Густав — большой любитель давать советы, и в этом своем хобби порой доходит до занудства. Да, да, знаю, морковку нужно чистить к себе, а не от себя, «как домохозяйка», но мне все-таки больше нравится так. В конце концов, какая разница? Времени уходит ровно столько же, так в чем дело? Дело в том, что на кухне каждый строит из себя доку, каждый желает показать, что знает, как правильно. Однако в кулинарии «правильно» — понятие относительное.

Я еле плетусь, но Густав этого не замечает, поглощенный поисками укромного уголка. Зайдя в темный подъезд, он осматривается и, убедившись, что никто не идет, достает косяк. Отсюда нам виден «Тайский дворец» — к одной из тамошних прелестниц Густав давно пытается забраться в трусики.

— Женюсь на ней. — Кивнув в сторону «Тайского дворца», он блаженно выпускает дым.

— Вы даже не знакомы. — Я двумя пальцами беру сигарету и подношу к губам.

— Ее зовут Жемчужина, — парирует Густав, наблюдая, как я затягиваюсь. — Эй, да ты весь косяк высосешь, подруга-э.

На конце слов он добавляет «э».

— Где ты этому научился? — удивляюсь я: забавно слышать от него американизмы.

Густав пожимает плечами.

— Не знаю. От тебя? Так что с тобой стряслось-то, поделишься наконец? Или и впрямь просто «гости»?

С одной стороны, мне неприятно об этом говорить. С другой — хочется увидеть реакцию Густава: тревогу, шок, злость.

— Для начала — по дороге на работу меня сбило такси.

— Да ты что! — ахает он, будто никогда не слышал ничего страшнее. — Тебя сбило такси?

— Угу. Кувыркнулась через голову и шмякнулась об асфальт. То еще удовольствие.

— Ну и как? Обошлось? — Он кладет руку мне на плечо, подходит ближе и добавляет: — Дай-ка зрачки проверю.

— При чем тут мои зрачки?

Густав запрокидывает мне голову и вглядывается в глаза, его лицо в двух сантиметрах от моего. Ничего не разглядев, он тащит меня за руку к фонарю. Там лучше видно.

— А-а-а-а! — ору я. Хороша забота, чуть руку не выдернул. Больно же!

— Ты в порядке? Господи, что с тобой? — Густав выглядит озадаченным и озабоченным одновременно. Он ведь всего лишь собирался поставить мне диагноз. И почему это европейцы в любой момент готовы продемонстрировать познания в медицине, нам абсолютно неведомые? Густав оттягивает мне веко большим пальцем и пристально всматривается в глаз.

— Ну? — не выдерживаю я.

— Жить будешь, — обещает Густав и возвращается к двери.

Он снова зажигает сигарету и, прежде чем передать ее мне, делает пару затяжек. Я втягиваю дым изо всех сил и подольше задерживаю его в легких. Минуту мы стоим молча.

— Сегодня на соте взяли нового парня, — сообщаю я.

— Козел. — Густав имеет в виду Ноэля. — Разве он не обещал поставить тебя?

— Не совсем.

— Тебе нужно переходить на соте, а то никто всерьез принимать не будет.

— Благодарствую.

— Эй, малышка, соте — это… одним словом, соте. Первая ступенька к настоящему успеху.

— Густав, — с раздражением прошу я, — скажи что-нибудь, чего я не знаю.

Он замолкает.

— Почему тогда ты еще не шеф-повар, если такой умный? — не унимаюсь я.

— Не хочу: слишком много работы. И к тому же я пока нелегал, без вида на жительство меня никто не возьмет. Между прочим, я подписался на лотерею «зеленая карта»!

— А что, бывает такая лотерея?

— Бывает. И я выиграю.

Я закатываю глаза и киваю: а что, все может быть! Косячок начинает действовать. Кайф!

— «Эй, покажи мне любовь», — мычу я популярный мотивчик.

— Малышка, я покажу тебе такую любовь, что мало не покажется, — отвечает он, хватая меня за задницу, чуток слишком энергично — при моем-то состоянии, но быстро ослабляет хватку и извиняется:

— Ой, пардон, забыл.

Можно было бы оскорбиться, когда Густав лапает меня за задницу или за ноги, но это бесполезно. Такой уж он есть, я не обижаюсь. Иначе мы не смогли бы дружить. Он уже «улетел», и я на «подлете». Затягиваясь, я вскидываю голову, и мой взгляд падает на выходящего из «Перлы» Дэнни О’Шонесси.

— Вот он, — показываю. — Наш новичок на соте.

— Чего прикажете с ним сделать? Дать под зад?

— Для начала. Ей-богу, Густав, этот чувак всю смену бегал нюхать кокс! А еще мы думаем, что он украл у Хавьера главный нож.

Густав навострил уши:

— Без дураков? Стащил главный нож Хавьера?

— Тсс! Сюда идет.

— По-твоему, меня волнует, слышит он или нет? Глубоко ошибаешься, малышка.

— Ради всего святого, Густав. Мне с ним работать.

— Не против, если я произведу небольшой… как его там? Обыск внутренних полостей тела?

Я хихикаю:

— По-твоему, он там его прячет?

— А что, некоторым нравится.

— Ладно, — обрываю его я, — пошли внутрь, холодно.

— Он подонок, это ясно. На роже написано. Представляешь, сколько Хавьеру придется пахать, чтобы купить другой нож? А этот отморозок… — восклицает он, когда Дэнни уже в полуметре от него.

— Не поминайте мое имя всуе. — Дэнни улыбается как человек, которому нечего терять. Он сменил белую униформу на свободные брюки и блейзер. Откуда, интересно, у повара деньги на такие стильные тряпки? Собственные ножи у нашего красавца при себе, в красном металлическом ящике с амбарным замком сбоку.

— Дэнни, это Густав, — говорю я, стараясь соблюдать приличия.

Густава моя любезность слегка смягчила, он протягивает руку:

— Здорово, рад познакомиться.

Глаза у Дэнни вращаются, того и гляди из орбит выскочат. Сам он покачивается из стороны в сторону, вытирая поочередно то нос, то уголки рта.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, — начинает он, — но сдается мне, тут попахивает косячком? Что-то я приустал, не отказался бы…

— Нет, — отрезает Густав и обнимает меня за плечи. — Мы с Лейлой как раз о ножах трепались. Ей «Сабатье» нравится, а по мне, так нет ничего лучше «Вустхофа». Ну а ты какую марку предпочитаешь?

Дэнни невозмутим, тема его, похоже, не смущает.

— У меня разные есть. Самый любимый — с зубчиками, без всяких там марок, я его в простом хозяйственном купил баксов за десять.

— Неужели? — говорит Густав. — Он у тебя главный?

— Он тоже. У меня несколько главных.

— Ха, — подытоживает Густав. Мол, вон оно как.

И мы все тупо замолкаем.

— Ты уж прости, Лейла, тебе сегодня из-за меня попало… Сама знаешь, как оно бывает.

— Она, может, и знает, — вмешивается Густав, — а я так нет.

— Значит, ты не работаешь на кухне, — говорит Дэнни, пытаясь таким образом заручиться моей поддержкой. Он и понятия не имеет, что на кухне Густав его может сделать одной левой.

— Разве?

— А что, работаешь?

— Вроде сегодня числился.

— A-а… Ну, тогда ты понял, что я имею в виду.

— Ты это о чем? Не о нагловатых ли новичках с дерьмом вместо мозгов и тягой к сортиру?

Дэнни смеется, причем вполне натурально, без истерических ноток. Не похоже, чтобы испугался. Скорее — в жизни не слышал ничего смешнее. В свете фонаря сизый фурункул выглядит так, будто он над ним поработал.

— Эй, Дэнни, — любопытствую я. — А ты часом не в курсе, что приключилось с той шоколадной звездой?

— А, это… Извини. Хотел попробовать, не думал, что Ноэль так взбеленится. Он какой-то дерганый, скажи?

Да что ты говоришь?

— Ладно, но в следующий раз, если захочешь чего-нибудь попробовать, попроси по-человечески, идет?

К нам приближаются три негра в мешковатых джинсах и гигантских дутых куртках.

— Йоу, Дэнни О! — хрипит один.

— Здорово, Джамал, как она, житуха, братан?

— Ниче, брат, ниче. Готов?

— А то! — заверяет Дэнни. — Рад был и все такое. (Это уже нам с Густавом.) До завтра, Лейла.

— Жду не дождусь, Дэнни.

— Еще бы. — Он прищелкивает языком и подмигивает.

Расставшись с Густавом у «Тайского дворца», я возвращаюсь в бар «Такомы», ополовиниваю бокал розовой «Маргариты» со льдом и ликером «Гран Марнье» и понимаю, что не отказалась бы от мороженого.