Идея борьбы с турками пользовалась тогда в польском обществе значительно большей популярностью, нежели призыв к вооруженному выступлению за возвращение Силезии или расширение доступа к Балтике. Пропаганда духовенства и австрийского лагеря, провозглашавшая Польшу краеугольным камнем христианства, сделала свое дело, и в обществе укрепилось мнение о необходимости борьбы с турками для защиты всей европейской христианской цивилизации. Впрочем, занять такую позицию польский народ вынудила агрессивная политика Порты. В стране была еще жива память о Цецоре и Хотине 1621 года, а также о постоянных, почти не прекращавшихся в первой половине XVII века татарских набегах, не говоря уже о недавних сражениях 1672—1676 годов. Поэтому сейчас Ян III действовал в соответствии с позицией и настроениями общества, за исключением немногочисленной группки французских сторонников, по существу платных агентов Версаля, не имевших опоры в собственной стране. Впрочем, энтузиазм бороться с турками нарастал постепенно, еще в декабре 1682 года на многих сеймиках шляхта выступала против войны. После заключения договора с Австрией оппозиция довольно быстро успокоилась.
Тем временем, турки попросили Польшу дать согласие на пропуск их отрядов через Малую Польшу в тогдашнюю имперскую Силезию, обязавшись покрыть местному населению все расходы, связанные с этим проходом. Таким образом они, вероятно, хотели определить позицию Польши относительно назревавшего конфликта с Австрией. Ян III, говорят, уклончиво ответил: «В Польше люд своенравный, как бы его турки зацепить и ни хотели, однако поляки турок зацепить могли бы, но это было бы нарушением трактатов»{36}. Турки, однако, не сориентировались в намерениях поляков.
В соответствии с польско-австрийским договором сейм принял постановление о подготовке к войне. Датированное 17 апреля, под названием Scriptum ad archivum, оно предусматривало трехкратное увеличение численного состава королевской армии, ставок жалованья, а также двукратное увеличение литовских войск. Для содержания такой многочисленной армии были соответственно утверждены высокие налоги, которые должны были принести 13 миллионов злотых в Королевстве Польском и 5 миллионов в Литве. Постановление предусматривало, что армия Короны должна выставить 4000 гусар, 16 тысяч тяжеловооруженной кавалерии, 4000 легкой, 9000 человек пехоты и 3000 драгун. «Это соотношение численности кавалерии к пехоте (2:1), не встречавшееся в польском войске уже несколько десятков лет, должно быть, было вызвано нажимом австрийского союзника. Имперское командование располагало многочисленной пехотой и драгунами, поэтому заинтересовано было прежде всего в превосходной польской кавалерии, которую высоко ценили в Европе и к тому же имеющей опыт сражений с турецким противником»{37}. В Польше легче было мобилизовать больше кавалерии, нежели пехоты, что с учетом необходимости быстрого формирования войск также было немаловажно. В литовской армии предполагалось выставить 1000 гусар, 3000 кавалеристов, 1500 легкой кавалерии, 500 человек пехоты, 1500 драгун.
Содержание такой многочисленной армии планировалось только до 31 января 1685 года, то есть в течение семи кварталов. Следующий сейм должен был сократить численность войск до штатов мирного времени, так как оптимистически предполагалось закончить войну в одну или две кампании. Чтобы избежать известных по опыту трудностей со снабжением пехоты продовольствием, постановление сейма обязывало офицеров при выступлении в поход иметь запасы провианта на полгода. Расходы на продовольствие должна была высчитывать из выплачиваемого солдатам денежного довольствия квартирмейстерская служба (генерал-квартирмейстер).
Но польские военачальники пришли к выводу, что армия, состоящая почти из одной кавалерии, не будет способна организовать осаду Каменца-Подольского и других крепостей на Украине, возвращение которых наиболее предпочтительно, а также в какой-то степени окажется в зависимости от имперских военачальников, располагавших такими видами оружия, каких у поляков было недостаточно. Поэтому по согласованию с королем новый (после смерти Дмитрия Вишневецкого) великий коронный гетман Станислав Яблоновский сделал изменения в запланированных цифрах. Ведомость будущих наборов, датированная 10 мая 1683 года, предусматривала выставление Короной 3705 лошадей для гусар, 11 150 — для панцирной кавалерии, 2770 — для легкой, 500 — для подразделений аркебузов, 13 100 человек пехоты немецкого или венгерского типа, а также 4070 драгун. Увеличение численности пехоты и драгун планировалось произвести за счет панцирной и легкой кавалерии; уменьшения численности гусарских отрядов, особенно необходимых для нарушения турецких рядов на поле боя, не предусматривалось. Планировалось также выставить небольшое число аркебузов (ручного фитильного оружия, напоминающего более поздний кавалерийский карабин), необходимых для поддержания кавалерии их огнем. Для всей этой армии предусматривались повышенное денежное довольствие на первый квартал, а также добавки на вооружение и оснащение.
Так как в принимаемых сеймиками постановлениях налоги были слишком низкими, что не позволяло выставить 36-тысячную армию, обеспокоенные этим гетманы на раде сената, состоявшейся 16 мая, спросили, производить им набор в армию попозже или же уменьшить предполагаемую ее численность. Рада решила, что следует выплатить армии только часть довольствия. Несмотря на финансовые трудности, в конечном итоге численность армии подверглась лишь незначительному изменению, и Корона выделила на войну 33 600 ставок (денежного) довольствия. Увеличение численности армии осуществлялось в основном за счет расширения уже существовавших подразделений, что гарантировало высокие боевые качества войск. Новые подразделения были созданы главным образом в панцирной и легкой кавалерии, а также у драгун, со сроком службы с 1 мая и смотром в июле. Тем подразделениям, которые не успевали к смотру в назначенное время, устанавливалась служба с 1 августа. Мобилизация войск была проведена чрезвычайно быстро и четко, в июле уже 186 подразделений достигли полной боевой готовности. В этом была большая заслуга короля. «Энтузиазм его всегда один и тот же, ему нет примеров», — писал секретарь монарха Таленти{38}.
Энтузиазм короля заразил и почти все общество. Несмотря на отдельные случаи запаздывания, «мобилизацию 1683 года следует признать исключительно удачной по сравнению с подобными мероприятиями, осуществлявшимися прежде. Формирование такой очень большой армии оказалось возможным благодаря тому, что Корона располагала значительным резервом опытных воинов. Ряды армии пополнили прежде всего ветераны предыдущих войн; вместе с молодыми, еще неопытными, но полными энтузиазма добровольцами они создали войско с высокими боевыми качествами, что и подтвердил в дальнейшем весь ход кампании»{39}.
Кроме названных здесь основных войск, численность которых устанавливалась сеймом, Корона снарядила на войну отряды, вошедшие в состав имперской армии, множество хоругвей[44], принявших участие в войне, но не входивших в состав основных сил армии, а также многочисленные отряды добровольцев. Общую численность сил, выставленных Короной в 1683 году, Ян Виммер оценивает в 37 тысяч человек, в том числе 6000 человек личных подразделений магнатов и 2000—3000 украинских казаков, также принимавших участие в войне против Турции.
Труднее установить силы, которые выставила Литва. Полагают, что их численность составляла приблизительно 10 тысяч человек. Это свидетельствует о том, что Литва добросовестно выполнила взятые на себя обязательства{40}. Таким образом, всего Речь Посполита призвала на турецкую войну около 47 тысяч человек, значительно больше, чем по союзному трактату с Австрией (40 тысяч). Империя также выставила на войну силы, значительно более предусматриваемых трактатом с Польшей.