Моисей изменился. Он больше не одевался как египтянин. На нем были длинные темные одежды, на голове — подобие покрывала, как у кочевников. Загорелое, коричневое от солнца лицо избороздили морщины, черная борода была с проседью — он выглядел чужим и смиренным после многих лет, проведенных в пустыне.

Аарон никогда еще не был так счастлив видеть кого-либо.

— Моисей, ты же мой брат… Я так рад видеть тебя живым и здоровым! — Аарон плакал о долгих утраченных годах.

В глазах Моисея появились слезы, его взгляд смягчился.

— Господь Бог так и сказал мне. Идем, — он взял Аарона под руку, — тебе надо передохнуть, поесть и попить. Ты должен познакомиться с моими сыновьями.

Им прислуживала жена Моисея — темнокожая чужестранка Сепфора. Гирсам, сын Моисея, сидел вместе с ними, а Елиезер лежал на соломенном тюфяке у дальней стены шатра бледный и в поту.

— Твой сын болен.

— Два дня назад Сепфора сделала ему обрезание.

Аарон поморщился. Имя Елиезер означало «мой Бог мне помощник». Но на какого Бога возлагал надежды Моисей? Сепфора, опустив темные глаза, сидела подле сына и прикладывала влажное полотенце ему ко лбу. Аарон спросил, почему Моисей сам не сделал этого, когда его сыну было восемь дней от роду, как поступали все евреи со времен Авраама.

Моисей наклонил голову.

— Знаешь, Аарон, куда проще помнить, как поступает твой народ, когда живешь среди них. Когда я сделал обрезание Гирсаму, то оказалось, что мадианигяне считают этот обряд отвратительным, а Иофор, отец Сепфоры, священник мадиамский… — он посмотрел на Аарона. — Из уважения к нему я не стал обрезать Елиезера. Когда Господь заговорил со мной, Иофор благословил меня, и мы ушли из поселения мадианитян. Я знал, что мой сын должен быть обрезан. Сепфора не соглашалась и спорила, и я откладывал, не хотел навязывать ей свои взгляды. Я не считал это бунтом против Господа, пока Сам Господь не захотел умертвить меня. Я сказал Сепфоре, что, если знака завета не будет на теле обоих моих сыновей, то я умру, а Елиезер будет отрезан от Бога и Его народа. Только после этого она сама обрезала крайнюю плоть нашего сына.

Моисей обеспокоено посмотрел на больного Елиезера.

— Мой сын никогда бы не вспомнил, как этот знак появился на его теле, если бы я послушался Бога. Но вместо этого я подчинился людям. Теперь он страдает из-за моего непослушания.

— Он скоро поправится.

— Да, но я всегда буду помнить, какую цену нам всем пришлось заплатить за мое непослушание.

Взглянув на горы, видневшиеся за открытым пологом шатра, Моисей сказал Аарону:

— Когда ты отдохнешь, мне придется столько всего тебе рассказать.

— Когда я увидел тебя, силы вернулись ко мне.

Моисей взял посох и встал, Аарон двинулся следом за ним. Выйдя из шатра, его брат остановился.

— Бог Авраама, Исаака и Иакова явился мне на той горе в пламени куста, — произнес он. — Он увидел страдание Израиля и пришел избавить их от власти египтян и вывести в землю, где течет молоко и мед. Он посылает меня к фараону вывести Его народ из Египта, и они совершат Ему служение на этой горе.

Опираясь лбом на сложенные руки, сжимавшие посох, Моисей пересказывал все слова, услышанные им на горе от Бога. Сердце подсказывало Аарону, что эти слова — истина, и он впитывал их, как воду. «Господь посылает Моисея освободить нас!»

— Я молил Господа послать кого-то другого, Аарон. Я спросил, кто я такой, чтобы идти к фараону. Я сказал, что мой народ не поверит мне. Я сказал Ему, что никогда не был красноречив, тяжело говорю и косноязычен. — Моисей медленно вздохнул и повернулся к Аарону. — И Господь — Его имя Я ЕСМЬ Сущий — сказал, что вместо меня говорить будешь ты.

Аарон ощутил внезапный приступ страха, но произнесенные только что слова были ответом на молитву всей его жизни, и страх тут же утих. Господь услышал стенания Своего народа. Избавление близко. Господь увидел их страдания и собирается положить этому конец. Аарон был слишком взволнован, чтобы говорить.

— Ты понимаешь, о чем я говорю, Аарон? Я боюсь фараона. Я боюсь своего собственного народа. Поэтому Господь послал тебя быть рядом со мной и говорить вместо меня.

Невысказанный вопрос повис в воздухе. Захочет ли он стать бок о бок с Моисеем?

— Я твой старший брат. Кто еще сможет быть твоими устами, если не я?

— А ты не боишься, брат?

— Ты знаешь, что значит в Египте жизнь раба, Моисей? Что такое моя жизнь? Да, я боюсь. Я боялся всю свою жизнь. Гнул спину на надзирателей и получал кнутом, если только осмеливался поднять голову. Я довольно смело говорю в стенах своего дома и среди моих соплеменников, но от этого нет никакой пользы. Ничего не меняется. Мои слова — все равно, что ветер. Я думал, и молитвы тоже. Но теперь я знаю, что это не так. На этот раз все будет по-другому. Из моих уст услышат слова не раба, а Слово Господа, Бога Авраама, Исаака и Иакова!

— Если они не поверят нам, Бог дал мне для них знамения, — и Моисей поведал Аарону, как его посох стал змеей, а рука покрылась проказой. — А если и этого будет недостаточно, то я зачерпну воды из Нила, и она превратится в кровь.

Аарон не стал просить показать эти знамения.

— Они поверят так же, как и я.

— Ты веришь мне потому, что ты мой брат, и потому, что Господь послал тебя ко мне. Ты веришь, потому что Господь изменил твое сердце. Ты не всегда относился ко мне так, как сегодня, Аарон.

— Да, мне казалось, что между нами есть разница — ты свободен, а я нет.

— Я никогда не чувствовал себя во дворце фараона как дома. Я хотел быть со своим народом.

— А мы презирали тебя и отвергли. — Наверное, Моисей стал таким смиренным из-за того, что жил среди двух разных народов и ни один из них его не принял. Так или иначе, он должен выполнить повеление Господа, или евреи навсегда останутся рабами: будут гнуть спину, добывая глину и делая кирпичи, будут умирать лицом в грязи. — Моисей, Господь избрал тебя, чтобы освободить нас. Так и будет. Что бы ни сказал тебе Господь, я произнесу это. Если мне придется кричать, я заставлю людей слушать.

Моисей посмотрел на гору Господню.

— Утром мы пойдем в Египет, — сказал он. — Соберем старейшин Израиля и перескажем слова Господа. Затем мы все пойдем к фараону и скажем ему отпустить Божий народ в пустыню, чтобы принести жертвы Богу, нашему Господу, — он поморщился, словно от боли.

— В чем дело, Моисей? Что случилось?

— Господь ожесточит сердце фараона и поразит Египет знамениями и чудесами. И когда мы выйдем, то не с пустыми руками, а со множеством даров из серебра и золота и одежд.

Аарон горько рассмеялся:

— Господь опустошит Египет так же, как они разорили нас. Никогда не думал, что увижу, как восторжествует справедливость. Это будет радостное зрелище!

— Не желай увидеть их разрушение, Аарон. Они такие же люди, как и мы.

— Не такие.

— Фараон не уступит, пока не умрет его первенец. Только тогда он отпустит нас.

Аарон слишком долго был под гнетом египетских начальников и слишком часто получал удары кнута, чтобы жалеть египтян. Однако он видел, что брат думает иначе.

Они отправились в путь на рассвете. Сепфора вела осла, нагруженного пищей, который тянул за собой носилки. Елиезер выздоровел, но все же не достаточно, чтобы идти самому вместе с матерью и братом. Аарон и Моисей шли впереди, каждый опираясь на свой посох.

Направляясь на север, они двинулись через пустыню Сур по торговому пути, соединяющему Египет с южным Ханааном. Этот путь был более коротким, чем через пустыню: он проходил сначала на юго-запад, потом на север. Аарон хотел услышать все, что Моисей слышал от Господа.

— Расскажи мне все еще раз. С самого начала.

Как бы ему хотелось быть там вместе с Моисеем и самому увидеть горящий куст! Он познал, что значит услышать голос Божий, но быть в Его присутствии — это даже невозможно себе представить.

Когда они пришли в Египет, Аарон привел Моисея, Сепфору, Гирсама и Елиезера в свой дом. Моисей был безмерно счастлив — его обнимала сестра Мариам и окружали сыновья брата. Аарон даже немного жалел Моисея, которому еврейские слова все еще давались с трудом, поэтому говорил вместо него: