В доме, в котором Амазасп нашёл себе временный приют, жил некий Поладов. У Поладова была очень симпатичная жена по имени Лида. Однажды она и сказала ему в присутствии всех товарищей:

— Амазасп, генацвале, я хочу тебя женить по моему вкусу! Есть девушка чистая, честная, благородная и красивая… Она моя родственница, и я хочу тебя женить на ней!

— Где же она?

— Она живёт в Цхинвали, — ответила Лида, — я напишу её отцу и вы, ты и Вец-Миллион, поезжайте к нему.

— Идёт, идёт, — в восторге крикнул Вец-Миллион, — есть такое дело! Едем в Цхинвали…

На следующий же день с рекомендательным письмом Лиды Поладовой друзья выехали в Цхинвали. Письмо было адресовано: Цхинвали, Сето Хаханову. Ещё до того как сесть в поезд, Амазасп был поглощён гнетущими размышлениями: «Куда я еду и зачем? Почему все мои дела начинаются именно так экстраординарно, своеобразно, а подчас и по прихоти случая?.. А теперь в порядке непонятной и глупой авантюры, в порядке нелепого риска я еду в дальние края искать себе счастья!»

Амазасп Асатурович вспоминает:

«В это самое время случилось то, что явилось архимедовой точкой опоры во всём дальнейшем моём существовании. Перед нами стоял человек маленького роста, в священнической рясе, с маленькими, хитрыми и умными глазами и белой, как снег, бородой. Это был тифлисский армянский священник Тер-Григор Шермазанян, уроженец Цхинвали. Начался подробный разговор, который всё более и более становился интимным и дружеским. Когда я под влиянием хитрого попа уже позабыл свои тяжёлые размышления, он стал постепенно вытягивать из не особенно глубокого сознания Вец-Миллиона тайну нашего путешествия.

— Так, так! Вы, значит, направляетесь, мои чада, на такое великое предприятие, на которое нужен благотворный пастырь и его благословение!.. Ведь Сето Хаханов мой раб и послушно выполнит мою волю!

Но дальнейшее течение событий показало, что хитрый поп готовил нам совершенно другой сюрприз… Приехав в Гори, мы заказали четверик и втроём, то есть я, Вец-Миллион и этот шайтан, который неотступно привязался к нам, на фаэтоне поехали в Цхинвали. Шермазанян привёл нас к воротам одного дома и сказал:

— Вот здесь живёт Сето. Войдите. Там вы увидите её.

Мы вошли, авантюристически перейдя чужой незнакомый порог. Нас встретил Сето, и Вец-Миллион подал ему письмо. Тот прочёл его и пригласил нас на чашку кофе. Оказалось, что подававшая нам кофе девочка и есть та самая Тасико, о судьбе которой трактовало письмо Лиды Поладовой. Мы познакомились. Когда на минутку Сето вышел из комнаты, я заметил Вец-Миллиону:

— Ей надо поступить в детский сад, а не выходить замуж!

В самом деле, это была девочка лет 12–13. Я был сильно разочарован и готов был послать проклятия Лиде Поладовой. Когда вошёл Сето, мы незамедлительно встали и, поблагодарив, удалились. Сето с чувством удивления провожал нас до ворот, где поджидал нас знакомый шайтан в образе попа.

— Ну, чада мои, свершилось дело по воле божьей?

— Нет, батюшка, нас обманули. Это просто маленькая девочка.

— Ну, хорошо, дети мои! Теперь перед нами открыт путь в Эдем. Пойдёмте, там нас ждут.

И повёл нас поп Шермазанян прямо к местному протоиерею Тер-Сааку Хаханянцу. Это был человек вежливый, с внушительной наружностью. По-армянски он говорил блестяще. Мы познакомились. Протоиерей сразу же завёл беседу о высших материях, о политике, о литературе, национальном вопросе. Он, по-видимому, хотел измерить степень нашей интеллигентности. Мы сидели на балконе. Подали кофе. Принесла его девушка выше среднего роста, прекрасной наружности, в изящном наряде. По манерам, приветливости, игравшей на её лице тончайшей улыбке она произвела на нас сильное впечатление. Когда она удалилась, я шепнул Вец-Миллиону: «Она прекрасна и мне очень нравится». Вец-Миллион коварно ответил: «Ничего себе! Но если она тебя не устраивает, то я готов связать с ней свою судьбу».

— Замолчи, дуралей! Двадцать лет ты искал, поищешь и дальше!

После ужина мы удалились, убеждённые, что вопрос разрешён окончательно. В тот же день, вечером, нас отыскал Шермазанян и сообщил, что мы приглашены на ужин. За ужином нас познакомили с попадьёй, матерью избранницы, Елизаветой Георгиевной. Ужин начался с обстоятельной речи Тер-Григора Шермазаняна, который охарактеризовал меня, сообщив биографические данные, далее описал семейный состав и общественное положение протоиерея Тер-Саака Хаханянца, у которого пять сыновей и одна единственная, бесконечно любимая дочь Рипсиме Сааковна. Он предложил тост за здоровье обручающихся. Затем встал сам Тер-Саак. Он описал своё положение, значение предстоящего брака и изъявил своё согласие[33].

— Надо совершить обряд обручения! — крикнул Шермазанян. — Кольцо, дайте кольцо!

У меня не было кольца. Тогда Шермазанян снял своё кольцо и отдал мне. Его с наслаждением я надел на палец Рипсиме Сааковны, и с этого момента её судьба была решена. Поп Шермазанян сыграл свою роль артистически. Ужин кончился. Условились, что свадьба состоится в Тифлисе. Рано утром следующего дня мы выехали Тифлис.

Свадьба состоялась 24 августа 1904 года, а 26 августа, после последнего богатого ужина мы поехали на вокзал и на поезде отправились в Санкт-Петербург».

Вот таким уверенным, решительным и обязательным был Амазасп Асатурович.

На четвёртый день они приехали в Петербург и поселились на 4-й линии Васильевского острова, недалеко от университета. На факультете естественных наук преподавание было поставлено замечательно. Абсолютная свобода посещения лекций предоставляла студентам возможность изучать только то, что было близко сердцу и соответствовало способностям и научным склонностям изучающего. Этим обстоятельством Амазасп и пользовался. Помимо общей биологии он посещал лекции по ботанике, по физиологии растений, по эмбриологии, по теории эволюции и т. д. В этой связи немало дискуссий приходилось вести по вопросам о взглядах Вейсмана на наследственность, Де-Фриза на мутации, Геккеля на сущность и значение его биогенетического закона. В общем, научные искания и мытарства Амазаспа в борьбе за научную истину проходили на этом факультете удовлетворительно и безболезненно.

Далее Амазасп Асатурович вспоминает так:

«Несравненно более сложным и всё более и более тормозящимся оказалось дело на историко-филологическом факультете. Гуманитарные науки и без того отличаются большой неустойчивостью, сложностью и нестабильностью своих основных положений. Тысячелетиями насчитывается давность многих отраслей общественной науки и, тем не менее, она и до сих пор не имеет ни одного доказанного и истинного положения о сущности и развитии явлений общественной жизни. И до сих пор вместо научных истин здесь господствуют различные предположения, нередко стоящие в явном противоречии друг с другом. Поэтому понятно, что этот факультет имел несколько эклектический характер, и что строго последовательная ориентация в представленных им дисциплинах была, более или менее, затруднительна.

Был известный профессор, философ И. О. Лосский, который в настоящее время в литературе пользовался именем и положением как мыслитель с мистическим, интуитивным направлением мысли. Его аудитории отличались полупустотой, он увлекал за своей интуитивной философией лишь незначительную массу любителей и поклонников. Лосского я слушал довольно долго и много, но с течением времени увлечение модной философией интуитивизма превратилось в отрицательное к ней отношение.

С точки зрения научно-воспитательного влияния на студентов и правильного их философского образования, несомненно, более мощным являлся профессор Введенский, крупный философ и психолог. В университете господствовало убеждение, что философ Введенский — человек самобытный, своеобразный и глубокий, в котором успешно сочеталась широкая, можно сказать, необъятная эрудиция с оригинальным мышлением.

Занятия на юридическом факультете в основном протекали нормально. Профессор Покровский хорошо читал курс Римского права. Очень внимательный к вопросам жизни и умственного развития студентов, он не щадил времени и усилий для возможно широкого освещения проблем Римского права, Римского государственного строя и исторических судеб великого народа античности. Гуманный, обладавший глубоким знанием предмета, обаятельный в своём обращении со студентами, он много дал нам в деле прохождения курса науки и много тёплого, морального и жизнеутверждающего внушил нашим сердцам.