Я покачала головой.

- Майке сказала, что чтобы получить его, ты кого-то обманул или кого-то подкупил ...

- Да, конечно, - усмехнулся Колин и покачал ошарашено головой. - Это срабатывает невероятно хорошо, когда сдаёшь экзамены в китайском монастыре на высоте 2000 метров. Монахов можно ведь так прекрасно одурачить. Поверь, занятия там были даже для меня тяжёлыми. Большинство участников сдались уже после первого дня.

Он взял верхнюю часть кимоно, разложил её на коленях и провёл почти благоговейно рукой по красному дракону, который с распростёртыми крыльями покрывал зданию часть.

- Мастер спокойствия. Это значение высокого мастерства дана. Я ещё и далеко не достиг его.

Мастер спокойствия. Это звучало, как название фильма. «Крадущийся тигр» или «Затаившийся дракон».

- Я занимаюсь боевым искусствам, потому что это помогает мне мечтать. Ночные сновидения, после того как Тесса меня обратила, я больше не вижу. Боевые искусства основаны на медитации и концентрации. Иногда мне удаётся, если я долго медитирую, снова самому углубиться в мир грёз или посмотреть их у других душ, не причиняя им вреда.

Он осторожно улыбнулся мне. Так как со мной, стало быть, подумала я и увидела в его глазах, что так и есть. Вреда мне это не причинило. Но то, что я стала лучше слышать и видеть, и эти мои своенравные волосы - произошло всё это из-за того, что Колин тайком посещал мою душу?

- Между прочим, верховая езда и боевое искусство у самураев неразрывно связаны между собой. И если занимаешься и тем и другим, то знаешь почему, - сказал Колин задумчиво. - Нужно снова и снова перебарывать себя, и ты никогда не прекращаешь учиться.

Он бросил кимоно назад на стул и снова положил свои охлаждающей ладони на мои кровоподтеки.

- Я знаю, что тебе поможет. Лекарств и мази у меня здесь нет, потому что они мне не нужны. Но я знаю хорошую альтернативу. После того, как ты поспишь пару часов.

Я увидела в мыслях перед собой своего отца, как он отчаянно машет руками, а его губы сформировали огромное «нет». Но я отмахнулась от этой мысли. Колин казался сытым, а я была сильно уставшей. Пальцы Колина оставались лежать на моём ушибе, в то время как я, застонав, повернулась на неповреждённую сторону и прижала голову к подушке. Я почувствовала, как он вытянулся рядом со мной.

- Позиция лежа на боку, - прошептал он насмешливо. Я покраснела. - Опасные ключевые возбудители, - добавил он с улыбкой и хлопнул мне ладонью по заду. Может быть, мне всё-таки не придётся умирать эмоциональной девственницей. Тем не менее, я больше не шевелилась, а просто наслаждалась знанием того, что он лежит прямо рядом со мной.

Его дыхание охлаждало мой затылок. Оно становилось всё медленнее, пока, наконец, не прекратилось, и я только прислушивалась к энергетическому рокоту его тела. Испытывая боль, я повернулась. Глаза Колина были закрыты. Но я знала, что он был здесь. Со мной. Дремлющий и бодрствующий одновременно. Возможно, мечтающий.

Как Мистер Икс днём раньше, я прижалась к его плечу, к мягкому, древнему материалу его расстегнутой рубашки и забыла про все страхи. Мгновенно я заснула.

Фруктовая сладость сначала достигла моего носа, потом проснулось и всё остальное моё тело.

Я открыла глаза и увидела поднос с графином прозрачной негазированной воды, чашечкой малины, жаркое и несколькими кусками этого вкусного, орехового хлеба. Колина уже здесь больше не было. Сонно я засунула пару ягодок малины в рот и отогнала мысли о мучительном отказе работы печени, вызванной яйцами лисьего солитёра, которые, по словам господина Шютц, тысячами сидят на кустах дикой малины.

С закрытыми глазами я наслаждалась сладкими ягодами. Похоже, Колин сохранил определённое понимание достоинств человеческой пищи. И он всегда точно знал, когда она мне будет крайне необходима нужна.

Я коротко задумалась над тем, видела ли я во время моего послеобеденного сна на кровати Колина какое-то сновидение. Нет. Я не могла припомнить ни одного, но я так же не чувствовала ни усталости, ни депрессии. И я не была ни унылой, ни опустошённой. А так, как нужно себя чувствовать, когда первый раз спишь рядом с мужчиной, в руках которого хочешь всем сердцем погрузиться в сон: почти бессмертной.

Приглушённый грохот и треск снаружи внезапно оборвали моё томное блаженство. Я взяла кусок хлеба и немного жаркое, встала и подошла к открытому окну. К моему удивлению, я увидела, что позади дома Колин увеличил загон Луиса - деревья и кустарник были срублены и выкорчеваны, и уступили место небольшому огороженному манежу. Но Луису это совсем не нравилось.

Жуя, я смотрела на обоих сверху - Колин, который как будто прирос к лошади, сидел на ней и неумолимо держал вожжи в руке, и Луис, который пытался всё больше проверить свои границы действий. На каждом углу он бросался в сторону, как будто на заборе сидели монстры и вскидывал голову так, что я могла видеть белки его глаз.

В ужасающей перемене, он то вставал на дыбы, то выгибал спину, пытался идти назад, прыгать, бежать на одном месте. Колин не потел. Но со шкуры Луиса стекали ручьи, и он хрипел, как будто Колин хотел отвести его к мяснику. Я сглотнула, взяла ещё кусок хлеба на дорогу, и сбежала вниз по лестнице на улицу, чтобы, если понадобится, можно было вовремя организовать скорую помощь для всадника или для лошади.

Как только я остановилась возле забора, Луис полностью вышел из-под контроля. С бешено стучащим сердцем я попятилась и прижалась, ища защиты, к стройной берёзе, когда Луис как раз прямо передо мной врезался своим тяжёлым телом в забор, при этом разбрасывая хлопья пены.

- Мне уйти? - спросила я писклявым голосом. Я ни в коем случае не хотела быть виноватой в том, что Луис убьёт Колина.

- Не надо! - крикнул Колин язвительно и уселся ещё более твёрже в седле, чтобы потом начать ругаться с Луисом на Гельском языке. Он снова и снова заставлял жеребца бежать медленным, контролируемым галопом, объезжая четырёхугольный манеж или делая круги.

А Луис пытался снова и снова от него избавиться. Но Колин оставался непреклонно сидеть на верху. Лишь только когда стало темно и сверчки в траве начали стрекотать, Колин ослабил вожжи. Луис вытянул шею и возбуждённо фыркнул.

- Хорошо, - сказал Колин с удовлетворением и слез с седла. - Ведь можешь.

Остаток я хлеба в руке смяла в потный шарик, который прилип к моим пальцам. Нервно я встряхнула их.

- Что это было? - спросила я хрипло.

- Всё как всегда, - ответил Колин лаконично и хлопнул Луиса по заднице. - Пытается показать, кто здесь главный.

Я сдержала саркастический комментарий. Колин выглядел так, как будто вылез только что из источника молодости. Бодрый и в согласии с самим собой. Он снял с Луиса седло и уздечку, надел повод и ободряюще махнул мне рукой. О нет. Он ведь не хотел, в самом деле, пойти гулять со мной и с этой Годзиллой.

- Значит, нет. Завтра твой глаз будет зелёным, а при каждом вздохе ты будешь испытывать резкую боль, - сказал он, пожимая плечами, в то время как Луис послушно, как ягнёнок, брёл рядом с ним.

Лишь когда в наступающей темноте я почти больше не могла обеих отличить от леса, я преодолела свой страх и побежала за ними.

- А вот и я, - сообщила я, тяжело дыша.

- Хорошо, - сказал коротко Колин. Я вытерла пот со лба и постаралась занять более безопасное место с левой стороны Колина - подальше от Луиса, который каждые пару метров останавливался, чтобы пощипать траву на обочине дороги.

Теперь Колин оставил дорогу и прокладывал путь, как лунатик, через густой лес. Время от времени нам нужно было останавливаться и ждать Луиса, который следовал за нами, пережёвывая траву, на длинной верёвке. Я не знала, пережила ли я когда-нибудь до этого такую прекрасную летнюю ночь. Нет, скорее всего, нет, потому что с тех пор, как я себя помню, мы сбегали в июле или августе в холодные страны и уезжали в самые негостеприимные места, которые только существуют на Земле.

Вокруг нас всё время кто-то шептался, шуршал и стрекотал, и все эти звуки сливались в один. А влажный воздух пах смолой, нагретой солнцем хвоей, листьями и цветами. Луна была лишь тонким серпом, но всё-таки давала достаточно серебристо-голубого света, чтобы кожа Колина расцвела. Когда бы я на него не смотрела, я видела, что в его глазах сияют искры света.