В замешательстве качаю головой.
— Что исправить?
— Наше знакомство.
— Знакомство? — тихо повторяю я.
— Да, на заправке и потом… — Он чешет голову. — Все получилось через одно место, да?
— Нет, все было нормально, — выпаливаю я, пытаясь скрыть нервозность. — Это я опозорилась с кредиткой. Кстати, я до сих пор тебе должна.
Едва различимая улыбка превращается в настоящую. Он церемонно протягивает руку — это настолько идет вразрез со взлохмаченными волосами и серфбордом, что я еле сдерживаю смех.
— Лэндон Янг.
— Джемма Сэйерс, — вспомнив о вежливости, протягиваю я руку.
Рукопожатие больше похоже на то, будто мы даем друг другу пять. Мы соприкасаемся ладонями, обхватываем пальцами запястья друг друга. Спину начинает покалывать.
Как неловко.
— Рад познакомиться.
— Я тоже. Странно, — задумчиво говорю я, опустив руку и зажав свитер между двумя пальцами. — У меня дежавю. Такое ощущение, что мы уже встречались.
Улыбка превращается в ухмылку, которая действует на меня как порыв прохладного ветра в жаркий душный день.
— Странно.
Я с серьезным видом киваю, надеясь, что в глазах не отражаются мятежные мысли.
— Еще как.
Повисает молчание. Внутри все трясется. В голове шумит. Я не знаю, как реагировать на вернувшееся влечение. Надо попрощаться. Надо выйти за ворота и найти кофе. Надо перестать на него пялиться, но пересилить себя не выходит.
— Ну что, на пляж? — наклоняет Лэндон голову.
— На пляж?
Он бросает на меня веселый взгляд, будто я шизофреничка или глухая.
— Со мной.
— А, да, — киваю я. — Дело в том, что я не сажусь в машину и не езжу на пляж с тем, с кем только познакомилась.
— А мы только познакомились? — кривится он.
Я щурюсь, наморщив нос и грызя ноготь на большом пальце.
— Примерно пять секунд назад.
— А если я тебя заверю, что Уайт будет вести себя прилично?
Смотрю на пса: он сидит на задних лапах, наблюдая за мной. Смотрю на небо, на тусклые лавандовые полоски, неспешно пробивающиеся сквозь облака. Смотрю на Лэндона Янга, стоящего с серфбордом под мышкой и вопросительным выражением на лице.
На странный напряженный миг чудится, что все на своих местах.
— А во время этой экспедиции кофе найдется? — спрашиваю я, постукивая носком ботинка по бетону.
Он вытаращивается, дернув кадыком.
— Может быть.
— Может быть или найдется? Во всем, что касается кофе, неясность меня не устраивает.
— Кофе найдется, — хмыкает он.
— Тогда ладно.
— Ты согласна? — выгибает он бровь.
— Я согласна.
— Хорошо.
Он опускает глаза на мои губы, медленно идет ко мне. Мелькает шальная мысль, что он меня поцелует. Я закрываю глаза и замираю. Не дышу. Даже кровь вроде бы перестает бегать по венам. Чувствую, как он проводит кончиками пальцев по щеке, затем за ухом.
Я охаю, распахнув глаза. Сердце начинает сильно биться.
Моргаю снова и снова.
Он отступает и, заметив растерянность у меня на лице, поясняет:
— Волос.
И все. Волос. Ну конечно же. Это был всего лишь дружеский жест. Все равно что сказать человеку, что у него в зубах застрял шпинат.
Пока я размышляю, Лэндон уже вышагивает по двору. Подняв задвижку на воротах, он оглядывается через плечо туда, где я стою, блестяще изображая пень.
Он вскидывает брови. Сердце у меня сжимается.
— Готова?
Я киваю, а сама думаю: «А я готова?»
Лэндон
Пляж был плохой идеей.
Я это понял, как только слова соскочили с языка.
Пока Джемма общалась с Тиш и Джейми насчет работы в «Тете Золе», и без того поганое настроение стало еще хуже. Мало того что Эбби приходила просить денег, так еще и не получалось собраться с мыслями, нормально дышать и думать о работе. Из головы не шли короткое синее платье, длинные красивые ноги.
Я вспоминал звук ее голоса. То, как она наклоняла голову вбок, как жестикулировала, когда говорила.
Я представлял ее губы.
Я представлял ее язык.
Я представлял ее нижнее белье.
Нижнее белье.
Как извращенец.
Вытирая столы и пополняя запасы в баре, я бубнил под нос, что ничего не будет, несмотря на то что у нее стальные глаза, а кожа по белизне затмит слепоглазку.
Когда я выдергивал себя с утра пораньше из кровати, одевался и заталкивал барахло в рюкзак, я не ожидал, что она будет сидеть на ступени, словно явилась ко мне из сна. Я не ожидал растрепанных каштановых волос, спадающих на плечи волнами, или шорт с розовыми фламинго. Я не ожидал очков. Вот очков я ну никак не ожидал.
Мне вдруг стало противно оттого, что я отнесся к ней по-свински. Противно, что я повел себя равнодушно, грубо, а в самом начале еще и покуражился. Противно, что из-за влечения я все испортил. Противно, что она испугалась и нервничала: вращала глазами, сжимала предплечья, теребила низ свитера.
Во время натянутой беседы Джемма, такая юная, печальная, усталая, чувствовала себя не в своей тарелке. На несколько секунд я позабыл обо всем и смотрел на нее — по-настоящему смотрел.
Хотелось отмотать время на два дня назад; тогда я был услужливым парнем, заплатившим за бензин. Хотелось быть тем, кому она говорит спасибо и улыбается. Хотелось, чтобы она разглядела во мне не только закоренелого неудачника с сомнительным прошлым и без будущего.
«Хочешь поехать со мной?»
Я даже не успел сообразить, что же я спрашиваю, а слова уже слетели с губ.
По пути на пляж голова забита вопросами, которые хочется задать. Я хочу выяснить о Джемме все. Хочу узнать о ее семье, откуда она родом. Хочу услышать о прошлом, узнать любимый фильм. Хочу узнать, боится ли она темноты или высоты, бесят ли ее соцсети и политические передачи так же, как меня. Хочу спросить о бывшем. Хочу узнать, почему она грызет ногти, как такое возможно, что от нее так восхитительно пахнет.
Но вопросов я не задаю. Держу рот на замке и смотрю на дорогу. Тридцать пять минут мы с Джеммой едем до пляжа в гнетущем неловком молчании. Мы лишь перекидываемся парой слов о группе, чью песню крутят по радио, заезжаем за кофе, куда Джемма бросается так, словно мы три дня ехали по Сахаре и впервые увидели воду.
Не понимаю, что со мной такое. Не скажу, что я монах, давший обет безбрачия и никогда не общавшийся с девушкой. Во времена соревнований девиц было хоть отбавляй. По всему земному шару было одно и то же: мы появлялись на пляже, а они в откровенных купальниках уже ждали, что кто-нибудь из нас их заметит. Предложение простое: одна ночь без обязательств.
В последнее время девушек стало меньше. Нет, они никуда не делись, но, как правило, я их в упор не вижу. Признаюсь, иногда мне надо забыться. Нужно к кому-нибудь прижаться, почувствовать теплые губы, сердцебиение.
Это нормально. Даже хорошо. Но к утру я всегда готов, что девушка уйдет. Ни разу я никого не просил остаться. Я не готовлю завтраков, не пытаюсь поговорить, не прошу номер и не даю лживых обещаний. Я жду, когда она выйдет за дверь, а после того как она уходит, вздыхаю с облегчением.
Сейчас же все иначе. Джемма другая. Звучит избито, но я хочу знать, что творится у нее в голове.
Когда в последний раз меня посещало такое желание? Меня хотя бы раз посещало такое желание?
Я оглядываюсь. Она, наклонив голову, смотрит в окно. Уайт сидит между нами, пускает слюни и пыхтит, будто с недавних пор курит по две пачки в день.
В машине он любит ездить на заднем сиденье, упершись передними лапами в центральную консоль, чтобы все видеть через лобовое стекло. Естественно, стоит мне остановить машину или повернуть, его мотает туда-сюда и он чуть ли не падает. Всякий раз Джемма рассеянно спрашивает, все ли у него хорошо. Я стараюсь не зацикливаться на том, насколько это мило — задавать псу вопросы, будто он вдруг возьмет да ответит.
Даже на пляже мы почти не разговариваем. Джемма молча наблюдает, как я снимаю доску с крыши машины и натягиваю на руки гидрокостюм. Перед тем как направиться к прибою, я большим пальцем показываю на воду, а она понимающе кивает.
Я должен радоваться сегодняшнему дню. Ветер дует справа, крутые волны разбиваются возле пирса и быстро катятся к берегу. Но вместо того чтобы кайфовать, сорок минут я бултыхаюсь в пенистой воде, как профан, который ни черта не умеет. Ничего не получается. Стоит споткнуться на катбэке или ошибиться в простейшем эйре, мне все больше становится не по себе.
Втягивая соленый воздух, я осматриваю воду за брейком на случай, если кто-нибудь решил незаметно ко мне подобраться. Останавливаюсь на минуту и расслабляюсь.
Холодная вода блестит на гидрокостюме, облизывает рейлы доски. Надо сосредоточиться на моменте, но я то и дело возвращаюсь взглядом к берегу, где Джемма съежилась, подогнув под себя ноги. Руками она упирается во влажный песок, а Уайт положил маленькую голову ей на колени.
На миг я задумываюсь, каково это — быть с ней на пляже. Представляю, как под нами хрустит твердый песок, каштановые волосы расплетаются, мы излучаем тепло. Вспоминаю, как утром касался мягкой кожи, вспоминаю выражение ее лица, когда я заправил волос за ухо. В глубине души что-то пробудилось.
Пробую еще несколько раз, но грохнувшись из-за оказавшегося рядом чувака, я решаю, что на сегодня издевательств хватит. Окунаю голову, чувствуя силу воды каждой клеточкой тела, и поднимаю, моргая, машинально устремляя мутные глаза на пляж.
Джемма стоит, выгнув спину; огромный свитер раздувается, как парус, поймавший ветер. Она видит, что я приближаюсь, встает на цыпочки и прикрывает глаза от ветра. Она улыбается.
Сердце ухает.
Я сглатываю кровь, соль и собственную глупость и гребу к берегу.