После проведенных родом Кёпрюлю реформ эффективность огня янычарских рот значительно возросла, однако по-прежнему уступала польским и западноевропейским войскам. В то же время в боях с применением холодного оружия, в схватках с саблями, янычары сражались очень мужественно и представляли серьезную опасность даже для наиболее вышколенных европейских частей. Каких-либо оборонительных доспехов они не носили, одеты были только в толстые суконные кафтаны и шаровары.

В качестве наступательного оружия турецкие конники использовали сабли и длинные мечи, тяжелые и длинные копья или более легкие пики, а также дротики для метания, которые носили в ножнах по три штуки (в основном это было оружие аги[18]), бердыши и луки. Пистолеты в турецкой армии в это время были редкостью, их носили на западноевропейский манер в кожаной кобуре (у седла), обшитой бархатом и украшенной кружевами или блестящими гвоздиками.

Огромное множество гравюр показывает турецких конников исключительно в тюрбанах, кафтанах и шароварах без каких-либо защитных доспехов. Только некоторые отряды тяжелой кавалерии имели шлемы (шишаки) на головах, кольчуги, юшманы (кольчуги, соединенные с металлическими пластинками) и бехтеры — пластинчато-кольчатые доспехи. В то же время почти все конники использовали щиты, сделанные из веток и перевитые шелком, со стальными или серебряными умбонами[19]. Щиты, украшенные драгоценными камнями и перевитые плетением из парчи, иногда представляли собой настоящие сокровища искусства.

Сипахи профессионального войска и богатые сеймены из народного ополчения украшали свою одежду шкурами леопардов, львов и других зверей, а также перьями птиц. Зачастую и конская сбруя у них была настоящим произведением искусства. Конница ополчения была не столь дисциплинированной и не обладала высокими боевыми качествами, а вот сипахи профессиональных войск представляли собой грозную силу, опасную для любого противника.

Когда-то превосходная турецкая артиллерия уже потеряла свои преимущества перед европейской, однако все еще сохраняла высокие боевые качества. Прежде всего она была многочисленной и располагала орудиями разнообразных калибров, от самых тяжелых, выбрасывающих снаряды свыше 50 кг, до самых легких, стреляющих снарядами весом 10 кг. Кроме того, на вооружении у турок были большие мортиры. Инструкторами артиллерии в Османской империи преимущественно были высокопрофессиональные французские специалисты, присланные султану Людовиком XIV. Это они способствовали достижению турками высокого уровня в этом виде вооружения. Высокими боевыми качествами обладали также инженерные войска, в особенности подразделения подрывников, специализировавшихся в захвате крепостей, а также саперы, специалисты по строительству мостов. Инженерный корпус состоял в основном из чужеземцев, в частности из французов, а также специалистов из покоренных балканских стран, прежде всего валахов и молдаван.

Турецкий флот благодаря проведенным родом Кёпрюлю реформам значительно повысил в этот период свои боевые качества, хотя по-прежнему скорее годился для пиратских действий на море, нежели для ведения регулярных морских боев. Перед венской кампанией он состоял приблизительно из 200 единиц с 20 тысячами матросов. В основном это были греки.

Военную мощь Османской империи усиливали войска вассалов султана: крымского хана, владык Молдавии и Валахии, а также беев Туниса и Алжира. Наивысшую боевую ценность представляли отряды татарской конницы, невероятно быстрой, подвижной, стойкой в отношении трудностей военной жизни. Они состояли из воинов высших слоев — беев и мурз, хорошо вооруженных луками, дротиками, копьями, саблями и тяжелыми длинными мечами, панцирями и шлемами (шишаками), а также из более многочисленной черни. Последние были крайне бедно вооружены, часто только маслаками, которые представляли собой остро заточенные кости или куски железа, насаженные на гибкое древко. Сабля и даже лук были у них редкостью. Татары передвигались на чрезвычайно быстрых и стойко переносящих трудности киргизских лошадях, благодаря чему они могли преодолевать за один день свыше 100 километров и к тому же всегда вели за собой запасных коней.

Войска обоих владык, состоявшие в основном из легкой кавалерии, были менее боеспособными. Воюя с христианскими сородичами за интересы Турции, поработителя балканских народов, они часто переходили на их сторону. Войска Туниса и Алжира в войнах против Польши и Австрии участия не принимали^{10}.

Оценивая в целом военную мощь Османской империи, следует сказать, что, несмотря на отмеченные здесь проявления нарастающего кризиса, она по-прежнему была огромной, позволяла нанести чувствительный удар любому противнику. Это доказали позднейшие военные действия против «Священной лиги»[20]. Реформы великих визирей рода Кёпрюлю значительно укрепили эту мощь, однако они были слишком поверхностными, чтобы длительное время сдерживать нарастающий кризис и не привести в будущем к упадку страны.

Прежде чем дело дошло до великого похода против Австрии, османские и имперские силы столкнулись во время военных действий, проводимых Имре Тёкёли. Еще в 1681 году венгерский предводитель перешел границу габсбургской и турецкой частей Венгрии во главе своих повстанцев, а также преданных ему и находившихся у него под командованием отрядов из подчиненных Турции венгерских районов Трансильвании, Боснии, Румелии[21], Молдавии и Валахии. Ими руководил Хасан-паша, бейлербей Великого Варадина. Эта армия овладела городами Дебрецен и Кальо, однако вскоре была вытеснена из обоих городов имперскими войсками. Тогда Кара-Мустафа послал на помощь Тёкёли более мощные силы из числа народного ополчения европейской части Турции, а также 18 рот янычар и несколько отрядов профессиональных сипахов под общим командованием Ибрагима, паши Буды. Эти войска соединились с отрядами Тёкёли под Пештом и летом 1682 года снова перешли границы империи, овладев при этом городами Кошице, Левоча и Токай. Вскоре после этого Тёкёли получил от султана регалии королевской власти и признал себя вассалом Турции. Повстанческие гарнизоны остались в захваченных городах, а турки вскоре вернулись в Пешт. За этими первыми успехами во всей Османской империи начались приготовления к великому походу на Венгрию.

«Всем визирям, миримиранам[22] и эмирам в Румелии и Анатолии были направлены светлейшие распоряжения с суровым предписанием, чтобы подготовили все свои личные отряды и войска своих эйялетов[23], а в день Хыдыра (конец апреля — начало мая. — Л.П.) прибыли в лагерь войск монарха, султана, мира жаждущего, на поле под Белградом», — писал Силахдар-Мехмед-ага^{11}. Было решено, что сам султан останется в Белграде, а во главе похода против Австрии встанет великий визирь Кара-Мустафа.

Султан уже 12 октября 1682 года покинул покои своего дворца и сначала перебрался в шатры, разбитые под Стамбулом, а двумя днями позже под предлогом отъезда на лечебные воды, чтобы успокоить ревматические боли, вообще уехал из столицы. В действительности он скрытно направился в Адрианополь, чтобы развлечься там охотой и наблюдать за приготовлениями к походу. «Была уже середина осени, шли непрекращающиеся дожди, поэтому все равнины превратились в моря, — писал Силахдар-Мехмед-ага. — Были затоплены все пастбища Чирпыджи (через которые ехал султан), и весь лагерь монарших войск оказался в воде. Великий визирь из-за своего упрямства не уехал оттуда, а лишь приказал выкопать ямы вокруг монарших и своих собственных шатров и продолжал оставаться там»^{12}. Напрасно военачальники уговаривали его оставить это небезопасное место и перенести лагерь на какое-либо более высокое. Визирь упрямо стоял на своем. Лишь когда полые воды подошли вплотную к шатрам султана, он решил перенести лагерь в более безопасное место. Однако значительная часть шатров была затоплена, множество людей нашли свою смерть в трясине. «Уже здесь начали подумывать, что этот поход плохо кончится», — констатировал Силахдар-Мехмед-ага. Такое же мнение высказывал другой турецкий хронист Хусейн Хезарфенн.