Она воскликнула:

— Зачем вы нервничаете? У меня есть много причин желать этого брака. Связав свою судьбу с вами, я не буду разочарована, потому что ничего и не жду. Только честности. Вы красивы… Ну, не надо отказываться, лицемер вы этакий, вы соблазнительны и свободны. Вы могли бы стать идеальным спутником. А когда вам надоест Лос-Анджелес, мы уедем жить в Африку.

— Энджи, не надо надо мной насмехаться! Вам ни к чему выходить замуж за темного французишку, заблудшего сюда из Старого Света, чтобы пройти курс обучения в Калифорнии и поехать потом «поиграть в зеленого» в Африку.

— Что значит, — перебила она меня, — «поиграть в зеленого»?

— Ничего. Короче. Выходите лучше замуж за такого типа, как Рой, уверен, он не устоит перед соблазном. Или оглядитесь вокруг, ведь есть же интересные мужчины. Вы знакомы с крупными промышленниками, владельцами больших капиталов. Среди них есть, вне всякого сомнения, «клиенты» для «возврата к природе». Я по сравнению с ними — ничто.

Она смотрела на меня взглядом умной ученицы.

— Успокойтесь, Эрик. Ваша точка зрения имеет право на существование, но я думаю иначе. Пройдя через такое испытание, как приспособление к жизни в Америке, вы, возможно, захотите сменить образ жизни. Я подожду…

Нетерпеливым жестом я отказался от очередной порции саке, которую предлагала мне напудренная гейша. Я был унижен, шутки Энджи низводили меня до уровня человека-вещи. Я ее ненавидел. Я хотел сбежать с этого ужина.

— Энджи, вы — избалованный ребенок, а я — врожденный пессимист. Мы встретились случайно, я здесь ненадолго. Давайте останемся добрыми друзьями. Завтра я уеду…

— Вы не хотите выслушать меня?

Эта шикарная кошка хотела поиграться с мышкой. Я все с большим трудом переносил ее превосходство.

— Вы здесь вовсе не случайно, Эрик. Вы захотели меня увидеть, вы часто звонили… У вас на это были свои причины.

— Да. Я был безволен, вы красивы, вы — дополнительная связь с Америкой, вот и все.

Принесли счет, она подписала его, бросив взгляд на стоявшую внизу цифру. Затем снова обернулась ко мне:

— Я очень суеверна… Во время прощального приема я заключила пари и дала обет. Я сказала себе: если он будет часто звонить, тогда я дам ему второй номер телефона ранчо. По первому моему личному телефону прислуга никогда не отвечает.

Я покраснел:

— Так вы знали, что поедете на ранчо…

— Да.

— И вы поиграли со мной в немые телефоны?

— Мне нужны были доказательства…

— Доказательства чего?

— Того, что вы действительно хотите увидеться со мной.

— Не задумываясь о причинах этого?

— Да. Я фаталистка и играла в орла или решку. Вы держались отдельно от моих друзей, вы их даже не замечали. Поскольку часто играю с судьбой, я сказала себе: «А смогу ли я стать первой женщиной, в которую он влюбится?»

Ресторан пустел.

— Энджи, вам кажется нормальным, что незаметный парижский инженеришка, ищущий работу в США, влюбился в вас? Если даже это было бы так, я смог бы скрыть это чувство, отрицать его, чтобы не показаться грязным мошенником. Я хочу построить свое будущее, но не такой же ценой.

Она выслушала меня, но, как большинство людей, интересующихся на самом деле только самими собой, она слышала лишь те слова, которые были выгодны ей.

— Вы уже рассматривали возможность брака по расчету. Вы сами недавно об этом сказали.

— А кто в своей жизни не делал этого? Но не с вами! Вы слишком… Я не строю сумасбродных планов. Зачем вам нужен этот маскарад с бедным незнакомцем…

Я встал.

— Пойдемте, в следующий раз я приглашаю вас. Но при условии, что вы не будете говорить глупости.

Хозяин проводил нас до дверей. Мы прошли через миниатюрный садик и японский мостик и очутились в холле «Кэйзерс Пэлэс». Разноцветные лампочки игровых автоматов и неоновой рекламы окрашивали оболочку глаз желтым и ярко-белым светом. Красочная ярмарка, бесконечное движение плотной толпы людей опьяняли нас. Девицы с глубоким декольте и стройными провокационными ногами ходили среди толпы, разнося на подносах столбики центов и долларовые купюры. Они обменивали деньги игроков, даже не поднимавших со стульев своих задов перед автоматами.

Энджи смело пошла сквозь эту разношерстную толпу. В какой-то момент нас отделили друг от друга, и я потерял ее из виду. Затем снова нашел.

— Вы такой рассеянный, я ведь делала вам знаки, — сказала она.

Меня тошнило от этой «церкви», возведенной во славу денег. Я искал глазами витражи, может быть, даже блестящие кресты или возложение доллара на алтарь. Освещенные колонны поддерживали свод, в помещении эхом отдавались звуки музыки и вопли игроков. Мы прошли через этот безумный мир. Мимо нас прошествовала группа мужчин и женщин в тогах с лавровыми венками на головах.

— Они, вероятно, участвуют в частном приеме, — сказала Энджи. — Вы любите наряжаться?

Я пожал плечами. Этот вид развлечения богачей меня отвлекал от дел. Я и так был всегда одет для очередной роли, которую вынужден был играть. Швыряемый туда-сюда этой толпой, слыша эти назойливые звуки, со все большим трудом перенося этот кошмар, я захотел поскорее выйти отсюда.

— Куда вы идете? — спросила она.

— Не знаю… На улицу.

— Можно прогуляться, — сказала Энджи, — или прокатиться по Стрип на машине.

— Мне все равно…

Мы очутились в смежном зале, на полянке в лесу из людей. Я указал рукой на ее туфли на высоком каблуке.

— Вы хотите пройтись в этом?

— Возьмем такси.

Мы стали протискиваться к главному входу. На меня навалилась ужасная депрессия, надежда на будущее меня покинула, единственный шанс даже в форме странной шутки был призрачным. Я проливал пот и кровь для того, чтобы оказаться в этом мире кричащих образов. А что, если после того, как я соглашусь, она рассмеется мне в лицо? И я останусь для нее навсегда лишь французским босяком, над которым она поиздевалась во время ужина.

Один из портье окликнул такси, и шофер повез нас по залитой светом Стрип. По обеим сторонам этой улицы были казино, залы игровых автоматов и светящиеся неоном рекламные панно.

Она повернулась ко мне:

— Если вы уверены в том, что никогда не сможете меня полюбить, то больше не будем об этом говорить. Я уже придумала брачный контракт, который позволил бы нам, согласно моим принципам, жить вместе и узнавать друг друга. Обычно люди женятся, а по прошествии нескольких лет перестают любить друг друга и разочаровываются. Мы поступили бы наоборот. Вначале мы были бы несколько зажатыми, неуверенными, а потом бы оттаяли. То, что у обычных пар превращается в мучения, у нас может превратиться в любовь или развод по взаимному согласию.

Ее логика была странной, но достойной рассмотрения.

— Я не говорил, что не смогу вас полюбить! Я ничего об этом не знаю. Между любить и желать лежит целая пропасть. Признайтесь, что у меня честная позиция. О каком доверии может идти речь, если я заору безумным голосом: «Да, я люблю вас!»

Она произнесла с упреком:

— Я ненавижу диалоги глухих, Эрик.

Я смутился:

— Такси не лучшее место для разговора.

И показал головой на водителя:

— Он нас слушает.

— Нет, ему на нас наплевать.

Она наклонилась вперед и шлепнула его по спине:

— Вам на нас наплевать, не так ли?

Водитель пожал плечами:

— Я вас не слушаю. Куда едем?

— Прямо…

Таксист наблюдал за нами через зеркало заднего вида, он привык иметь дело с ненормальными, его ничто не удивляло. Он опасался лишь убийц и тех, кто кончает жизнь самоубийством на заднем сиденье его машины после проигрыша в казино. А мы разговаривали о женитьбе, не было никакой опасности, что его машина будет запачкана кровью самоубийцы.

Слева на тротуаре человек в клоунском наряде, словно вырезанный из книги с картинками, раскачивался на цоколе слева направо и указывал большим пальцем, будто бы останавливая машины, на отель и игровой зал «Цирк-Цирк». Мы продолжали двигаться в потоках света.