Теперь внимание Турции снова обратилось к Венгрии. Унизительный, по мнению венгров, Вашварский договор вызвал в среде дворянства новую волну возмущения, направленного против венского двора, поведение которого повсеместно считалось изменой. В этой ситуации некоторые из венгерских верхов снова начали искать поддержки у Турции, хотя и отдавали себе отчет в непопулярности таких шагов. Сам Миклош Зриньи не поддерживал подобные планы, стараясь увязать дела своего государства с антигабсбургской политикой Людовика XIV. Но во время ведения переговоров с французским послом он неожиданно погиб на охоте. После его смерти руководство венгерской оппозицией взял на себя палатин[11] Ференц Вешшеленьи, организовавший заговор против Габсбургов. Заговор был раскрыт, а его руководители казнены (сам Вешшеленьи умер раньше).

Для Леопольда I заговор стал удобным поводом для введения в Венгрии режима террора и ликвидации остатков сословной независимости в этой стране. Одновременно венские власти начали самую суровую борьбу с протестантизмом, вероисповеданием всего патриотического и антигабсбургски настроенного венгерского дворянства.

Опасаясь преследований, тысячи людей укрылись в Трансильвании, откуда в 1672 году они вторглись на территорию Верхней Венгрии, поднимая повсеместно людей на вооруженное восстание. С 1678 года им руководил талантливый дипломат и организатор Имре Тёкёли, сын графа Иштвана, владельца земляных угодий в Верхней Венгрии и Трансильвании, одного из участников заговора Вешшеленьи.

После смерти отца в 1670 году Имре Тёкёли бежал в Трансильванию и вскоре вступил в ряды повстанческих войск, но, будучи еще слишком молодым, не сразу встал во главе их. «Этот незаурядный во всех отношениях человек сумел собрать разбросанные по всей Венгрии повстанческие отряды, превратить партизанскую войну в регулярные военные действия, а территориальному и моральному расколу Венгрии противопоставить единый политический план с конкретными целями и смелыми действиями»^{4}.

Венгерское восстание встретило доброжелательное отношение Турции (хотя сам визирь Фазиль-Ахмед-паша был против открытой интервенции), как и со стороны воюющей с Австрией Франции и короля Яна III Собеского. Габсбурги ввязались в войну с Францией на Рейне (война Людовика XIV с коалицией европейских государств в 1672—1679 гг.). Поэтому повстанцы, которых называли куруцами, начали добиваться серьезных успехов, что вынудило венский двор отменить предыдущие суровые меры, вернуть сословное самоуправление в Венгрии и ослабить действия против протестантов.

Однако Тёкёли не признал этих решений императора и продолжал борьбу, хотя и потерял многих сторонников. Когда после заключения мирных договоров с коалицией в Нимвегене[12], Сен-Жермен и Фонтенбло в 1678—1679 годах Франция перестала интересоваться венгерскими делами, Тёкёли остался один, без всякой поддержки, и в июле 1682 года признал себя ленником султана. Ценой дани в 40 тысяч талеров в год он получил королевский титул и покровительство султана в борьбе с абсолютизмом Леопольда I.

К союзу с Османской империей Венгрию в значительной мере склонила ситуация в Трансильвании, где ценой дани люди всех вероисповеданий и национальностей имели под опекой Порты многочисленные свободы, а венгерская культура и политическая мысль развивались без каких-либо ограничений. Еще в 1677 году венгры делали попытку подкупить Кара-Мустафу суммой в пять тысяч талеров, но посол императора дал 30 тысяч и на некоторое время отсрочил турецкую интервенцию.

Но ненадолго! Алчность великого визиря была беспредельной, и потому Тёкёли «послал ему большие ценности и добился своего». Кара-Мустафа выхлопотал у султана письмо о союзе[13] для предводителя венгерских повстанцев. Последний срочно послал своего посла в Турцию. «Замазав великому визирю глаза венгерским золотом, он предложил ему и уговаривал освободить из-под власти немцев потерянные венграми земли Центральной Венгрии… а в конечном итоге просил помочь войсками. И тогда, несмотря на то, что до конца действия Уйварского мирного договора (перемирия в Вашваре. — Л.П.) оставалось еще два года, (великий визирь) из-за своей алчности пошел на нарушение договоров»^{5}.

Турецкий хронист утверждает, что Кара-Мустафа был спесивым и алчным человеком, неблагодарным и заносчивым, склонным к военным авантюрам. Перетянув на свою сторону яншарага[14] визиря Бекри-Мустафа-пашу, подговорил его организовать выступление янычар за войну. На заседании дивана[15] султану объявили, что янычарский корпус требует: «Для чего кормит нас падишах? Бездействие превращает нас в неумелых людей. Мы хотим войны, хотим пойти и отобрать у неприятеля наши сундуки, оставшиеся на Рабе»^{6} (в проигранной битве 1664 г. — Л.П.).

Сам султан был против войны, поэтому Кара-Мустафа прибег к обману, чтобы вовлечь его в свои планы. Сановникам из приграничных областей он приказал писать письма монарху с жалобами на беззакония, чинимые немцами (австрийцами), а также прислать в Стамбул свидетелей, которые подтвердили бы правдивость этих донесений. «В конце концов обвел падишаха, словно дьявол. В горячности и с чувством собственного достоинства шах (султан) вскипел (гневом), а потом принял решение предпринять поход и начал собирать войско»^{7}. Решение о войне было принято на большом совете 6 августа 1682 года.

Однако возложение вины за объявление войны на одного Кара-Мустафу было бы слишком большим упрощением дела: за великим визирем стояли придворные круги и крупные феодалы, заинтересованные в политике экспансии.

Напрасно посол императора Альбрехт Капрара делал попытки сохранить мир. 9 апреля 1682 года у него состоялась аудиенция с Мехмедом IV, 22 апреля — совещание с Кара-Мустафой, однако эти переговоры не дали результатов. Капрара еще пытался отвратить опасность от Австрии и направить турецкую агрессию в другую сторону. «На основании всего, что мне известно, считаю, что было бы возможно за значительную сумму денег отвратить от нас войну и направить ее против Польши»^{8}, — цинично писал он 6 июля императору. Однако уже вскоре в Стамбуле было принято решение о направлении агрессии. 21 декабря 1682 года Капрара был препровожден к командиру янычар. Ему было объявлено, что если турки не получат крепость Яварин, то начнется война. Посол ответил, что замок можно заполучить только с помощью сабли, а не путем переговоров.

Отказ отдать Яварин, совершенно обоснованный с точки зрения его значения для Австрии, означал войну. 2 января 1683 года еще раз появились бунчуки перед дворцом султана в Стамбуле. С турецкой стороны войну должен был вести не столько султан, сколько Кара-Мустафа, о котором один из венецианских защитников Кандии сказал, что он «не успокоится, пока не сделает из собора Св. Петра (в Риме) конюшни султана»^{9}.

После взятия Константинополя турецкие властители считали себя наследниками византийских императоров и мечтали о восстановлении Римской империи под своим владычеством. Поэтому в течение многих лет они отказывали Габсбургам в праве на императорский титул и рассматривали их как главных противников в реализации своих далекоидущих планов.

Мечты Кара-Мустафы об овладении Римом разделяла вся правящая партия в Стамбуле. В Европе хорошо отдавали себе отчет относительно турецких намерений. Об этом лучше всего свидетельствует поэма современника происходивших событий, дубровненского поэта Петара Канавеловича под названием «Песнь о славном польском короле Яне Собеском, победителе турок и защитнике Вены», в которой автор в уста султана вкладывает обещание, что после захвата турками Рима он накормит своего коня перед алтарем в соборе Св. Петра.