— Ты эльф грамотный, образованный! Не хочешь на досуге написать… свою автобиографию? Больших тиражей не обещаю, ограниченный тираж будет… Гонорар зато большой будет!
Молодец Лимлин. Все правильно рассчитал. Не слишком открыто, чтобы я мог отбояриться и притвориться, будто ничего не понял, но и вполне откровенно: как профессионал профессионалу. Ошибочка вышла, гражданин шпиЁн, не сможет вас моя жизнь заинтересовать. Нет в ней ничего романтического…
— Я в кредит не работаю! Задаток будет? — деньги мне нужны, и я не вижу ничего зазорного в том, чтобы взять со шпионской службы гномов некоторое количество золотых рубликов, не обеднеют!
— Не волнуйся, Петя, сейчас векселек подмахнем! На пятьсот новых рублей! Нормально?
— Сойдет! — не надо жадничать! Предатели и перебежчики могут и покочевряжиться, Родину продавая, но мне-то чего дергаться? — Детство и юность вас интересуют?
— Да знаю я твое детство, Петя! — расхохотался Лимлин, — До шести лет ты писался в штанишки, и у тебя все было хорошо! А в семь пошел в школу вместе с детьми пришлых! И в школе тебя как эльфа стали прессовать! Да, кроме того, в классе ты был самым маленьким и худеньким! Так что у тебя было всего два выхода: или научиться давать сдачи, или сдохнуть! Ты предпочел научиться!..
— Какое знание жизни! — прошипел я в деланном восхищении, — Значит, не надо детства?
— Отчего же, — возразил довольный гном, не увидевший иронии, — надо! Коротенечко, без подробностей!
Лимлин ошибся не сильно: первые «уроки жизни» я получил, действительно, в школе, хотя попал туда не с семи лет… На первых порах было потруднее, чем в казармах штрафной роты, хотя бы потому, что бежать оттуда было некуда. И ничего страшного не случилось — прижился, отучился… Кое-кого из моих школьных приятелей уже и в живых-то нет, а я вот копчу небо…
Мы с гномом снова дошли до входа в шахты кобольдов, Лимлин достал из бокового кармана рюкзака чековую книжку, прямо на коленке вписал на одну из страничек сумму в пятьсот золотых, размашисто расписался и передал вексель мне, прикоснувшись пальцем к металлизированному кружку на уголке. Все, теперь в любом из банков, работающих с Ярославским Торговым, меня ждет теплый прием! И не надо будет ни у кого одалживаться, чего я по жизни терпеть не могу!
— Думаете на дракона охоту устроить? — кивнул я на чехол, притороченный к рюкзаку Лимлина, — Золотишком разжиться?
— Золота, Петя, много не бывает, — наставительно произнес гном, — но кроме золота у драконов и серебро водится, мне кобольды сказали!
— Странно… — не мог не озвучить я червячком зашевелившееся сомнение, — сами и сказали?
— Сами, сами! — закивал Лимлин, — они, вообще-то, шутники еще те и каннибалы вдобавок, да и верования у них странные, но место свое знают! Завтра, как у них лунный металл войдет в сферу огня, с позволения их Великого, так и поведут нас к гнезду! Сперва, конечно, поупирались: знать, де, ничего не знаем, но мы им быстро мозги вправили! Против огнестрела с каменным топориком не пойдешь! Кстати, тебя они именно топором вырубили: метнули, стервецы, так, что обухом пришлось! Ты, кстати, рожу особо не свети — они эльфов так ненавидят, что и мы тебя защитить не сможем!
Обухом по темечку, значит… Нехорошо предавать тех, кому поклялся служить, пусть даже они и драконы…
— Дайте ствол, я сам себя «защитю»! — и, увидев скептическую усмешку гнома, спросил, — Какой там градус плавления у серебра?
Такого вопроса Лимлин не ожидал, и, удивленно вскинув брови, гном ответил, причем бойко так, как таблицу умножения:
— Ежели по Цельсию считать, так 960, но мы в горах, потому поменьше будет! А тебе зачем?
Близко к плавлению золота! Достаточно или недостаточно для того, чтобы стимулировать вылупливание дракончика? И что значит «лунный металл в сфере огня»? И какой Великий им должен разрешить? Демон, вроде Ава-Аддона? О теологии кобольдов у меня не было никаких сведений. Что задумали эти крысюки? У Лимлина не спросишь, у драконов тоже! Остаются сами кобольды…
— Научишь на дудке играть? — указал я глазами на «губную гармошку» Лимлина, засунутую им в кармашек револьверной перевязи. — Не боись, я себе уже приговор подписал! — Тут я взмахнул вексельком на 500 рублей, зажав его между указательным и средним пальцами правой руки, — Многого я не выучу, но хоть по верхам!
Судя по отверстиям на губной гармонике, ни фига не флективный у кобольдов язык, агглютинативный… И лапками они семафорят не просто так. И гнилушка, отнюдь не светящаяся днем, но пребывающая в лапах старейшины, тоже что-то значит…
Остаток дня мы провели в лингвистических штудиях, Лимлин учил с удовольствием, и, как выяснилось, самым распространенной фразой в языке кобольдов являлось выражение «Так угодно Великому». Его можно было произносить с самой разнообразной интонацией: от радостно-бравурной до трагически-унылой. Призвали кобольда, для чего гному пришлось опять ввинчиваться в подземный ход, а мне натягивать опостылевший противогаз. Выяснилось, что сила звука тоже имеет значение, но гномы абсолютно все исполняют как форте-фортиссимо. Вот и поговори с такими: у кобольдов, наверняка, ощущение, что на них постоянно орут!
Не нравится мне это, если честно, очень не нравится… Как бы хороши ни были «маузеры» гномов, как бы я ни уважал «Бренеке», в горах не все так однозначно… Понятно, что с гномами под камнепад не попадешь, а если специально валунчик сверху столкнут? Эту идею Лимлин не разделял, но мне, привыкшему ждать от «маленьких» гораздо больше гадостей, чем от «больших», было как-то неспокойно. Гномы, с их физической силой, массой, оружием, в кольчугах, в стальных шлемах, с крепкими налокотниками и наколенниками казались непобедимы. Кремневыми ножами против них много не навоюешь… А может, ничего, что они на кобольдов орут? У горцев это не должно во внимание приниматься: в разреженном воздухе звуки плохо переносятся, поневоле орать приходится. А вот в пещерах — в пещерах как? Там, кажется, наоборот, слишком громких звуков не любят… Загвоздка…
Вечер наступил как-то неожиданно, хотя ужин я запомнил: варево гномы знатное сварганили из «консервы». Лимлин даже представил мне своих соплеменников, но я был так загружен кобольдским языком, что сообразить, кто из них Бивёр, кто Бафёр, а кто Буфёр — уже не мог. Вы меня только до обжитых мест доведите, а дальше я уж как-нибудь сам. И по поводу буфера: кобольды, как мне кажется, именно буфер между гномами и драконами. Как гномы — буфер между мной и кобольдами, которые, кто бы мог подумать, каннибалы! Даже если не каннибалы, эльфа-полукровку они убьют с удовольствием.
Лицо казалось совершенно прозрачным на фоне старинной каменной кладки, поросшей мхом, отчего казалось, что у этого довольно симпатичного лица, какая-то безобразная щетина, едва ли не борода! Опять мне башню Конкруда показывают! И что за девица? Дура из пришлых, соблазнившаяся громким титулом Конкруда и тихо помершая от скуки на верхних этажах башни? Тогда это должна была быть такая дура, женитьба на которой обеспечивала бы маркизу некую стабильность в отношениях с княжеским престолом Ярославля. А что? неужели сестры, кузины да и дочурки Великого князя обязательно должны быть умными? Ничуть не бывало. Дур тоже можно любить! Я имею в виду не Конкруда, а того парня, который отдал свою сеструху маркизу.
И вот теперь она, невинно загубленная, этаким привидением толчется рядом с башней, где прошла ее «счастливая» жизнь. Ладно, она привидение, а я тут причем?..
Я открыл глаза потому, что в пещере был отвратительный запах. Нет, он и раньше был отвратительным: гномы не стеснялись рыгать и пускать газы в пещерке, выделенной им для сна кобольдами, от них несло потом и оружейной смазкой, благоухала кожаная амуниция. Хорошо хоть, на ночь не разувался никто. Но это был другой запах — металлический и тошнотворно-резкий. Запах крови. Лежал я в небольшом отнорке рядом с Лимлином, куда меня запихнул гном, запихнул с трудом, но больше ночевать было негде. Гость я или пленник — предпочитаю не задумываться. Я толкнул Лимлина ногой, и тот на секунду перестал выдавать носом заливистые рулады. Потом снова захрапел, довольно натурально для неискушенного уха, но боюсь, кобольды, с их привычкой к тонической интонации, могут и раскусить… Все равно, молодец! Сильно он свою природу поломал!