Крик мне удался неплохо: помчавшиеся с места в карьер гномятки немедленно налетели на неторопливо вышагивающих старших товарищей. Уже по этому мерному торжественному шагу я определил, что это не Лимлин за мной идет, и что дела мои плохи.

— Что такое? А ну, стойте! — Голос Мелета я ни с каким другим не перепутаю. — Это что у вас? И уже не детишкам, немедленно огласившим коридор дружным ревом, а своим присным. — Быстро в камеру!

Я смежил веки и с удовольствием слышал, как открывается дверь, как ужасно матерится гном-охранник, причем матерится почему-то на русском, чувствовал, как толстые и жесткие, как деревяшка, пальцы какого-то гнома нащупывают пульс у меня на шее.

— Что за дрянь? Чернушка?! — Ага, это на змеюку наткнулись. На всякий случай я замусолил место среза на шее первой змеи до полной неузнаваемости, а нож глубоко засунул в голенище сапога.

— Живой! — отдуваясь, произнес чей-то густой голос. — Бегом! — И меня понесли…

Топот и бешеная тряска. Демоны, башка кружится! А по запахам, мы уже где-то рядом с больницей. Прекрасно!

— Целитель! Ельфа чернушка укусила! — Гномы топали как стадо гиппопотамов, легкие их работали как кузнечные мехи, едкий гномий пот выбивал у меня слезы из глаз, но скорость коротышки развили такую, что тот герой, который меня нес, не смог вовремя затормозить и врезался в небольшого, по гномским меркам, целителя, как пушечное ядро. Добросердечные вы мои! Зачем же еще комментарии по поводу случившегося делать?.. Бежали бы уж молча! И вообще, всем гномы хороши, но слишком их много! И слишком много в их клановой, считай, семейной жизни всяких наворотов, всего того, что постороннему не интересно, не нужно, да и просто вредно знать. Надоели мне они хуже горькой редьки! И я им надоел, скорее всего, такие чувства всегда обоюдны…

— На стол его! — Это доктор, спокойно выслушавший сбивчивый доклад гномов. — И вон все пошли! — Не церемонится, однако, со столпами-то. Те, судя по топоту, ничего, не обиделись. Рискну приоткрыть один глаз. Открыл оба и наткнулся на обалделый взгляд доктора, сунувшегося ко мне с каким-то шприцем — хотел обезболивающим накачать, не иначе.

— Что, доктор, и вы думаете, будто меня Первопредок покарал за богохульство? — воспроизводя самую расхожую версию случившегося со мной "несчастья" и нагло улыбаясь, поинтересовался я. А потом, свесив ноги со смотрового стола, начал болтать ими в воздухе, как маленький. Нехитрый прием, не действенный. Имбецилом меня гном назовет или просто олигофреном?

— Тьфу, дурак, напугал! — гномский целитель едва не отпрыгнул. — Доиграешься когда-нибудь! Но если тебя не кусали, то что с рукой?

Я опустил взгляд на ладонь, пострадавшую от контакта со змеюкой, и аж воздухом поперхнулся: кисть стала красной, опухшей, и все в какие-то несколько минут! Странно, но болевых ощущений не было. Вот я дебил!.. Злобно-упрямый!..

— Эх ты, а еще эльф! — укорил меня целитель, ловко всаживая мне иглу в бицепс и небрежно дожимая поршенек шприца примерно до середины. — Знаток природы!.. Это же чернушка! Очень ядовитая! В яде сильнейшие анальгетики, поэтому ничего не чувствуешь, пока не раздуешься, как дирижабль! второй этап — синеешь, третий — откидываешь коньки! Все в течение пяти минут! Я уж удивлялся, как тебя донесли!

— Кто ж знал, что у вас такой серпентарий! — огрызнулся я. — Развели тут, понимаешь…

— Именно что развели! — рассмеялся доктор — или ты думаешь, что дети могут выйти и где-то ловить двух ядовитых, смертельно опасных змей, потом безбоязненно вносить их внутрь Горы, и все подгадать как раз к тому моменту, пока Пете Корнееву не понадобятся цветы с Парадной Клумбы?!

Да, тут он прав. Надо было сразу сообразить. Одна змея — куда ни шло. Но две? Разводят ради яда. Вот и говори потом, что гномы ничего не понимают в живой природе…

Кстати, чего это доктор так лыбится? И почему у него противоядие всегда наготове? Вывод-то только один…

— Через вас, доктор, змеиный яд идет? — уточнил я, с радостью наблюдая, как опухоль на кисти спадает прямо на глазах. — То есть вы имеете возможность выхода за пределы Горы… Полезный Вы гном, доктор… А не кажется ли Вам, кстати, что мое пребывание тут, в Горе, подзатянулось?

— Кажется, кажется… — недовольно пробурчал гном-целитель и завозил пятерней в бороде. Отвратительно как выглядит… — Без тебя, конечно, скучнее станет, но и спокойнее… А у то у тебя талант просто — навлекать неприятности на свою голову… Голова не кружится? Пошли тогда!

Пошли, так пошли, я уже хотел сказать какую-нибудь "пошлость", — гном же ясно попросил: "Пошли!", — но вовремя одернул себя и проследовал за доктором внутрь больничного комплекса. Стоп, а это?..

— А это что, доктор? То самое противоядие от яда "чернушки"? Для внутреннего пользования? — хихикнув, спросил я, тыча пальцем в ряд пузырьков из толстенного стекла, внутри которых слабо колыхалась, порождая тяжелый маслянистый отблеск какая-то жидкость. Пузырьки занимали всю полку огромного углового стеллажа, невольно привлекая внимание. Только вот ведь заковыка, я прекрасно помню, что препарат, который мне вколол доктор, был бесцветным.

— Это как раз яд, концентрированный! — горделиво ответил гномский целитель, — несколько минут — и все, паралич через пару минут! Сперва конечностей, потом дыхательных, потом мозг от недостатка кислорода, потом… И руки, руки от полки убери!

— Можно без ваших живодерских подробностей? — поморщился я, демонстративно отворачиваясь от стеллажа и показал гному пустые ладони в запрещающем жесте… Хорошо, что у пузырьков такое стекло толстое… Очень хорошо…

— И универсальный антидот не всегда помогает!.. — по инерции продолжил гном, а затем махнул рукой, указывая направление. К служебному ходу? Нет, к узкой и пыльной "запасной" лестнице, по которой и спустились на три пролета. Руническая цифра "пять" над небольшой, круглой и явно запирающейся герметично дверью, говорила, что мы на пятом уровне, где находятся мастерские. Но не "родовые" мастерские, эдакие небольшие заводы, а личные мастерские, где гномы почти что ради чисто эстетического удовольствия могли в свободное от отдыха и поклонения "Первопредку" время потворствовать своей противоестественной трудоголической зависимости. Трудо-алко-голической!

По сути, весь пятый уровень был выставкой шедевров кузнечного искусства, ювелирного искусства и искусства резки по камню. Выставочные экспонаты стояли или лежали прямо перед дверями каждой мастерской. Прекрасные мечи, секиры, кинжалы. Превосходные образцы самодельного огнестрельного оружия, в том числе — небольшие мортиры, украшенные сложным литьем. Уверен, что и стрелять из них можно. Поднять только нельзя… Воровать — понятно, что никто тут не ворует… Я со вздохом положил обратно узкий кортик, с ножнами, оправленными в дорогое немутнеющее серебро. Дело не в том, что совесть заедает, просто неохота доктора подставлять…

Гном тем временем распахнул невзрачную дверку одной из мастерских. Похоже, его личная. Я сужу по запаху — а пахнет как раз какой-то карболкой!

— Нехорошо выпускать тебя из Горы, даже не вооружив… — в раздумье произнес доктор, теребя нижнюю губу и поднимая с верстака нечто длинное, очень длинное. Я сперва подумал — труба водопроводная. Нет, костыль! Неестественно длинный, наверное, для великана какого-нибудь. Доктор, выходит, костыли изготавливает для своих пациентов? Оно и правильно… Но нет, это не навершие костыля, это приклад такой, причем с серьезным демпфером.

— Что это? — спросил я с недоумением, оглядывая странную, смутно-знакомую конструкцию. В огромном двухметровом ружье, неладно скроенном, да крепко сшитом, больше похожем на лом, была какая-то грубоватая сила. Сходу и не поймешь: то ли ружье уродливо, то ли это не уродство, а такая своеобразная, ну очень своеобразная, красота…

— ПТРД-41 — противотанковое ружье Дегтярева, образца 1941 года, если по истории пришлых, — ответил гном. — Я только демпфер пружинный на прикладе сделал, хороший, да дульный тормоз многокамерный поставил. Однозарядка… Но выброс гильзы автоматический. Калибр 14 и 5. Прицел, извини, только два положения имеет: до четырехсот метров и до тысячи… И это, тебе все-таки с сошек стрелять сложно будет! Хочешь, я тебе в пять минут колесный станок сооружу, как у "Рукавишникова"? Я бы тебе "Симонова" дал, он хотя бы многозарядный, да уже сговорился его продать и задаток получил!