Его лицо потемнело, лоб нахмурился. Он потер большим пальцем висок.

— Мы ничего не могли для них сделать.

— Ничего? Как и для мамы, да? Ты ничего не мог сделать.

Слова вылетали из меня так, будто они неделями глодали меня изнутри. Чейз сделал шаг назад, и расстояние между нами увеличилось и стало непроницаемым, как стекло.

Прерывисто дыша, я сглотнула и постаралась выпрямиться.

— Тебе больше не нужно за мной присматривать. Все изменилось. Я не та, кем была. Я даже не помню, кем была.

Он вздрогнул, будто я ударила его. Когда он попытался подойти, я отступила на шаг, затем еще на один. Если он коснется меня, я разлечусь тысячью кусочков, а сейчас мне нужно быть более сильной, чем когда-либо.

— Пожалуйста, уходи, — сказала я. — Пожалуйста, — стала умолять я, когда он протянул ко мне руки. Он позволил им беспомощно повиснуть.

Не оглядываясь, он вышел из комнаты и исчез в коридоре.

* * *

Я рухнула на коробку с формой. Мою грудь сжало так сильно, что я едва могла дышать. Я не знала, куда ушел Чейз, но, где бы он ни был, я чувствовала его боль, увеличенную ненавистью к Такеру Моррису, который солгал, как мне и следовало ожидать. Почему меня удивило, что он сдал меня? Как я могла думать, что убийца мамы не станет пытаться причинить мне вред? Теперь я застряла здесь, подвергая всех опасности. Я была бензином, разлитым поверх кучи веток, а Такер — он был спичкой. Когда он воспламенится, зависело только от времени.

— Вот это утречко.

Я снова подхватилась, готовая прогнать любого, но затем поняла, что это был Уоллис, который стоял, небрежно прислонившись к косяку двери. Ручную рацию, которую, казалось, он никогда не оставлял, он держал за антенну, так что она раскачивалась, точно маятник.

В моем горле было слишком сухо, чтобы ответить ему.

— Знаешь, когда вы появились здесь, мы с Билли проверили вас через систему. Мне интересно, ты знаешь список достижений, связанных с твоим именем? — Когда я не ответила, он продолжил: — Напала на солдата во время зачистки. Сбежала из исправительного центра. Связалась с дезертиром, обвиняемым во всем, начиная с вооруженного нападения и заканчивая угрозой террористического акта. В документах вы оба значились "отработанными" — мертвыми. Это не ерундовые свершения. Фотография к тебе несправедлива, но все же.

Меня фотографировали в школе реформации сразу после того, как забрали маму. То, о чем говорил Уоллис, было не первым разом, когда я попадала в базу данных МН.

— Побег с базы добавили совсем недавно. Учитывая все остальное, неудивительно, что тебя приняли за стрелка.

Я сглотнула комок в горле. Пару дней назад я чувствовала странное родство с Уоллисом, но теперь я вернулась к настороженности первых дней знакомства с ним.

— Я не убийца, — сказала я. Мне не следовало пытаться объяснить это кому-то, кто и так знал.

— Бюро утверждает обратное.

— Бюро лжет! — парировала я.

— А, — сказал он, улыбаясь. — Так думать лучше, не правда ли?

Он повернулся, чтобы уйти, но остановился.

— Эмбер, мне не нужно было видеть твое резюме, чтобы понять, что твое место здесь. Я знал это с того момента, как ты вошла в дверь.

Сказав это, он оставил меня в одиночестве кипеть от злости. Мне здесь не место, не сейчас, когда каждый солдат в округе меня разыскивает. Мне нигде нет места. Я представляю опасность для нашего дела, для Чейза, для Шона и Билли. Я представляю опасность для самой себя. Это всего лишь вопрос времени, когда МН поймает меня.

Я отвернулась от двери и двинула кулаком по первому, что попалось под руку, — по картонной коробке. Бледно-голубые блузки и темно-синие плиссированные юбки вывалились на грязный ковер. Форма Сестер спасения, которую принесла Кара.

Раздосадованная, я схватила полотенце и сбежала в душевую. Я намыливала волосы в отчаянной потребности отмыться. Затем я обрезала их до подбородка и покрасила в черный цвет, с помощью стоявшего под раковиной пузырька с чем-то, похожим на патоку. Временная краска, которая постепенно смывается, чтобы отросшие корни не бросались в глаза и не привлекали внимания тех, кто отслеживает легкомысленное поведение. Я понимала, что это не имело большого значения. В ФБР наверняка знали, что я изменю внешность, и, даже если я возьму другое имя, мое фото из исправительного центра будет напечатано. И все же я должна была сделать хоть что-то.

Я смотрела в зеркало на свое изменившееся отражение. На большие карие глаза, которые так напоминали мамины, и на чуть вздернутый нос, такой же, как у нее. Сейчас я больше, чем когда-либо, жалела, что не могу с ней поговорить.

* * *

— Как вы смеете обслуживать их первыми! — жаловался мужчина. Он выглядел так же, как и другие разорившиеся дельцы, шатающиеся по улицам в поисках работы: очки на его носу сидели косо, галстук свободно болтался, рубашка не была заправлена. На плече у него висела полотняная сумка. Потрясая листом бумаги, он ругался с сотрудницей бесплатной столовой.

— Видите? Просто посмотрите. Правильно, дорогуша, прячьте глаза.

Женщина за стойкой, казалось, сейчас заплачет. Между мной и смутьяном стояло пять человек, но, когда он повысил голос, очередь обступила его, и теперь все внимательно следили за происходящим.

Я увидела, как моя мама покинула свое место у холодильного фургона со скоропортящимися продуктами, где она работала добровольцем. Она вытерла руки о фартук.

— В чем дело, сэр? — Услышав тон ее голоса, я напряглась. Она была в одном шаге от того, чтобы сказать что-нибудь резкое.

— О, слава богу. Хоть кто-то благоразумный. Поглядите, те двое в начале очереди получают столько же провизии, сколько семьи. Будто бы они — семья.

Взгляд мамы метнулся вправо к двум молодым парням. Один из них тянул другого за плечо, говоря:

— Эй, давай просто уйдем отсюда, хорошо?

Лицо второго было красным, он потряс головой.

— И? — спросила мама.

Мужчина фыркнул.

— Очевидно, что они не семья. Взгляните. Статья Вторая. "Полноценной считается семья из одного мужчины, одной женщины и детей. Другие союзы не подходят под этот термин, — цитировал он, — и их члены не имеют права получать пособие, образование, работать на предприятиях и в организациях или претендовать на льготы в области медицинского обеспечения".

— А-а. Статут о морали. — Мама забрала бумагу, а мужчина с чувством собственной правоты кивнул людям, что стояли вокруг него. Я уставилась ему в спину, пока мама читала документ. — Здесь ничего не говорится о получении продуктовых пайков, — сказала она в конце концов.

Я замерла. Мысленно пыталась заставить ее замолчать. Этот мужчина не был солдатом, но он легко мог донести на нее, если бы захотел. Или же он мог перепрыгнуть через стол и напасть на нее.

Мужчина рассмеялся, затем понял, что мама не шутит. Двое молодых людей, из-за которых все началось, замерли. Я протолкалась к началу очереди, не зная, что буду делать, если мужчина выйдет из себя.

— Понятно, что это подразумевается, — сказал он.

— Ничего не понятно, — ответила мама, наклоняясь над столом. — Позвольте сказать вам, что подразумевается на самом деле. Уважение. А если у вас с этим сложно, то я буду рада порекомендовать вам другую столовую, которая больше подойдет тем людям, которые, что очевидно, лучше остальных.

Мое лицо вспыхнуло — немного от страха, но больше от гордости. Эта гордость затопила меня. Сейчас мама была такой живой и сильной — выражение ее лица будто провоцировало мужчину возразить. Я почувствовала, как мое лицо, которое было так похоже на ее, приняло те же черты. Я решила, что, когда попаду домой, проверю у зеркала, правильно ли я отобразила их.

Мужчина повернулся, будто готовый с негодованием удалиться, но затем сморщился и вернулся на свое место. Мама выдала ему пищу.

* * *

— Миллер, не веди себя, как девчонка. — Шон стукнул кулаком по двери, выводя меня из задумчивости. — Тебя линчуют, если ты продолжишь занимать уборную.