Отец вскакивает с места и, вцепившись рукой в волосы, начинает нервно расхаживать по комнате. Взглянув в мою сторону и обнаружив, что я за ним наблюдаю, он шагает к двери и захлопывает ее, отгораживаясь от меня.

Я чувствую, как заливаюсь краской, беру пульт и добавляю звук, блокируя теперь приглушенные вопли отца. Не знаю, почему это так меня задевает. Пора бы уже привыкнуть к тому, что меня не берут в расчет.

ДЖУНО

Прислушиваясь к небу, мы стремительно несемся по замёрзшей тундре в погоне за призраками из костра. Теперь, когда мы выехали из леса, укрытия нет. Сейчас середина апреля.

Всего через месяц снег растает, и пейзаж сразу поменяет свой цвет с тундро-коричневого и белоснежного на багрянец полевых цветов и трав. А пока, мы — движущаяся цель на покрытых льдом, узорчатых полях.

Я ещё не знаю, как мы доберёмся до океана, но это и не важно. Перед тем, как покинуть территорию общины, нужно сделать остановку.

Перед убежищем Беккет и Неруда сбавляют скорость. Они уже здесь бывали, и понимают, куда мы направляемся.

Остановившись у валуна, означающего границу нашей территории, и соскочив с саней, я начинаю очищать от снега углубление у его основания. Сунув варежки в карманы, я роюсь кончиками пальцев, вытаскивая рыхлую землю. Нащупав брезент, я хватаюсь за него обеими руками и, вытащив, нахожу под ним люк.

Уит сделал его на пружине, и при необходимости даже самые маленькие смогут попасть внутрь. Стоит только легко потянуть за кольцо, и двери из тяжёлых досок вмиг распахиваются. Я делаю несколько шагов по деревянной лестнице, уходящей во тьму, а затем снимаю с крючка висящий под потолком землянки фонарь.

С помощью огнива я поджигаю фитиль, который, в принципе, мне не нужен: это место я знаю наизусть. Каждый месяц мы с Ном и Кинаем приходили сюда, чтобы удостовериться, что животные не нашли наши запасы. Также мы докладывали новое сушеное мясо и удостоверялись, что черви не тронули старое.

Как только мы научились водить собачьи упряжки, нам рассказали про укрытие. "На всякий случай", — говорили родители. Мы знали, что это за "случай". Нападение бандитов. Или вдруг нас обнаружат выжившие. Укрытие спасало нас несколько раз, когда Уит считывал близкое присутствие бандитов. С самого начала это было неотъемлемой частью нашей безопасности.

Но мы и думать не думали о похищении целой общины. Поэтому здесь меня никто не встречает. И ждать некого. Пополню запасы еды и побегу.

Я беру пустой мешок и наполняю его едой для нас с собаками на три… нет, четыре дня. Снимаю с крючков сушеное мясо и рыбу, висящие под потолком, чтобы к ним не подобрались грызуны.

Высушенные бобы можно размочить в талом снеге. Котелок. На санях уже есть всё необходимое на тот случай, если я окажусь в ловушке: шкуры и палатка из шкуры оленя. Но раз уж я буду три дня за пределами границы, то беру одну зимнюю палатку: её белое покрытие на снегу не будет бросаться в глаза.

И, наконец, на случай пленения я беру "страховку". Кое-что ценное, чем можно поторговаться с бандитами.

Мне удаётся сложить всё в сани в три подхода, и я готова. К чему? Теперь я осознаю, что не знаю, куда идти.

Пока я не узнаю, куда увезли мою общину, лучшее, что остаётся, — это искать Уита. Должно быть, его захватчики — часть той же группы бандитов. Я смотрю на солнце: ещё далеко на западе, а потом на тень, отбрасываемую валуном на снег.

По сравнению с короткими, пятичасовыми зимними днями в середине лета светло бывает и по двадцать часов. Я знаю земной календарь не хуже собственного тела. До заката осталось не менее трех часов. И мне хватит этого времени, чтобы успеть преодолеть приличное расстояние.

Нельзя терять ни минуты. К вечеру похолодает, и хотя холод мне не помеха, на новой территории нужно использовать все преимущества.

"Пошли!" — кричу я собакам. Излишне. Они и так бегут, и мы вновь оказываемся на белом просторе, двигаясь на юг. Через границу. Прочь от защиты племени — навстречу дикой природе.

Пробыв в пути около часа, я решаюсь Прочесть. Спокойствие. Установить связь с Землёй. Важно спокойствие духа. В голове я слышу голос Уита, с той же четкой, практичной интонацией.

Спокойствие. Только у меня сейчас совсем не то расположение духа. Паника — возможно. Неуверенность, страх — определённо. В ближайшее время мне не просто будет успокоиться.

Но выбора у меня нет. Единственное, на что я ориентируюсь — общие сведения о том, что океан находится на юге. Мне нужно узнать больше, чтобы не терять драгоценное время, ведь Уит был уже у океана, когда я его видела. А мою общину забрали по воздуху. По сравнению с ними, я движусь черепашьим шагом. Их уже может и не быть на территории Аляски. Их вообще уже может не быть в живых. На меня обрушивается суровая действительность.

"Хватит!" — упрекаю я саму себя, цепляясь в поручни саней. И замечаю, как вдали безупречным клином летит в нашу сторону стая канадских гусей. Они летят на север, возвращаясь на Аляску после зимовки. Подстраиваясь под траекторию их полета, я направляю сани прямо на юг и кричу:

— Тише! — Собаки снижают темп и, по команде "Стоять", останавливаются. Я слезаю с саней и приседаю, чтобы расчистить землю от снега. Сняв через голову опал, я прижимаю его к земле и думаю об отце, но не получаю ответа.

Меня пробирает страх. Раньше такого не случалось. Значит ли это, что он мертв, или просто находится слишком далеко? Образ отца в моем воображении сменяется образом Уита, и на меня внезапно накатывает волна беспокойства. Тревога Уита не удивительна, но она отзывается во мне ответным страхом. Я вскакиваю обратно в сани, кричу: "Вперед!", и мы, сорвавшись с места, мчимся на юг к океану.

Днём светло по пятнадцать часов подряд, и всё это время мы движемся. Останавливаемся только на приём пищи, а на ночь разбиваем лагерь. Первые две ночи, я сидела во тьме и смотрела на звезды. Третья дарует мне полярное сияние. Мерцающие разноцветные огни похожи на шёлковое знамя.

Я прикасаюсь к Земле по десять раз на день, но не могу связаться с отцом. Прижимаю сырую землю к опалу, но в пальцах не отзываются никакие чувства. Сейчас же, стоя неподвижно под сиянием, я поднимаю вверх руки, в одной из которых опал, и пытаюсь Прочитать ветер.

Я интересуюсь, жив ли мой отец, и внезапно, в самом центре безжизненной тундры, ощущаю запах костра и аромат жареного мяса. И понимаю, что где бы ни был мой отец, он жив и не голодает. Скрестив руки на груди, я начинаю радоваться, и от облегчения кружится голова.

Глядя на распускающиеся сине-зелёные огни над собой, я улыбаюсь. С чувством успокоения я возвращаюсь в палатку. И в первый раз, за всё время, проведённое вне границ нашей территории, лёжа меж двух хаски, под шкурами палатки, я сплю хорошо. Сплю крепким сном.

МАЙЛС

Я успеваю переброситься с секретаршей отца парой слов, как вдруг снова слышу его крики.

— Не знаю, чем, но она очень важна! Видимо, вся сделка держится на ней… Мне плевать, что вы скажите своим людям! Скажите, что она — промышленный шпион, обладающий информацией о препаратах, которая мне нужна. Это почти правда. Просто выведите на улицу как можно больше людей!

Секретарша поднимает на меня взгляд и закатывает глаза.

— Что происходит? — спрашиваю я.

— В последние дни он сильно взволнован. Думаю, у него срывается очень важная сделка.

Забрав кружку кофе, она уходит в комнату отдыха. Отец понизил голос, поэтому я подхожу к его двери.

— Мой осведомитель сообщает, что, возможно, она идёт от Аляски по воде, — говорит он. — И может высадиться где-то на западном берегу. За ней будут охотиться все без исключения. И мы должны сделать это раньше конкурентов. Чёрт, да я бы сам прочесывал улицы, только эксперт в разведке у нас ты, и найти её я доверяю тебе.