Было трудно не заразиться этим общим хорошим настроением. Но моё выражение лица храбро оставалось дипломатично нейтральным.

- Что случилось? - спросила я холодно.

- Завтра внизу у ручья будет праздник. И мы пойдём на него. Вместе,- объявил папа, как будто только что открыл восьмое чудо света. Гордо и немного самодовольно. Я должна была отвести глаза в сторону, чтобы только ради его гипнотического взгляда не исполнить маленький счастливый танец. Я уже вышла из того возраста, чтобы сопровождать родителей на праздниках и находить это ещё и классным.

- Ну и что?

- Пусть это будет для тебя сюрпризом, Элиза, - сказал папа, подмигнув.

- На этом празднике будет действительно очень хорошо, - добавила мама, но при этом избегала, улыбаясь, моего взгляда. Я не могла избавиться от подозрения, что оба от меня что-то скрывают. То, что я здесь слышала, было только полуправдой.

Или они на самом деле думали, что смогут этим отвлечь меня от моих мыслей о Колине? Может быть, даже хотят свести меня с каким-нибудь парнем из деревни? Я не показала им своего подозрения, но и не кричала от восторга.

- Окей, хорошо, - сказала я только и смылась снова в свою комнату.

Мама не успокаивалась до полуночи. Я слышала, как она снова и снова спускалась в подвал. Стирала бельё, открывала и закрывала двери шкафов, возилась на кухне. Папа блокировал телефон почти три часа.

Каким бы странным не был Колин - это было ещё более странным. Около часа ночи дома стало наконец-то тихо. Я спокойно вздохнула. Уже в прошедшие вечера я взяла себе в привычку выходить на улицу, когда мама и папа ложились спать. Так как ночи стояли по-летнему мягкими.

Я садилась под выступающую крышу гаража и ждала, пока мои глаза привыкали к темноте. Каждый последующий вечер мне для этого нужно было всё меньше времени. Постепенно проступали контуры, силуэты и угловатые тени, и мир вокруг меня оживал. Летучие мыши роились в темноте, никогда не врезаясь друг в друга при их, казалось бы, бесцельно вычурных полётах.

Я слышала, как по траве шуршат маленькие ножки с коготками ежей и шёпот мышей в цветочных клумбах. Но больше всего мне нравилось наблюдать за грозовыми тучами, которые собирались почти каждый вечер на западе, посылая пару слабых молний в темноту, а потом после того, как становилось холоднее, расходились, пока не исчезали полностью.

Но сегодня было по-другому. Я тщетно ждала прохладного ветерка. Во влажном, гнетущем, ночном воздухе грозовые тучи не расходились. Они разрастались ввысь, похожие на грибы, объединялись, разъединялись и образовывали новые массивные башни, никогда не приближаясь.

В какой-то момент я почувствовала, что за мной следят. Я повернула голову к дому. Папа стоял, как массивная тень, в спальне и смотрел на меня вниз. Я уставилась на него в ответ. Что он думал? Он не мог запретить мне сидеть в нашем саду. Через несколько минут, которые, казалось, тянуться вечность, за ним появилась мама и опустила занавески вниз.

Но знание того, что за мной больше не наблюдают, не принесло облегчения. Вскоре моё беспокойство смешалось с усталостью, которую я чувствовала только тогда, когда болела. А потом меня внезапно охватил бешенный, тёмный страх. С одной секунды на другую я испугалась, что не смогу больше дышать.

Сразу мои пальцы начало покалывать, а мой желудок опустился вниз. Только что я облизывала мороженое, которое достала из морозилки, теперь оно было мне противно. Фруктовая сладость на вкус вдруг стала горькой. Испытывая отвращение, я выбросила его в мусорное ведро.

Хотя моё тело мне кричало о том, чтобы я не стояла на месте, а лучше всего убежала, я хотела только забраться в свою постель и закрыть глаза. Мои руки были мокрые от пота. Я жаждала сна, как умеряющий от жажды человек жаждет воды. Я думала, что умру, что никогда не смогу больше набрать в лёгкие воздуха, если останусь здесь на улице ещё на десять минут и буду смотреть в темноту.

Но в кровати моё лёгкое летние одеяло давило на моё тело, как крышка гроба. Не помогло и знание того, что мои родители дома, спят недалеко от меня. Я была единственным человеком на этой планете, полностью потерянным и забытым.

Всякий раз, когда моё сознание, наконец, становилось, меня снова возвращало назад дико стучащее сердце, в эту, казалось бы, бесконечную ночь. Тогда я села, прижала руку к груди, чтобы удостовериться, что я ещё могу дышать. С убийственной регулярностью полусон сменялся испугом, пока я неожиданно не погрузилась в полную темноту, и время прекратило своё существование.

Когда я появилась из ниоткуда, а мои глаза снова смогли видеть, то у меня уже больше не было тела. Был только мой дух. Внимательно я огляделась. Здесь я ещё никогда не была - это была конюшня, я это сразу поняла. Чтобы лучше осмотреться, я поднялась выше и передвигалась медленно вдоль завешенного паутиной потолка.

Во многих местах просвечивал лунный свет через щели между черепицей и покрывал спину лошадей серебряными крапинками. Я выглянула в открытое окно – да, была полная луна. Здесь была полная луна.

Хотя потолок конюшни был отмечен дырами и щелями, казалось, стойла были ухоженными. Также и лошади выглядели благородно - стройные, на длинных ногах животные, с красивыми выгнутыми головами и большими тёмными глазами. Я услышала нежный шёпот и сразу последовала за ним. Перед одним стойлом, которое было выложено ароматной соломой, стоял молодой мужчина и прижимал свой лоб к шее белоснежной кобылы, грудь которой сосал коричневый, как кофе, жеребёнок. С любовью кобыла дотрагивалась своим носом до щеки мужчины и тихо фыркала.

Теперь оба молчали, просто стояли, как будто не хотели портить волшебство этого момента. Через некоторое время мужчина отстранился. Он осторожно погладил лошадь по стройной шее, убедился испытывающим взглядом, что с жеребёнком всё в порядке, и улёгся на сено в одном из стойл в конце прохода.

Сцепив руки за головой, он смотрел на серебряные нити, которые посылал лунный свет через щели в потолке. Это был Колин. Да, это были его глаза, хотя и более круглые и менее раскосые. Его кожа, хотя и светилась ярко в сумерках, но не была белой, а на ушах не было колец.

На нём были надеты белая льняная рубашка, которая казалась мне знакомой, тёмные изношенные брюки и сапоги. По рукам Колина можно было определить, какая тяжёлая работа была в конюшне, а мышцы предплечий явно выделялись под кожей. Когда он потянулся, суставы хрустнули. Он устал. Его веки отяжелели.

Животный, воркующий вздох, рядом со мной заставил меня развернуться. Мой взгляд остановился на потоке крававо-рыжих волос, которые легли на стропильную балку, как занавес. Теперь пряди начали оборачиваться вокруг старой древесины. Широко расставив ноги и приклонившись, существо сидело на корточках на коньке крыши, как животное перед прыжком, ладони прижаты между босыми ногами, спина выгнута.

Сильные маленькие пальцы кончались длинными заострёнными когтями; на тыльной стороне ладоней рос коричнево-красный пух. Специфический запах окружал это сидящее на корточках существо - тяжёлый, сладкий парфюм, смешенный с запахом плесени древней мебели и дурманящим мускусом. Золотые цепочки на шее и руках зазвенели, когда оно ещё сильнее склонилось. Фалды его одежды двигались взад-вперёд.

Я повернулась, чтобы рассмотреть его лицо. Но мой свободный полёт был заторможен невидимой силой. Независимо от того, как я поворачивалась и какой угол выбирала - всегда поток волос мешал мне, чтобы я могла посмотреть существу в лицо.

Но я была уверенна, что это женщина. Не человеческая женщина, а хищный демон, который выбрал человеческий образ, чтобы охотиться. Тесса. Она была маленькой и изящной, тело девушки в поеденных молью бархатных одеждах с пожелтевшими кружевами, но её волосатые руки вцепились беспощадно в тяжёлые балки.

Ещё раз через постоянно вьющиеся волосы прозвучал вздох - вздох полный алчности, удовлетворения и предвкушения. Со страхом я посмотрела на Колина. Его черты лица начали расслабляться. Тесса почти не заметно раскачивалась взад и вперёд. В её глотке нарастало еле слышное рычание в гипнотическое жужжание.