протерлись. Мне следовало бы его выбросить. Никакой пользы от него нет. Я больше

никогда не буду его носить. Логика диктует, что нужно освободить место в шкафу, избавившись от этого жакета.

Это диктует мне логика.

Но любовь запрещает.

Есть в этом жакете нечто особенное, что заставляет меня бережно хранить его. И

что же это? Ну, для начала, на нем нет этикетки. Ни с лицевой, ни с изнаночной

стороны не найдете вы ярлычка с надписью «Made in Taiwan» или «Стирать в

холодной воде». Этикетки нет, потому что жакет изготовлен не на фабрике. На него

не пришивали ярлычков на конвейере. Это не произведение безвестной работницы, зарабатывающей себе на пропитание. Это труд заботливой матери, вложившей в

него свою любовь.

Этот жакет уникален. Он — единственный в своем роде. Его ничем нельзя

заменить. Каждая его нить заботливо подобрана к другой. Каждая петля связана с

любовью.

И хотя пользы от жакета не осталось, его ценность для меня не стала меньше. Он

ценен не тем, для чего нужен, а тем, кто его сделал.

Должно быть, о чем-то таком думал псалмопевец, когда написал: «...Ты... соткал

меня во чреве матери моей»4.

Задумайтесь об этих словах. Вы сотканы. Вы — не случайность. И не продукт

массового производства. Вы не сошли с конвейера. Вас задумал, наделил особыми

дарами и с любовью привел на эту землю великий Мастер.

«Ибо мы — Его творение, созданы во Христе Иисусе на добрые дела, которые Бог

предназначил нам исполнять»5.

Для общества, где совсем мало места отведено вторым скрипкам, это добрая

весть. Для цивилизации, в которой дверь возможностей открывается только один

раз, а потом захлопывается наглухо, это откровение. В системе, где ценность

человеческого существа определяется тем, сколько он зарабатывает, или насколько

красивые у него ноги... позвольте мне сказать вам одну вещь: замысел Иисуса дает

нам причину для радости!

Иисус сказал Иоанну Крестителю, что грядет новое Царство — Царство, в

котором люди ценятся не за то, что они делают, а за то, Чьи они.

* * *

77

Вторая особенность Царства — такая же могучая, как первая: «...мертвые

воскресают...» Смерть лишена власти.

Год 1899 ознаменовался смертью двух выдающихся людей — это были Дуайт Л.

Мооди, признанный проповедник, и Роберт Ингерсолл, знаменитый адвокат, оратор

и политический деятель.

У этих двух людей было много общего. Оба воспитывались в христианских

семьях. Оба были прекрасными ораторами. Оба много ездили по стране и

пользовались большим авторитетом. Оба собирали огромные толпы слушателей и

завоевывали себе преданных сторонников. Но существовало и поразительное

различие между ними —- в части их отношения к Богу.

Ингерсолл был агностиком, приверженцем натурализма; в вечность он не верил, делая упор на важности жизни здесь и сейчас. Ингерсолл свысока относился к

Библии, утверждая, что «свобода мысли даст нам познать истину». Библию он

определял как «басни, непристойность, притворство, подлог и ложь»6. Он резко

выступал против христианской веры. Он заявлял, что христианский «символ веры —

невежественное прошлое, которое издевается над просвещенным настоящим»7.

У современника Ингерсолла проповедника Дуайта Мооди были другие

убеждения. Он посвятил свою жизнь тому, чтобы говорить умирающим о

воскресшем Царе. Он воспринимал Библию как надежду для рода человеческого, а

распятие — как переломный момент истории. Его наследием стали произнесенные и

записанные проповеди, образовательные учреждения, церкви, преображение жизни

множества людей.

Два человека. Оба — авторитетные ораторы и влиятельные деятели. Один

отвергал Бога, другой принимал Его. Последствия их жизненного выбора яснее всего

видны в том, как они умерли. Почитаем, как один из биографов сравнивает две эти

смерти.

Ингерсолл умер внезапно. Весть о его смерти сразила его семью. Тело

умершего оставалось в доме на протяжении нескольких дней, потому что

вдова не хотела с ним расстаться. В конце концов, ее убедили это сделать

ради здоровья семьи.

Останки Ингерсолла были кремированы, а восприятие обществом его

кончины оказалось весьма мрачным. Для человека, связывавшего все свои

упования с этим миром, смерть стала трагедией без какой-либо утешительной

надежды.

Другим оказалось наследие Мооди. 22 декабря 1899 года проповедник

встретил свой последний зимний рассвет. Заметно утратив силы за ночь, он

заговорил медленно, взвешивая каждое слово:

— Земля уходит, передо мной открываются небеса!

Его сын Уилл, находившийся неподалеку, поспешил

к постели отца.

— Отец, ты грезишь, — сказал он.

— Нет, это не сон, Уилл, — ответил Мооди. — Это прекрасно. Это как

экстаз. Если это смерть, она сладка. Бог призывает меня, и я должен идти. Не

зовите меня назад.

78

К этому времени семья собралась вокруг него, а через несколько

мгновений великий проповедник умер. Это был день его коронации — день, которого он ждал много лет. Он пришел к своему Господу.

В прощании с Дуайтом Мооди отразилась та же убежденность. Отчаяния

не было. Близкие собрались, чтобы восславить Бога в торжественном

домашнем богослужении. Многим вспомнились слова из речи, произнесенной

проповедником в том самом году в Нью-Йорке: «Однажды вы прочитаете в

газетах, что Мооди умер. Не верьте ни единому слову. В то мгновение я буду

жив больше, чем сейчас... Я родился от плоти в 1837 году, я родился от Духа в

1855 году. То, что рождено от плоти, может умереть. То, что рождено от Духа, будет жить вечно»8.

Иисус посмотрел в глаза ученикам Иоанна и передал Свой ответ: «...скажите

Иоанну, что... мертвые воскресают...» Иисус не забыл об узах Иоанна. Он не закрывал

глаза на его бедственное положение. Но Он готовил освобождение от уз более

страшных, чем в темнице Ирода; Он готовил освобождение от уз смерти.

* * *

И на этом Иисус не остановился. Он добавил еще одно свидетельство, чтобы

разогнать туман сомнений в сердце Иоанна: «...нищие благовествуют...»

Несколько месяцев назад я опаздывал на самолет, вылетающий из аэропорта

Сан-Антонио. Не так уж сильно, но достаточно, чтобы меня успели вычеркнуть из

списка и отдать мое место кому-то из ждущих оказии пассажиров.

Когда служащая авиакомпании сказала, что мне не удастся улететь этим рейсом, я попытался пустить в ход всю свою силу убеждения.

— Но ведь самолет еще не улетел.

— Да, но вы приехали слишком поздно.

— Я приехал до того, как самолет улетел. Разве это поздно?

— Правила гласят, что вы должны подойти сюда не позднее, чем за десять минут

до времени отправления рейса. Последний срок истек две минуты назад.

— Но, мадам, — просил я, — мне необходимо сегодня вечером быть в Хьюстоне.

Она была терпелива, но тверда:

— Сожалею, сэр, но правила гласят, что пассажир должен подойти к выходу за

десять минут до времени отправления рейса.

— Я знаю, что гласят правила, — объяснял я. — Но я не взываю к справедливости, я взываю к милосердию.

Она отказала мне в милосердии.

Однако Бог не отказывает. Пусть я и виновен «по правилам», но по Божьей любви

получаю еще один шанс. Хотя я осужден по закону, но в силу милосердия могу начать

все сначала.

«Ибо благодатью вы спасены через веру... не от дел, чтобы никто не хвалился»9.

Ни в одной другой из мировых религий нет такого принципа. Все остальные

требуют правильного поведения, правильных жертвоприношений, правильных

песнопений, правильных обрядов, правильной медитации или молитв. Их Царство, в