегает на деревьях и прыгает на своих жертв. Я уже как раз хотела собрать свое мужество и задать возникшие вопросы, когда папа выхватил картину из моих рук, закрыл окно и повернул меня безоговорочно в сторону двери.

- Этого достаточно, Элиза. Не забудь: тебе нужно с этим жить, но ни одному человеку нельзя ничего рассказывать. Даже если ты его любишь. Когда-нибудь ты выйдешь замуж и этот мужчина никогда не должен об этом знать. Это нелегко. Это бремя. Сегодня ты узнала более чем достаточно.

Сокрушенно я сдалась. Мои вопросы о Колине я могла пока отложить. Папа целенаправленно обогнул эту тему. Он не хотел говорить о нём. Для него было бы лучше, если бы Колин бесследно исчез из нашей жизни.

При этом я так отчетливо ощущала его присутствие, что через мои желудок и сердце постоянно проходили небольшие импульсы тока. Он не был далеко, может быть в двух-трех километрах. И я чувствовала, что он был там, в своем доме, со своими кошками. Может ,он сидел на скамейке под крышей и смотрел в темноту?

- Спокойной ночи, Елизавета, - папин голос вырвал меня из моих мечтаний. - Ты не должна ничего бояться. Они не осмеливаются приблизиться к тебе.

Я снова вздрогнула. Ха, тебе хорошо говорить, подумала я расстроено. Я не должна бояться. Так просто. Я ему не верила. В конце концов, он должен был так сказать.

Однако это должно было бы означать, что Колин не был из числа тех существ, потому что он не боялся находиться поблизости от папы. Тот факт, что я на протяжении последних недель видела такие живые сны, успокаивал меня. Я определенно не была "невидящий сновидений" человеком.

Да, и возможно я многое узнала, но это вовсе не означает, что больше не было загадок и я была довольна собой. Вовсе нет.

Наверху, в моей комнате, я поставила будильник на час раньше, потому что впервые в жизни у меня больше не было сил делать уроки. Папа и я пожелали друг другу спокойной ночи. Однако я не отважилась дотронуться до него. Теперь меня охватило полное одиночество.

Мой папа мог стать для моей матери опасным. Пауль никогда не вернется домой. Где-то снаружи находятся существа, которые подбираются к людям, чтобы украсть их сны и чувства. И с Колином мне нельзя больше встречаться. Только почему?

Колин слишком много знал, чтобы не иметь ничего общего с этим. Может, он был опасен не только для меня, как утверждал отец, но и для всей нашей семьи.

Но для анализа случившееся у меня больше не было сил, даже для того, что произошло вечером ранее на дискотеке. Веки были такими тяжелыми, что мои логические размышления были выведены из строя и мою голову затопили неугомонные воспоминания. Танцующий Колин, Колин, который собирает мои слезы со щек, мерцающий взгляд Колина в тени леса. Его лицо, такое прекрасное в лунном свете, что это причиняло боль...

Я чувствовала себя такой хрупкой и израненной, и так много было того, о чем нужно было подумать. Когда птица на опушке леса затянула свои печальные, утешающие крики, я послушно позволила заманить себя в мир сна.

Возможно, я проснусь, и все окажется сном. Я цеплялась за эту надежду. Однако я точно знала: моя предыдущая жизнь была сном. Теперь же была реальность.

Глава 18. Блины с яблоками

Я никогда не любила понедельники, но этот оказался самым тягостным из всех тех, что я когда-либо переживала. Разговор с папой доказал, что Колин был прав, но только теперь, после неспокойной и слишком возбуждённой ночи, я поняла, как это влияет на мое будущее. И что папа не изменит свои запреты только потому, что я теперь была посвящена в это.

Он даже настоял на том, чтобы отвезти меня в школу. Мама ещё спала, и мои протесты так и остались незамеченными. Папа сверлил меня своим взглядом, и я догадалась о той силе, которой он обладал. Но я была слишком уставшей и сбитой с толку, чтобы сопротивляться.

Погода изменилась. Над рекой, словно дым, висел густой туман, серое небо было совершенно непроглядным, воздух был настолько холодным и зябким, что я даже натянула на себя пуловер.

Папа молчал всю дорогу, но меня не покидало чувство, что у него ещё есть, что мне сказать. Я тоже хотела этого. Мы ещё не разговаривали о Колине.

Он же не думает, что я приму его запрет на общение с Колином без всяких объяснений? Что с Колином не так? Или мой отец ничего не знал о нём?

Может быть, он только догадывался? И лишь на основании этого он решил запретить мне общаться с ним?

- Нет - уверенно сказал папа как раз тогда, когда я собиралась спросить его.

Я раздраженно фыркнула. Подобное чтение моих мыслей мало-помалу начинало действовать мне на нервы.

- Почему? - я скрестила руки на груди и осталась сидеть пристегнутой, несмотря на то, что до начала занятий оставалось всего 10 минут.

- Это слишком опасно, Элиза.

- Почему? - не испугавшись, повторила я и отвела глаза. - Что с Колином не так?

Теперь уже папа гневно фыркнул и поднял глаза вверх, смотря на крышу машины.

- Елизавета. Если наша семья для тебя что-нибудь значит, если мама и я для тебя что-нибудь значим, то больше никогда не называй этого имени. Даже не думай о нём. Это слишком опасно. Даже эта беседа уже очень опасна, - он отвел взгляд от крыши машины и взглянул на меня угрюмо. - Это может нас всех убить.

На моем лбу выступили капельки холодного пота. Папин голос звучал почти так же угрожающе и зловеще, как при встрече с Колином в нашем зимнем саду. Мне не приходило на ум никакого ответа. Просто забыть о Колине? Как он себе это представлял? Я предприняла последнюю попытку.

- Но что с мамой? И со мной? Разве я тоже не в опасности, если живу вместе с тобой? Ты говоришь, что нет. Потому что ты нас любишь... Я не в опасности, потому что ты меня любишь и ...

Прежде чем я поняла, что я только что хотела сказать, его слова поразили меня в самое сердце.

- Он тебя не любит. Элиза, о чем ты думаешь? Почему он должен тебя любить? Он...

Папа запнулся, когда я рывком расстегнула ремень. Ослепленная слезами, я открыла дверь машины.