Популярность — вещь не просто загадочная, а мистическая.

— Что поделываешь, Кентис? — как к старому приятелю, обратился Орас к моему соседу за столиком.

— Разбил «Мерседес», - отвечал тот с почти ребячливой гордостью.

Орас понимающе улыбнулся.

— Тебя уже похвалили?

— Пока нет.

Уж не знаю, чем Кентис больше гордился — тем, что у него был «Мерс», или тем, что он его расквасил.

— Учти, Ева — сводная сестра Нартова, — Орас наклонился и неожиданно ловким, почти неуловим в своей галантности жестом, поднес мою руку к губам.

Я едва сдержалась, чтобы не вырвать руку — кто бы мог подумать, что Орас когда-нибудь будет целовать мне руку.

— Ну и отлично! Разве я что-нибудь имею против Нартова? — пожал плечами Кентис.

Орас, будто по рассеянности, продолжал сжимать мои пальцы. Удивительные у него были руки — тепло их согревало не только ладонь, но и всю меня, всё тело. На секунду я прикрыла глаза, ощущая, как вместе с теплом в меня вливаются умиротворение и покойная слабость. И тут почувствовала, что большой палец Ораса скользит по моей ладони, мягко прощупывая кожу. Вот он натолкнулся на круглый желвак и слегка нажал на него, будто желал удостовериться, что это не просто болячка, а нечто совсем другое. При этом он смотрел на меня, и наши глаза встретились. Его взгляд был очень выразительным. Если изложить словами то, что я увидела на дне его зрачков, то получилось бы следующее: Орас торжествовал, одержав очередную победу, но при этом и меня почему-то звал принять участие в этом торжестве. Мне хотелось сказать «нет». Но я не могла не только разомкнуть губ, но даже выдернуть ладонь из его пальцев.

— Старик… — долетел до меня будто издалека голос Ораса.

Я сразу поняла, о ком он говорит. Очнувшись, я увидела Старика, идущего меж столиками, высоко вскинув беловолосую голову.

Никогда прежде я не оказывалась в столь изысканной компании. Сначала Орас. Теперь господин мэр.

Пробираясь меж столиками, Старик скорее по привычке, чем от души, улыбался посетителям кафе и пожимал протянутые руки, упорно продвигаясь вперед, не оставалось сомнения — он двигается к нашему столику. Тут только до меня дошло, почему лицо Кентиса казалось мне знакомым: сколько раз его фото мелькало в местных теле новостях и на первых страницах склочной «Солянки» и солидных «Ведомостей». Порой и столичная прессе, оскудев, сообщала подробности скандалов, устроенных беспутным сыном безупречного градоначальника. Ну конечно же, это Иннокентий!

Старик очень вежливо поздоровался со мной и сел за наш столик.

— Папуля, хочешь с нами выпить?! — весело крикнул Кентис и, взяв из рук Ораса новую бутылку, налил Старику полный бокал.

— Ты же знаешь — я не пью, — голос Старика был сух и громок — слишком громок, разговор слышали за соседними столиками. Он всегда говорил не то, что от него ожидали. И вел себя тоже НЕ ТАК. Даже внешность его была обманчива. Щеточка седых солдатских усов и армейская выправка у этого сугубо невоенного человека многих сбивали с толку.

Орас уселся за наш столик четвертым и, как ни в чем ни бывало, пил янтарный ликер. Меня поразила изысканность его манер. Так пить и есть мог только аристократ, приученный с детства правильно держать вилку и ложку. А ведь многие называли его «плебеем».

— Прекрати свои фокусы, — продолжал Старик. — Я же еще в прошлый раз говорил — прекрати. Неужели ты думаешь, что твои маленькие хитрости могут ИХ провести?

— О чем ты? — Кентис рассмеялся в лицо Старику. — Подумаешь — разбил тачку. Что ж, ребенку нельзя и порезвиться? Кстати, папа, познакомься, это Ева. Очень симпатичная девчонка, немного, правда, растрепана, будто сейчас из постели.

И он хитровато мне подмигнул с таким видом, будто знал обо мне всё, и про сегодняшнее у Вада — тоже. От этой мысли меня затошнило. Старик мельком взглянул на меня и сдержанно кивнул.

— Переигрывает, — произнес Орас тихо, причем обращаясь именно ко мне и опять будто невзначай коснулся моей руки.

Я спешно отдернула ладонь. Он вел себя неприятно — слишком уж по-хозяйски. Услышав реплику Ораса, Кентис на секунду сбился, потом вновь расхохотался.

— Ты не понимаешь, что происходит и ведешь себя как ребенок. Спектакль не удался. Очнись… — в голосе Старика мне почудились подлинно трагические нотки.

— Неужели дело так серьезно? Папочка, мне страшно, — Кентис состроил шутовскую рожу.

Старик бросил испытующий взгляд на Ораса, будто ожидал от него какой-нибудь значительной реплики. Но тот молчал и делал вид, что рассматривает остатки ликера на дне своего бокала. Я встала и пошла меж столиками, не попрощавшись ни со Стариком, ни с его сыном, ни с самим Орасом. Тот, однако, догнал меня у выхода.

— Они уже отметили тебя, — сказал он шепотом.

— Что? — не поняла я вопроса.

— Они уже поставили свой знак, — он крепко сжал руками мой локоть. — Но у тебя есть шанс. Если ты будешь держаться меня, тебе никто не страшен.

Я с силой выдернула руку.

— Вам-то что до меня, Орас? — внезапно слезы хлынули у меня потоком из глаз.

На секунду он растерялся.

— Ева, что с тобой? Тебя бросил парень?

Я кивнула — что мне было еще сказать?

— Не надо убиваться по такому пустячному поводу! Даже если тебя бросили три раза подряд, об этом не стоит горевать больше, чем пятнадцать минут.

Мне даже показалось, что — невероятно! — он хотел обнять меня и привлечь к себе. Но я отшатнулась и бросилась бежать по пустынной улице. Я мчалась, не оборачиваясь, будто за мной по ночным улицам неслась стая койотов. Ворвавшись в дом, я, даже не потрудившись захлопнуть дверь, бросилась на кухню, схватила нож и разрезала кожу на ладони, надеясь обнаружить под нею какую-нибудь занятную микросхему, которая превратила меня из нормального человека в робота, раба Лиги. Но под кожей ничего не было, абсолютно ничего. То есть красное мясо. Я в ярости ковыряла ножом руку, чувствуя, как у меня немеют колени, а к горлу подкатывает тошнота — еще мгновение, и я не выдержу, и грохнусь в обморок. Но никакой микросхемы я так и не нашла. Обмотав руку полотенцем, я поплелась в больницу — накладывать швы.

Едва Кентис свернул в переулок со Звездной, как возле него притормозила машина. Дверца старой «Волги» распахнулась. Наружу высунулась тощая брюнетка с ярко накрашенным ртом. На шее у нее болтались стеклянные бусы и ожерелье из белых пластмассовых то ли игрушек, то ли крысиных черепов.

— Мы тебя ждем, Кентис, садись… — она приглашающе махнула рукой внутрь салона.

Кентис пьяно поморщился, ругнулся банально и уселся на заднее сиденье. Кроме шофера, в машине было две девушки — худенькая брюнетка развалилась на заднем сиденье. Вторая — рыжая, явно крашеная, полная и флегматичная, расположилась спереди, но постоянно косилась назад, будто ожидала от Кентиса какой-нибудь выходки.

— Что угодно, девочки? Желаем порезвиться? — в своей обычной манере принялся паясничать Кентис. — Учтите, я за любовь деньги не плачу…

— Что ж ты выеживаешься, мерзавец? — оборвала его брюнетка. — Разве Великий Ординатор не объяснил, что ты должен делать?

— Дамочки, я не понял — что вам от меня надо? Разве мы не будем заниматься сексом? Не хотите обе разом — могу по очереди — я парень старательный.

— Заткнись, — цыкнула на него брюнетка. — И прекрати разыгрывать из себя дурака.

— Я не дурак, я — подонок, — хмыкнул Кентис.

— Не имеет значения, — брюнетка вытащила из кармана серебряный цилиндрик, похожий на тюбик губной помады, и, бесцеремонно завладев другой рукой Кентиса, прижала носик тюбика к его ладони. Кентис закусил губу, чтобы не закричать, пока жгучая волна боли растекалась по ладони.

— У тебя испытательный срок, — сказала брюнетка. — И будь умницей.

— Как вас звать, девочки? — спросил Кентис, переводя дыхание, когда боль спала.

— Карна и Желя. Нравятся имена? — усмехнулась брюнетка.