- Поспешим, - прервала мои раздумья Линнет, - нас ждут.

- Прости, задумался… Кто ждет?

- Сюрприз.

- Долго еще?

- Пришли, - сказала она, оглянулась, свернула за угол, потянув меня за руку, толкнула плечом дверь какого-то подъезда. - Сюда.

Мы спустились в полуподвал, открыли скрипящую дверь, прошли по темному коридору со множеством кабелей, протянутых прямо по стенам, подошли к стальной двери с вечной надписью о нежелательности посторонних. Линнет постучала негромко, и из-за двери спросили:

- Кто нужен?

- Почта для Седьмого, - сказала Линнет.

Дверь открылась. На пороге стоял невысокий плотный старик в сером комбинезоне с красной нашивкой на рукаве. На ней были вышиты три скрещенные молнии. «Электрохозяйство района», - догадался я.

Старик отступил, давая дорогу.

Мы прошли через низкий машинный зал, поднялись по ступенькам к стеклянной будочке в конце его.

- Входите. - Голос был мне знаком.

В тесной комнатке - судя по оборудованию, пультовой - на табуретке сидел Мак-Брайт, а рядом на стуле - незнакомый мне человек лет сорока.

- Привет, Чабби, - сказал Мак-Брайт. - Знакомься.

Незнакомец поднялся и, прихрамывая, подошел ко мне.

- Доктор Стоун, - протянул руку.

Я пожал ее, вспоминая, где я слыхал это имя, вспомнил и с уважением посмотрел на Стоуна.

- Рад познакомиться. Мое имя Лайк.

- Слышал, - сказал доктор.

- Я о вас тоже…

- Завели канитель, - усмехнулся Мак, - интеллигенция… - И Линнет негромко: - Девонька, погуляй по залу с полчасика, посмотри хозяйство Блисса.

Мы остались втроем в тесной комнатушке, где, кроме трех зачехленных пультов, стояли какие-то ящики, а за ними, в углу, виднелась еще одна дверь.

- Там подсобка, - сказал Мак-Брайт. - Мы одни, не волнуйся.

- Я не волнуюсь, я удивляюсь.

- Чему?

- Что это за игры, Мак? Непонятные приказы, непонятные действия, непонятная конспирация. Заметьте: я не спорил и не спрашивал - подчинялся. Хотя зачем - один Бог знает. В конце концов, я здесь не для того, чтобы отбирать лавры у мифических богатырей, у меня несколько иная задача.

Мак-Брайт усмехнулся устало, потер ладонью глаза: они слезились, как после бессонной ночи, даже не одной - нескольких. И я пожалел, что был резок с ним: измучился, измотался.

- У нас одна задача, - сказал он тихо, почти шепотом, и доктор кивнул ему, словно соглашаясь, - и ты ее знаешь, Лайк. Ты мне не подчиняешься, и я не вправе тебе приказывать. Но любой мой приказ - это приказ Первого или с ним согласован. Кстати, твое участие во вчерашней акции - вообще его замысел. Он мне его не объяснил, некогда было. Встретишься с ним - сам спросишь. - Он поймал мой удивленный взгляд, махнул рукой: мол, не перебивай, объясню. - Да-да, встретишься, и скоро - он сам назовет день. И это тоже не моя идея - его… Теперь о главном. У доктора Стоуна есть кое-что по твоему ведомству: послушай, пригодится…

Он замолчал. Доктор тоже молчал, изучающе глядя на меня. Я не любил многозначительной тишины, поэтому немедленно ее нарушил:

- Несколько вопросов, Мак. О вчерашней акции.

Тот кивнул: спрашивай.

- Спрошу кратко. Как? Что? Почему?

- Акция дерзкая, - начал Мак-Брайт, - но не первая, связанная с Корпусом безопасности, точнее - с его тюрьмой. У нас там тоже есть свои люди, и мы всегда осведомлены о внутреннем распорядке, о правилах, о положении подследственных. Даже план тюрьмы со всеми коммуникациями имеем… Расчет строился на привычке людей не замечать будничное, каждодневное. Если мусорная машина из года в год в строго определенные часы дважды в сутки приезжает на грузовой двор, то какой умник заинтересуется ее содержимым сегодня, если и вчера, и месяц назад, и в прошлом году оно не менялось? Конечно, меняются люди: шоферы, грузчики - так у них есть пропуска, которые дежурный всегда тщательно проверяет. Да и погрузка происходит у всех на глазах и занимает минуты три, не больше. И если за эти три минуты из бункера машины в грузовой люк проскользнут два человека, то, ей-богу, этого никто не заметит. Вот почему в четырнадцать ноль-ноль двое моих парней прочно обосновались в этом люке. Они должны были подняться до двадцатого этажа и спокойно дожидаться половины второго ночи, когда у тюремщиков пересменка по графику. Единственное неудобство - это путь наверх: по скобам…

- Знаю, - кивнул я, - видел…

- Вот как? - Мак-Брайт удивленно посмотрел на меня, но, ничего не спросив, продолжил: - Раз уж ты и там побывал, то, наверно, обратил внимание: от люка до камеры Дока - всего метров сорок, сразу за ней коридор поворачивает вправо, и метрах в пятидесяти от поворота сидит дежурный. Он для нас безопасен, ибо его дело - сидеть, а не шляться по коридорам, как это делает рядовой полицейский. А этих рядовых двое: один у камеры, второй у люка. Тот, что у камеры, должен был быть одним из наших…

- Осечка вышла? - поинтересовался я.

- Осечка, - подтвердил Мак-Брайт. - Парня накануне перебросили в другой караул. Что же делать? Отменять акцию? Но Дока не сегодня-завтра переведут в Централ-распределитель, а там - ищи его… В общем, решили рискнуть, а на всякий случай ввести в дело еще одного.

- Меня?

- Тебя. Это Первый предложил, я уже говорил тебе. Какие у него мотивы - Бог знает, а мне твое участие совсем не мешало. Хочешь знать почему? Да потому, что Кодбюри-старший - фанфарон и актер. Любит поработать на публику. Охранник неплохой, злой, решительный, опытный, только ему бы действовать, а не лицедействовать. Ты оказался подходящим зрителем, вероятно, даже подыгрывал, где надо. А время шло. И работало на нас. В общем, главное ты видел. А теперь перейдем к делу, непосредственно тебя касающемуся. Я об этом в Центр донесение послал.

- О чем?

- О золоте на федеральном шоссе. Сын нашего человека был свидетелем довольно странной аварии: перевернулся электрокар на шоссе, а из кузова выпало несколько больших золотых брусков.

- А охрана? - спросил Док. Голос был глуховатый и, пожалуй, слишком тихий: болезнь горла у него или просто усталость?

- Была охрана, - подтвердил Мак-Брайт. - Только странновато одета: в защитных скафандрах. Мальчишка так и сказал: «космонавты». Золото не излучает, так от чего прятаться?

- Любопытно, - сказал доктор, - а еще, пожалуй, любопытнее то, что мои сведения кое-что объясняют в этой аварии. Видите ли, - обратился он ко мне, - я проходил по следственной категории «Семь - главная», иначе говоря, по делам особо важных государственных преступников. В ходе следствия тут могут быть применены любые методы дознания, в том числе и показательный допрос. Не буду утомлять подробностями, скажу лишь, что подвергнутый такому допросу - уже смертник. Спасти его может лишь чудо, - добавил без тени усмешки, - как это и было со мной. И потом уже, допрашивая меня, следователь ничего не скрывал, пытаясь запугать, заставить просить пощады. Он ведь знал, что ничем не рискует: все государственные тайны были бы похоронены со мной на Второй Планете.

Я даже вздрогнул от неожиданности, и, странное дело, доктор по-прежнему смотрел в пол, даже головы не поднял, и все же как-то сумел уловить, что послал меня в легкий нокдаун.

- Вас не интересует эта планета? Напрасно, пусть заинтересует. - Он поднял голову, и я увидел его глаза - тусклые, холодные, неподвижные. - Приговоренных к смерти у нас не убивают. Гораздо выгоднее растянуть смерть года на два - на три: больше не проживешь, это убивает вернее пули.

- Что именно?

- Руда. А она радиоактивна.

- Где эта руда?

- На Второй Планете. «Шахты Факетти», может быть, слышали?

Слышал, мне ли не слышать…

- Что за руда?

- Не знаю. Знаю только: радиоактивная.

- А точнее?

- Говорю: не знаю. Только такой руды на нашей Планете нет. Металл вырабатывается в лабораториях искусственным путем, а убивает вернее и быстрее любой из наиболее токсичных субстанций, известных нам. И учтите, «металл икс», добываемый на Второй Планете, может оказаться самым эффективным из них. Следователь сказал, что мне не на что надеяться: всех, кто знает об этих разработках, убивают - лишних, конечно.