Его слова прервали разговор, и все замолчали, ожидая объяснений. Мой взгляд остановился на шраме на его лице, и я задалась вопросом, что заставило его принять такое решение: убийство харрисонбургского перевозчика или публикация Девятой статьи. Возможно, и то, и другое.

— И что это означает? — Из-за кабины грузовика Horizons с хмурым видом появилась Кара.

Снова раздался громовой раскат. Дождь и град стучали по дверям гаража с такой силой, что мы едва слышали друг друга. Я глянула на Сару, замечая, что она все дальше отходила от мужчин и приближалась ко мне. Нам нужно было помочь ей выбраться отсюда как можно скорее.

Табмен взял мощный фонарь, лежащий на столе рядом с его оружием, и указал нам влево, где пол переходил в красную металлическую лестницу. Внизу была темная комната с бетонными стенами — "смотровая яма", — где механики когда-то меняли автомобилям масло. Теперь же большая часть инструментов была убрана, а их места заняли коробки продуктов длительного хранения, несколько черных пластиковых мешков для мусора, в которых, скорее всего, была одежда, складной столик, стулья и несколько раскладушек. На одной из полок я заметила стопку синих карточек, в которых узнала бланки U-14 — документы, необходимые, чтобы въехать в Красную зону.

Из теней у задней стены выглядывали настороженные люди; мужчина, рядом с ним — женщина с ребенком на руках и с полдюжины молодых парней, вероятно, призывников, надеющихся укрыться в убежище. Все они внимательно смотрели на нас, прижимаясь друг к другу для моральной поддержки.

— Спокойно, ребят, — сказал им Табмен. Он указал на Чейза и Риггинса. — Это ряженые.

Меня охватила сильная дрожь, хоть я и старалась держать себя в руках. Я замерзала.

— Рассказывай давай, — сказала Кара. — Я проверяю твой склад. — Из сумки на полу она достала упаковку крекеров и бросила ее мужчине с семьей, затем стала рыться в мешке краденой одежды.

Табмен сел на складной металлический стульчик и отклонил его на задние ножки.

— Шоссе перекрыты — еще с того времени, как снайпер атаковал стол вербовки. Или ты забыла? — Он рассмеялся, будто это его развеселило.

Мы переглянулись: Табмену еще предстояло услышать о последней атаке на Площади.

— Для Сестер они не перекрыты, — сказала Кара и, взмахнув юбкой, изобразила реверанс. — Как и для солдат. И лучше всего двигаться сейчас, до того как включится радио и начнут передавать о последнем нападении снайпера. Риггинс, раздевайся.

— Да, мэм, — с готовностью сказал Риггинс.

— И отдай Табмену форму, — закончила девушка. — Мы берем синий грузовик.

Табмен резко поднял руки.

— Стой, подожди, о каком еще последнем нападении?

— Сегодня на Площади застрелили солдата, возможно, не одного, — неожиданно для самой себя начала объяснять я. Я подумала о женщине из палаточного городка, о том, как она посчитала, что это я застрелила солдат, и мысленно сморщилась. — Пока неизвестно, был ли это снайпер, — добавила я.

— О, разумеется, — фыркнул Табмен. — Кто еще это мог быть?

— Подражатель, — сказал Риггинс, и я приготовилась к вызову, которого так и не последовало. — Самозванец. Она права. Пока нам ничего неизвестно.

Я не понимала, почему он внезапно согласился со мной. Это было на него не похоже.

— В любом случае, как мы сообщим Уоллису, что берем этот грузовик, если рации не работают? — спросил Риггинс.

— У нас с Уоллисом все схвачено, — с намеком сказала Кара, отчего Риггинс взвыл. Она снова повернулась к перевозчику. — Поедем, Табмен, пожалуйста. Ну пожалуйста-пожалуйста. Не заставляй меня просить в третий раз. — Она похлопала глазами. Меня раздражала ее игривость.

Табмен сухо рассмеялся, а затем резко замолчал и моргнул, как будто внезапно что-то вспомнил.

— Ладно, хорошо, — сказал он. — Поедем через Виргинию. Скажем, что доставляем припасы в один из сестринских интернатов, и скрестим пальцы, чтобы кузов не стали обыскивать. Если поедем, пока связь не работает, они не смогут призвать на помощь товарищей. Мы вернемся домой завтра к ночи.

— Что насчет комендантского часа? — спросила я.

— Комендантский час не касается солдат, — произнесла Кара, не поднимая взгляда.

— На кону жизни людей! — огрызнулась я. — Перевозчик из Харрисонбурга умер из-за неосторожности!

Я помнила свои ощущения, когда поскользнулась в крови, покрывающей пол на кухне. Мое лицо прижималось к руке Чейза, он прикрывал мне глаза. Я помнила медный привкус, пропитавший воздух. Я все еще чувствовала его.

Кара прекратила рыться в мешке с пожертвованиями и с любопытством наклонила голову в мою сторону.

Все четыре ножки стула Табмена опустились на пол.

— Он умер из-за того, что попался.

В смотровой яме, казалось, стало теснее, и моя грудь сжалась. Ребенок плакал — тихим низким плачем, который совсем не звучал, как здоровый. Я хотела, чтобы мама успокоила свое дитя, а Сара прекратила пялиться на меня своими воспаленными испуганными глазами.

Я бросила на Кару яростный взгляд. Возможно, она очаровала Табмена, Риггинса и всех остальных в гостинице "Веланд", но не меня. Ее безрассудство подвергало нас всех опасности. Если она не начнет проявлять осторожность, кто-нибудь поплатится за это жизнью.

Чейз подошел ко мне и встал рядом, ожидая, чтобы я заговорила первой. Я потерла большим пальцем свои взлохмаченные брови и наконец выпалила:

— Мы должны остановить их. На шоссе небезопасно.

— Везде небезопасно, — ответил он. — Так, по крайней мере, у них будет надежда.

Очевидно, Чейз считал, что оно того стоит, но я не была так уверена. Того, кто надеялся, разочарование ранило куда глубже.

* * *

Раздали одежду из мешков для пожертвований. Мне досталась толстовка и какие-то старомодные брюки карго, достаточно большие, чтобы подойти Чейзу. После нашего побега мне приходилось довольствоваться тем, что было доступно.

В моей голове пульсировало от бесконечного количества воспоминаний и неотвеченных вопросов, поэтому я схватила вещи, сказала, что возьму на себя первую вахту, пока остальные будут готовиться к переезду, и поднялась по лестнице обратно в гараж. Чейз молча наблюдал за мной.

Шум бури помогал мне немного отвлечься. Я спряталась за грузовиком МН, положила фонарик на бампер лампочкой вверх и начала снимать свои темно-синие юбку и блузку. Ненастье промочило меня насквозь.

Но я все еще была жива.

Мы выполнили нашу миссию, несмотря на непредвиденные обстоятельства. Никто не попытался убить меня; ни один человек, кроме женщины из палаточного городка, не узнал меня, а она отнеслась ко мне, как к героине. Как к кому-то, кто мог бы возглавить восстание. Маме бы это понравилось.

Надо надеяться, что женщина начала распространять на Площади новость, что видела меня. Видела снайпера. Сколько людей поверит ей? Меня посетила мысль, что настоящий снайпер, должно быть, злится, что я украла его славу; возможно, ему нравилось быть в центре внимания. Я не могла быть уверена; будь я снайпером, я бы хотела заполучить всю возможную помощь. Может быть, он услышит, как я помогла Саре и остальным людям внизу, и захочет работать сообща или что-то в этом роде.

От чего я, разумеется, вежливо откажусь, потому что он-то явно слетел с катушек.

— Ау. Привет. Прости.

Я мгновенно вернулась в унизительную реальность, ясно осознавая, что на мне жалкий лифчик и хлопковые трусы. Я просто замечательно несла вахту. Даже не услышала, как Чейз поднялся по лестнице, пока он не остановился в тенях в восьми футах от меня.

Если до этого мне было холодно, то не теперь; сейчас моя кожа просто излучала жар. Я попыталась притвориться, что мне все равно, что, когда у нас наконец выдалась передышка, я не помнила, как он не хотел, чтобы я участвовала в этой миссии, или как нас разделили на Площади, но от этих попыток мои движения стали дерганными, и вместо того чтобы застегнуть молнию моих брюк карго, я завязала концы узлом.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: