Что телефон! Вот радио…

Я со вниманием следил, как развивается еще более хитрая вещь — радио. Нет ни проводов, ни хитрых приспособлении, любой мальчик сам может сделать аппарат, а голос сразу слышен не только в одном городе, но в целой стране и, пожалуй, в целом мире.

На столе коробочка, от нее шнур и трубка. Трубка к уху — и я слышу пение, музыку, речи.

Лет шесть назад в Москве я проходил по широкой площади. У древней башни Китай-города стояла толпа. Она слушала речь оратора, говорившего на съезде советов — в закрытом здании, далеко отсюда. А голос… голос был богатырский. На площади шумели автомобили, трамваи, кричали люди — голос покрывал все.

Я всмотрелся. На зубцах башни виднелись продолговатые ящики с черными отверстиями, похожие на четырехугольные гигантские рты. Громкий голос оратора шел из этих ящиков и покрывал шум толпы, автомобилей, трамваев. Каждое слово влеплялось в уши.

И я вспомнил бабушкину сказку, что слышал далеко в детстве:

«Крикнул богатырь, аж за горами был слышен его голос…»

Но еще более удивительные случаи произошли потом.

Весной 1928 года, например, я с большим интересом следил за полетом к северному полюсу дирижабля «Италия». Дирижабль имел на своем борту очень хорошую радиостанцию и во время полета беспрерывно переговаривался с землей. К северному полюсу дирижабль полетел с острова Шпицбергена. Почти через каждый час радист сообщал, как проходит полет.

Над пловучими льдами Северного Ледовитого океана дирижабль пролетел с невиданной быстротой и через короткое время уже был над северным полюсом.

С дирижабля тотчас было послано радио:

«Мы благополучно достигли полюса. Под нами пловучие льды».

Богатырский сказочный голос раздавался с самого северного полюса и был слышен и на острове Шпицбергене, и в Европе, и на кораблях, плавающих в Ледовитом океане.

Все, казалось, идет благополучно.

Но вот с дирижабля сообщили, что над океаном появился густой сырой туман, дирижабль идет, ничего не видя впереди. И после этого радио с дирижабля прекратилось. День прошел, два, три — никаких вестей с дирижабля не было. На земле началось беспокойство. Все северные радиостанции напряженно слушали, не раздастся ли голос с дирижабля. Однако дни проходили за днями, недели за неделями, а вестей никаких. И только через долгий срок наконец издалека, из края вечных льдов, послышался голос. Радист Бьяджи сообщил всему миру, что дирижабль «Италия» погиб, разбившись о льдину.

Тотчас из многих стран на помощь путешественникам, попавшим в беду, двинулись корабли и самолеты. Советский ледокол «Красин» прежде всех прошел через льды Северного океана и снял путешественников со льдины. Все время радист Бьяджи сообщал и на ледокол и на другие корабли, где именно льдина находится, куда плывет и с какой скоростью. И «Красин» подошел ко льдине точно, без всяких плутаний.

В то время на другом советском ледоколе «Малыгине» шла на помощь итальянцам другая экспедиция, в которой принимал участие и я.

И вот я сам видел и слышал, как корабли, затертые во льдах, переговаривались с итальянцами, сидящими на льдине. И множество раз мне приходила тогда мысль, что, не будь радио, все итальянцы погибли бы непременно. Никто о них не узнал бы, где они. Радио помогло.

Точно сказочный богатырский голос, оно позвало на помощь, и корабли на помощь пришли.

Еще более чудесный случай произошел с экипажем парохода «Челюскин».

Далеко-далеко в Ледовитом океане пароход был раздавлен льдами. Его экипаж и пассажиры, всего сто десять человек, успели высадиться на лед. Положение их было очень тяжелое. Страшная пурга бушевала над океаном. Льды все время передвигались и каждую минуту грозили разбить ту льдину, на которой сидели люди. Мороз был тридцать градусов. И в довершение бед кругом стояла тьма, потому что в тех местах еще не кончилась длинная полярная ночь. Среди пассажиров парохода было десять женщин и два ребенка. Тьма, пурга, мороз в тридцать градусов, льды передвигаются и трещат, — тут привычный человек и то испугается. Но наши путешественники смело, как большевики, встретили опасность. Они наскоро построили на льдине палатку для женщин и детей, собрали бревна и доски, что всплыли на воде с палубы затонувшего парохода.

Знаменитый полярный радист Кренкель тотчас начал налаживать радиосвязь с землей и уже через несколько часов после крушения сообщил на землю о бедственном положении экипажа. Партия и правительство послали на помощь им самолеты и пароходы.

С очень большими трудностями самолеты пролетели огромные пространства — через тайгу, через горы, через тундру и наконец через льды, и смелые летчики сняли со льда сперва женщин и детей, а потом и всех остальных путешественников.

Сначала летчики брали больных и слабых людей, а в последнюю очередь со льдины были взяты капитан парохода Воронин, радист Кренкель и помощник начальника экспедиции Бобров. А сам начальник экспедиции Шмидт был взят со льдины немного раньше, потому что опасно заболел.

А что бы случилось с людьми, если бы не было радио?

В бесконечной ледяной пустыне они потерялись бы, как былинка в потоке. Долго пришлось бы их отыскивать. Без больших запасов пищи и топлива они могли и погибнуть. И никто не узнал бы, что стало с ними. Сколько было таких случаев прежде, до изобретения радио!

Двадцать лет тому назад, например, поехали в Ледовитый океан две экспедиции — Русанова и Брусилова. Их корабли были где-то захвачены льдами, раздавлены, и вот до сих пор ни о них, ни о людях нет ни слуху, ни духу.

Правда, не было на этих кораблях такого стойкого коллектива, каким показали себя во льдах советские полярники. И происходило это давно, еще до революции, а за походом «Челюскина» следила вся наша страна, и спасением отважных челюскинцев руководила партия большевиков и сам товарищ Сталин.

И это — главное. Не было, конечно, на кораблях Русанова и Брусилова и такого чудесного помощника, как радио.

А радио — этот сказочный богатырский голос — побеждает все пространства…

Годов восемь мне было, когда привезли меня летом в Саратов к отцу. Однажды отец, вернувшись с работы, сказал:

— Завтра пойдем смотреть, как человек на воздушном пузыре будет летать.

Я принялся расспрашивать, что это за воздушный пузырь.

— Сам никогда не видел, самому диковинка, — ответил отец. — Говорят, в пузырь напускают дыму, он и летит.

Утром мы пошли на Митрофаньевскую площадь. Было еще рано, но площадь уже была плотно запружена народом. Мы стояли около какого-то забора; за народом я ничего не видел и от досады готов был плакать. Отец сказал:

— Когда будут пускать пузырь, я тебя посажу на забор, — оттуда видно будет.

Рядом росло дерево, я хотел взобраться на него — это для меня было делом привычным, — но отец не позволил, потому что на мне были новые штаны и рубаха.

Вдруг толпа закричала.

— Надувают!

Все очень заволновались. Отец поднялся на носки, чтобы подальше увидеть. Он как будто забыл обо мне. Я тоже забыл, что на мне новые штаны, и в одну минуту очутился на дереве. Отсюда мне отлично было видно всю площадь. Море голов виднелось кругом, а в самой середине площади возвышался странный предмет, похожий цветом и формой на камышинский арбуз, но такой большой, что люди казались против него совсем маленькими. Это и был воздушный шар, или воздушный пузырь. Вокруг него было пусто. Ряды солдат сдерживали напор толпы. Народ возбужденно говорил:

— Надувают! Надувают!

На самом деле, шар довольно быстро увеличивался в объеме. Я видел горевший костер, вороха соломы, дым.